Во дворце, с порога аванзала с овальным окном исполнявший обязанности первого камергера герцог де Буйон объявил всем присутствующим о переходе трона к престолонаследнику: «Господа, король умер! Да здравствует король!» Людовик-Огюст, герцог де Берри, в возрасте 19 лет сменил на троне своего деда, став Людовиком XVI.
Итак, в 1774 году Людовик XVI, совершенно не имевший политического опыта, стал самым молодым королем в Европе. В исходном сценарии даже не предполагалось, что он станет королем, эта роль была отведена его отцу Людовику-Фердинанду и старшему брату Людовику-Жозефу Ксавье Бургундскому. Новый монарх был очень обеспокоен, когда на его плечи легло политическое бремя, доставшееся от деда. Оснований для беспокойства у него было достаточно, поскольку Людовик XV оставил внуку полный хаос. По мнению оппонентов, подписанием мирного договора Людовик XV поставил Францию под удар, настроил против себя заседавшее в парламентах дворянство – «защитников свободы» – и обложил страну чрезмерно высокими налогами. Если верить хронистам того времени, Людовик XV отправился прямиком в ад. Но что собой в реальности представляло Французское королевство, которое получил Людовик XVI в мае 1774 года?
В середине XVIII века Европа стояла на пороге современного мира. За последние два столетия европейским путешественникам удалось нанести на карту значительную часть обитаемой суши. По оценкам 1750 года, численность населения в мире равнялась 700 миллионов, из которых 140 миллионов приходилось на Европу. И все равно огромная часть мира оставалась terra incognita[206]. Население Франции в то время составляло около 27 миллионов человек и втрое превышало население Англии. При этом подавляющее большинство населения Франции, около 80 %, обитало в сельской местности, в то время как в Англии основной долей населения были горожане. Это означает, что три четверти государственных доходов Франции приходились именно на сельскую местность. Собственность на землю составляла основу французского общества, но темпы экономического роста были низкими, и разбогатеть можно было лишь одним путем – получив наследство.
Французское королевство уже сформировалось таким, каким мы его знаем сегодня, хотя в XVIII веке в его состав не входили Савойское герцогство, Ницца и графства Венессен и Монбельяр. И в то время по-настоящему крупных городов во Франции не было. Лишь Париж с населением 600 тысяч жителей и Лион с населением сто сорок тысяч жителей входили в двадцатку крупнейших городов Европы, но и они уступали Лондону, население которого составляло 750 тысяч. Рост городского населения наблюдался в основном в портовых городах – Марселе (90 тысяч жителей), Бордо (84 тысячи), Руане (72,5 тысячи) и Нанте (57 тысяч жителей). В них была сосредоточена международная морская торговля Франции, причем Бордо был центром работорговли.
Общество было разделено на три сословия, и это деление в той или иной степени определяло образ мышления и жизни всего населения Европы. Первым сословием считалось духовенство – священники, монахини, монахи и епископы. Оно отвечало за «духовную заботу» об обществе и благотворительность. Земля и политическая власть также были сосредоточены в руках высшего духовенства. Второе сословие составляли дворяне, и их задачей была защита королевства и его жителей от нападений врага. Третьим сословием была буржуазия. В него входили судьи, адвокаты, богатые купцы, фермеры и низы городского среднего класса. Так называемое четвертое сословие, которое почти никогда не упоминалось, включало подавляющее большинство низших слоев населения. Эти люди не имели ни собственности, ни политических прав и жили в бедности, когда не в полной нищете.
Вопреки распространенному мнению, Франция второй половины XVIII века была отнюдь не бедной страной: к приходу к власти Людовика XVI в 1774 году и вплоть до Французской революции 1789 года это была страна с самой высокой численностью населения в мире. Философ и математик Жан Лерон д’Аламбер писал: «Германия создана для путешествий, Италия – для проживания, Англия – для философствования, а Франция – для наслаждения жизнью». Богатая северо-западная часть страны представляла собой практически бесконечные поля, на которых возделывали зерновые и через которые пролегали основные дороги, а уровень жизни и качество питания на севере были выше, чем на юге.
В XVIII веке наука во Франции процветала, как никогда и нигде, и более четверти ученых были моложе тридцати лет. В окрестностях Парижа бурно развивалась химическая промышленность. В Жавеле производили отбеливатель, в Шатене – свечи и воск, а в Шарантоне-Сен-Морисе – нюхательные соли. В Анзене, деревушке на севере Франции, четыре тысячи рабочих ежедневно спускались в угольные шахты. Не латынь или английский, а именно французский стал общепринятым дипломатическим языком в Европе после заключения в 1714 году Раштаттского мирного договора, положившего конец Войне за испанское наследство. При русском и австрийском дворах вошло в моду говорить и писать на «языке Европы», и даже прусский король Фридрих II находил немецкий язык «варварским», предпочитая ему французский. По-немецки он обращался только к своим лошадям. И лишь Людовик XVI иногда переходил на английский язык на заседаниях министров, когда не хотел, чтобы заседавшие в Совете родные братья его поняли.
Но государство, доставшееся ему в наследство от Людовика XV, было государством контрастов. Франция не была тогда ни единой страной, ни единым народом. Практически в каждой деревне говорили на своем диалекте, а в каждом регионе бытовали собственные обычаи и привилегии. В то время как на севере Франции действовало общее прецедентное право, основанное на древних обычаях или негласных соглашениях, на юге действовало письменное римское право. В стране не было единой системы мер и весов, зато через край было постов оплаты проезда и таможенных пошлин, в результате чего проезжавших через Францию путешественников поджидала путаница правил и норм. Подобная ситуация, впрочем, сложилась не только во Франции: все без исключения европейские монархи проводили протекционистскую политику, направленную на ограничение международной конкуренции, что сильно тормозило развитие торговли и свободное перемещение товаров. Так, капитанам барж, перевозивших грузы по Рейну, на пути между Базелем и Роттердамом, приходилось платить пошлины 38 раз.
Классовое неравенство пронизывало все французское общество. Оно усиливалось всевозможными привилегиями, которые устанавливали первое и второе сословия – духовенство и дворянство. Эти два сословия придерживались принципа, который маркиз де ла Шетарди изложил в конце XVII века в своем трактате «Наставления молодому повелителю, или Мысли о порядочном человеке» (Instructions pour un jeune seigneur ou l’idée d’un galant homme): «Несмотря на то что человек должен быть воспитанным, он не должен относиться ко всем одинаково. Нет ничего более правильного, чем субординация». Юрист Шарль Луазо, сочинивший за сто лет до этого «Трактат о порядке и простых достоинствах» (Traité des ordres et simples dignités), тоже приводил обоснование классового разделения общества: «Невозможно всем быть равными; из этого неизбежно следует, что одни должны приказывать, а другие – подчиняться… Чины или иерархия духовенства достаточно хорошо известны. В состав духовенства входят священники, епископы, кардиналы и члены различных монашеских орденов. Дворянское сословие подразделяется на низших дворян, высших дворян и принцев. Третье сословие самое большое и включает различные классы: образованные простолюдины, банкиры, торговцы, крестьяне и рабочие».
Духовенство, численность которого доходила до 130 тысяч священников и монахов, составляло менее половины процента всего населения страны, будучи при этом «государством в государстве». Церковь владела огромными земельными угодьями, но практически не платила с них налогов. К примеру, в 1787 году церковь получила около 175 миллионов франков дохода, при этом dons gratuits[207] в государственную казну равнялись лишь трем с половиной миллионам франков. Основой духовенства были так называемые bas clergé, сельские священники, которые едва сводили концы с концами на portion congrue[208] или годовом жалованье. Отдельно от этой категории существовало haut clergé[209], которое в основном было знатного происхождения. Один из историков назвал эту категорию «внутренней дворянской колонией», а саму церковь – краеугольным камнем политического истеблишмента и аристократии.
Представители высшего духовенства практически не исполняли своих обязанностей, зато роскошно жили на полагавшиеся им по статусу доходы. Например, годовые выплаты архиепископа Страсбурга составляли 400 тысяч ливров, к которым прибавлялось еще 800 тысяч с его владений в Эльзасе, в то время как архиепископ Парижа довольствовался годовым доходом в 200 тысяч ливров. В 1764 году, после того как выяснилось, что не менее 40 епископов покинули свои епархии и переехали в Париж ради гламура и удовольствий, разразился огромный публичный скандал.
В число потомственного дворянства, насчитывавшего около 350 тысяч человек, входили проживавшие в Версальском дворце и поблизости придворные, а также помещики и постоянно живущая за городом знать. Этот класс назывался noblesse d’épée[210], потому что право носить шпагу имели только дворяне. Многовековой статус потомственного дворянства постепенно сводился к сугубо символической функции, грозя утратить свое социальное значение. Но пока что привилегии и строгая иерархическая структура девяти тысяч потомственных дворянских родов сохраняли позиции. Титулы герцога и герцогини были высшими. За ними следовали титулы маркиза и маркизы, графа и графини и бургграфа и бургграфини. На низшем уровне находились титулы барона и баронессы.