[223] относился к философии, в то время как libertinage des moeurs[224] – к тем, кто, будучи petits-maîtres[225] или frapparts[226], вел насыщенную эротическую жизнь.
Регентство герцога Орлеанского внесло свежую струю в дворянские кулуары и одновременно дало толчок бесконечной череде скандалов. При его правлении распутство стало синонимом «светского и секулярного паразитизма», закрытого мира с неписаными правилами. Распутники XVIII века сознательно искали моральные границы, чтобы их нарушить. С легкостью и естественной непринужденностью они сметали под кровать все формы добродетели и порядочности. Несмотря на то что Джакомо Казанова называл брак «могилой любви», он ни на миг не удерживал либертинов от внебрачных приключений.
Например, брак развратника и авантюриста графа де Бонневаля продлился ровно десять дней, после чего Бонневаль сбежал. Его новоиспеченная супруга больше никогда о нем не слышала. Граф Эдуардо Тиретта, заядлый игрок и ловелас, считал, что женщины «созданы, чтобы платить нам». Он отправился в Америку, где женился на дочери богатого торговца вопреки желанию ее родителей, а затем потребовал выкуп, чтобы расплатиться с долгами и расторгнуть брак. Герцог де Лозён оправдывал измену такими словами: «Но я был женат так мало, что об этом даже не стоит говорить!»
Некоторые развратники сменили galanterie, утонченное соблазнение, на débaucherie, жажду всяческого вида эротических утех, получившую королевское одобрение во времена правления Людовика XV. Шарль-Жозеф де Линь носил титулы принца Священной Римской империи, принца д’Амблиза и д’Эпинуа, графа Фаньоля, а являлся рыцарем ордена Золотого руна. Он дружил с Марией Терезией, которая признавала его «несколько легкомысленным», вел многочасовые переговоры с прусским королем Фридрихом II, переписывался с Екатериной II, был в хороших отношениях с французскими королями и даже считался кандидатом на польский трон. Де Линь называл себя космополитом, подданным «шести или семи стран: империи, Фландрии, Франции, Австрии, Польши, России и – почти – Венгрии», человеком мира, который всегда весел, «видит все в розовом цвете» и позволяет этому цвету доминировать в своем замке и гербе. Он дружил с авантюристами всех мастей и с удовольствием прожигал огромное состояние своего отца, который скончался, объевшись клубники. Де Линь, который хвалился, что его «всегда обожали старухи», был экспертом либертинажа. Он определил тонкую границу между либертином и развратником: «Либертин всегда находится в дурном обществе. Развратник всегда находится под влиянием дурной морали. Первый вульгарен физически, второй духовно. Первыми рождаются, вторыми становятся. Первые лицемерны, вторые гордятся своим распутством».
Самый громкий скандал разразился в 1721 году. На этот раз все границы перешел герцог Людовик Анри Бурбон-Конде, которого описывали как человека «очень ограниченного ума, который ничего не умеет и любит лишь веселиться и охотиться». Во время одной частной вечеринки герцог приказал напоить до беспамятства свою гостью, мадам де Сен-Сюльпис, раздеть ее догола на глазах у всех присутствующих, а затем объявил: «Пора киску покормить!» После этого женщине вставили во влагалище горящую свечу. Она получила ожоги и была навсегда искалечена. Но не герцог, который два года спустя был назначен премьер-министром Людовика XV, а мадам де Сен-Сюльпис стала предметом карикатур, в которых жители Парижа насмехались над «пожаром в ее дымоходе».
В городах не было недостатка в проститутках и вообще jolies filles[227]. В одном только Лондоне было более 50 тысяч проституток, то есть каждая пятая жительница Лондона в возрасте от 15 до 65 лет занималась проституцией. В Париже их число оценивалось примерно в 40 тысяч, из которых примерно две тысячи постоянно жили в Пале-Рояле или поблизости, а часть – в закрытых борделях. Например, Жюстин Бьенфе, известная также как Парижская Жюстин, по совместительству подрабатывавшая осведомительницей парижской полиции, держала знаменитый Hôtel du Roule[228], куда ежечасно заглядывали богатые и образованные представители fine fleur[229], в том числе Вольтер, Казанова, граф де Шуазель и герцог де Лавальер. Клиентам предлагали без спешки сделать свой выбор: «Вы можете прогуляться по нашим садам, Messieurs[230], и насладиться покоем и свежим воздухом. Более того, вы можете быть уверены, что все наши девушки абсолютно здоровы». Девушки в возрасте от 16 до 20 лет, одетые в белые муслиновые платья и рассаженные полукругом, ожидали клиентов в роскошном салоне. Торговля была исключена: прейскурант был фиксированным и включал такие позиции, как déjeuner avec une fille[231], обед и souper et nuit complète[232].
В 1791 году Анна-Жозефа Теруань де Мерикур издала книгу «Либертинский катехизис. Практическое руководство для проституток и юных девиц, желающих овладеть данной профессией» (Catéchisme Libertin. À l’usage des filles de joie et des jeunes demoiselles se décident à embrasser cette profession). В этом пособии содержались ответы на такие актуальные вопросы, как, например, может ли проститутка с венерическим заболеванием принимать клиентов или что должна говорить проститутка клиенту, когда хлещет его кнутом. Автор также советовала проституткам откладывать побольше денег, чтобы иметь возможность перестать работать, достигнув сорокалетнего возраста.
Желающий острых ощущений клиент мог заказать fouetteuse[233], и тогда его пороли розгами или прутьями от метлы. В XVIII веке слово fouetter в просторечии означало как половой акт, так и порку. Например, «Словарь разговорной и письменной речи» (Dictionnaire de la Conversation et de la Lecture), изданный в 1836 году, рекомендовал учителям пороть «маленьких детей» в качестве дисциплинарной меры. Порка была востребованной услугой в элитных борделях, а их владельцы хранили целый арсенал розог для обслуживания клиентов. Не только дворяне, но и просвещенные философы не гнушались порки; например, в одном полицейском отчете упоминается, что философ Гельвеций мог вступить в интимные отношения с женой, только если его в это время порол слуга. Другой философ, Жан-Жак Руссо, с детства мечтал, чтобы женщины пороли его по голому заду.
Если Людовик XV предпочитал девственниц якобы из опасений подхватить венерические заболевания, дворяне исследовали преимущества «защищенного адюльтера». За распутство приходилось расплачиваться. В высших аристократических кругах свирепствовал сифилис. Казанова в своих мемуарах писал, что у него был сифилис 11 раз. Единственным способом лечения был шестинедельный курс цинка, после которого у пациента выпадали зубы и волосы. В борделях пытались использовать презервативы, но не всегда успешно. Шарль-Жозеф де Линь описывал, как врач Жильбер де Преваль был приглашен в бордель герцога де Фронсака для демонстрации использования презервативов. Герцог поручил де Линю позвать заинтересованную аудиторию и тех, кто согласился бы принять участие в эксперименте: «Моя задача заключалась в том, чтобы обеспечить ему [врачу] два предмета для оценки. Это были парижские шлюхи, которых один из моих помощников подобрал в сточной канаве на улице Сент-Оноре. […] После того как мы сто раз повторили ему, что никакой спешки нет, он наконец завершил свою часть эксперимента и в течение двух месяцев следил за своим состоянием, после чего сообщил нам, что из этого можно извлечь немалую выгоду».
Появление презервативов не успело спасти бандершу Жюстин Бьенфе, которая скончалась от сифилиса в 1773 году. Ее место досталось мадам Гурдан по прозвищу la petite comtesse[234], блестяще справлявшейся со своими обязанностями. Гурдан, которая, как поговаривали, была наставницей любовницы Людовика XVI, мадам Дюбарри, исполняла все прихоти своих распутных клиентов. В 1775 году, например, хорошо осведомленный Луи-Филипп Орлеанский, внук бывшего регента Франции, писал мадам Гурдан: «Вчера утром мне встретилась очень хорошенькая девица; она живет на улице Сен-Дени, в доме уборщицы, на третьем этаже. Ее зовут Жозефина, она сирота и живет у своей тетки, которая работает прачкой. Вы получите 25 луидоров, если сведете меня с ней в течение недели. Такую девицу легко соблазнить».
«Любовь в сердце распутника умирает, если ее не кормить до отвала», – замечал величайший ловелас в истории Джакомо Казанова. Клиенты, желавшие продержаться всю ночь, принимали pastille à la Richelieu[235], названные в честь герцога Ришелье, того самого, который в начале Семилетней войны завоевал остров Менорка. Он был отъявленным распутником и носил почетный титул le professeur de plaisir de Louis XV[236]. Для себя и своих друзей он придумал афродизиак на основе шпанской мушки. Также популярностью пользовался опиум, ставший к концу XVIII века любимым наркотиком парижского и лондонского бомонда. На рубеже XVIII и XIX веков Англия ежегодно импортировала семь тонн опиума, из которого изготавливали таблетки и настойку – лауданум. Опиум прописывали и как болеутоляющее, и как снотворное для младенцев. Лишь позже медики установили, что маковый экстракт вызывает сильное привыкание; английский поэт Сэмюэль Кольридж в течение дня принимал 8000 капель лауданума, чтобы продержаться до вечера. Еще одним популярным в XVIII веке стимулятором был так называемый золотой клей – гидратная соль борной кислоты, или бура, которую ювелиры использовали при плавлении золота. Этот золотой клей, если верить рекомендациям, имел способность «проникать во все части тела, открывать все сосуды и благодаря тому, что он такой мелкий, попадать в те ткани, которые отвечают за репродукцию». В 1799 году химик Хэмфри Дэви открыл оксид азота, бесцветный газ без запаха, который в народе стал известен как «веселящий газ». Высшие слои общества использовали его, чтобы поднять себе настроение. В XVIII веке некоторые представители европейской знати нюхали и глотали его, чтобы развеять скуку.