[311] развернул крестовый поход против излишеств церкви, представители которой, по его мнению, – фанатики, а их цель – поработить людей. Вольтер называл себя «деистом», тем самым желая подчеркнуть, что он далек от церковных догм, но верит в «Высшее начало», которое сотворило мир. В представлении Вольтера атеизм, которого придерживались просвещенные философы Гольбах, Дидро и Меслье, представлял для общества откровенную угрозу. Впрочем, далекий от пиетета перед коллегами, Вольтер в большинстве своем называл их «дерзкими, бессовестными учеными, которые рассуждают неправильно». Вольтер даже прямо заявлял, что, «если бы Бога не существовало, его пришлось бы придумать».
Еще одна важнейшая фигура переходного периода эпохи Просвещения – французский философ Шарль де Монтескье, считавший необходимым вывести философию из пыльных профессорских кабинетов: «Философию не следует рассматривать изолированно, ибо она имеет отношение ко всему». Монтескье выносил теоретические размышления о человеке на всеобщее обозрение, а затем развивал их «на обычном языке благоразумных людей». По его мнению, разделение ветвей государственной власти – в частности, на духовную, светскую и судебную – создавало и гарантировало политическую свободу граждан. Философ 20 лет работал над трактатом «О духе законов» (De l’esprit des lois), опубликованном в 1748 году, и выступал в нем за мягкое правление, при котором принимаются мягкие законы: «Если бы в мире существовало государство, где люди прекрасно ладят друг с другом, где царят откровенность, жизнелюбие, здравый смысл и умение излагать свои мысли; государство бодрое, приятное, веселое, иногда неосмотрительное, зачастую импульсивное; государство, к тому же обладающее смелостью, щедростью, чувством свободы и своего рода честью, то не следовало бы пытаться помешать привычкам такого государства с помощью законов, иначе все его хорошие качества также оказались бы под ударом. Если же его природа в целом хороша, какое значение имели бы те немногие недостатки?»
Монтескье черпал теоретический материал из истории английской конституционной монархии, как, впрочем, и Вольтер, воздавший хвалу английской парламентской системе в «Философских письмах». И трактат «О духе законов», и «Философские письма» по требованию церкви были во Франции внесены в Index librorum prohibitorum[312].
У просвещенных философов было не слишком много почитателей. Они составляли городскую интеллектуальную элиту, жившую по большей части в Париже и его окрестностях и искавшую богатых покровителей и покровительниц. Их взгляды разделяла лишь небольшая часть богатой верхушки общества. У простых же людей в XVIII веке были другие занятия, нежели изучать сложные теоретические размышления о человеке и его положении в мире.
Как и представители дворянства, философы выступали за свободу, но не за равенство. Свобода была напрямую связана с собственностью, и просвещенные философы, такие как Дидро, Гольбах и Гельвеций, утверждали, что «равноправие в обществе» не может быть одинаковым для всех. На самом деле, по мнению Гольбаха, экономическая «уравниловка» была откровенно опасна, поскольку она «нанесет непоправимый ущерб и даже уничтожит республику». Гельвеций называл «полное равенство» une injustice veritable[313]. Да и в целом просвещенные философы считали равенство условностью, а демократическое общество – «вредным для крупных государств». Таким образом, Монтескье предупреждал своих читателей, что резкие политические или социальные перемены могут привести к потере правительством какого бы то ни было контроля. Вольтер питал отвращение к деспотизму, но считал полезным сохранить существующий порядок. «Некоронованный король Европы» не желал, чтобы им управлял «народ», который он называет la canaille[314] и заявлял, что девять из десяти неграмотных обывателей не нуждаются в просвещении, более того, «они его не заслуживают». Равенство для него – вещь самоочевидная, но в то же время «самая недостижимая». Например, Вольтера не волнует, умеют ли крестьяне читать, ведь «им все равно хватает работы на земле».
Благодаря союзу между gens de lettres[315] и gens du monde[316] начиная со второй половины XVIII века философы стали желанными гостями в литературных салонах Парижа. Мадам Дюдеффан, мадемуазель де Леспинас, мадам д’Удето, мадам де Неккер, мадам де Тансен и мадам де Жоффрен – все они соперничали за то, чтобы привести самых интересных и влиятельных писателей и философов в свой салон, где они могли бы свободно обмениваться идеями с другими гостями. Каждую неделю в одном из парижских салонов собирались люди, и только самые влиятельные или популярные могли попасть в любой салон в любой вечер недели. После 1770 года из закрытых общественных и культурных еженедельных мероприятий салоны превратились в политические собрания, на которых обсуждались идеи Просвещения.
Постоянным гостем в салоне мадам де Жоффрен был Дени Дидро. Он родился в 1713 году в Лангре, что к северу от города Дижон, в семье кузнеца. Сначала Дидро изучал теологию и переехал в Париж, планируя изучать право в Сорбонне, но вскоре бросил учебу. Он с трудом сводил концы с концами, подрабатывая переводчиком, и одновременно писал статьи для журнала Mercure de France. Его первую оригинальную работу, «Философские размышления» (Pensées philosophiques), опубликованную в 1746 году, церковь отправила прямиком в костер – что мгновенно принесло ему популярность в обществе. Второе сочинение, «Письмо о слепых, предназначенное зрячим» (Lettre sur les aveugles d l’usage de ceux qui voient), в котором Дидро рассуждал о разуме, вызвало у комитета по цензуре такое негодование, что философ почти мгновенно оказался в трехмесячном заключении. Естественно, Дени Дидро стал знаменитостью.
В 1750 году Дидро и Жан Лерон д’Аламбер приступили к новой работе – написанию «Энциклопедии» (Encyclopédie), которую позже назовут «интеллектуальным памятником эпохи Просвещения». Изначально предполагалось, что издание станет переводом английской двухтомной «Циклопедии» (Cyclopaedia) – медицинского справочника, опубликованного в 1728 году, однако оно в конце концов вылилось в титанический проект по сбору и систематизации всех имеющихся научных знаний и иллюстраций к ним. В результате «Энциклопедия» насчитывала 18 тысяч страниц. Первый ее том вышел 1 июля 1751 года, и в течение следующих 21 года сотни авторов написали для нее 20 миллионов слов в 72 тысячах статей. К счастью для покупателя, «Энциклопедия» продавалась отдельными томами. Подписчики платили за каждый 25 фунтов стерлингов – примерно в 300 раз больше средней почасовой зарплаты поденного рабочего. Парижский парламент нервировали леммы вроде следующих: «Поденщик – работник, который выполняет ручную работу и получает поденную оплату. Большую часть нации составляют как раз такие люди; их судьба должна значить для хорошего правительства больше, чем что-либо еще. Если поденщику плохо, то и всему народу плохо», или «Странноприимный дом: гораздо разумнее бороться с бедностью, чем строить все новые и новые богадельни». Церковь включила «Энциклопедию» 1759 года в Каталог запрещенных книг, и Дидро пришлось продолжать работу над проектом втайне. Тем не менее в общей сложности было продано 25 000 книг, половина из них – во Франции.
Одним из многочисленных авторов «Энциклопедии» стал Жан-Жак Руссо, сын женевского часовщика. В юности неудачи преследовали Руссо одна за другой. Он служил лакеем, был чернорабочим, нанимался учителем музыки и даже стал альфонсом мадам де Варан, которая была старше его на 13 лет. Руссо поселился вместе с ней и называл ее Maman. По его собственным словам, Руссо «не подходил для жизни в гражданском обществе, всех его неудобств, задач и обязательств, никогда не выдерживал усилий, необходимых для жизни среди людей».
В отличие от таких философов, как Дидро или Вольтер, Руссо не вписывался в парижский бомонд, в мире которого ему никогда не было комфортно. Вольтер в письме к философу д’Аламберу называл Руссо un charlatan étranger[317]. Со своей стороны Руссо, в отличие от Вольтера или Дидро, жаждал затворнической жизни: «Я ненавижу высшее сословие, ненавижу их положение, их резкость, их благодетельность и их пороки, и я ненавидел бы их еще больше, если бы не смотрел на них настолько свысока». Когда Руссо, разочарованный, переехал из Парижа в Монморанси, его навестил венецианский авантюрист Казанова. Никакого результата из этого визита, впрочем, не вышло – философ по-прежнему не желал иметь ничего общего с бомондом. «Мы нашли человека с правильными взглядами, который ведет простую и скромную жизнь… но так называемого дружелюбного человека мы не обнаружили. Он показался нам грубоватым», – так резюмировал свою поездку к Руссо расстроенный Казанова.
Великий поворот в карьере Руссо пришелся на 1749 год. По пути в венсенскую тюрьму навестить Дидро, отбывающего там наказание по постановлению цензурного комитета, Руссо от нечего делать читал газету. Его внимание привлекла статья о конкурсе Дижонской академии на тему «Способствовало ли возрождение наук и искусств повышению нравственности». Академия предполагала, что представленные эссе будут содержать утвердительный ответ, и большинство работ были именно таковы, но Руссо так не думал. Жюри осталось в восторге от его эссе, присудило ему победу, и это стало началом большого прорыва: «Я попал в новую вселенную и стал другим человеком». Позже Руссо переработал свое эссе в памфлет «Рассуждение о науках и искусствах», получивший известность под названием «Первое рассуждение», чем вызвал волну возмущения среди философов. Дело в том, что в этом своем п