Когда графиню впервые представили двору, она моментально завладела всеобщим вниманием благодаря не только своей очаровательной внешности, но и любезной манере держаться, которая поражала даже сильнее, чем красота. Ее пленительная внешность производила огромное впечатление, настолько естественной она выглядела, и ничто в ее образе не казалось искусственным или наигранным.
Королева, не моргнув глазом, погасила огромные долги Полиньяк и назначила ее гувернанткой дофина, за что Полиньяк получала ежегодное пособие в размере 80 тысяч фунтов стерлингов. Мария-Антуанетта и графиня де Полиньяк настолько сдружились и сблизились, что в Париже начали шептаться – нет ли между ними чего-то большего? Появились даже памфлеты под заголовками Les Fureurs utérines и Godemiche Royal[324], в которых королеву обвиняли в лесбийских отношениях с Полиньяк.
Мария-Антуанетта, однако, в первую очередь жаждала уединения. Она от души веселилась, удаляясь в Малый Трианон или на свою мини-ферму. Изначально Людовик XV приказал построить Малый Трианон в садах дворца для своей любовницы, мадам де Помпадур. Потом там жила мадам Дюбарри. Мария-Антуанетта, в свою очередь, получила этот увеселительный сад в подарок от супруга в 1775 году со словами, которые стали крылатыми: «Вы любите цветы, мадам, – я принес вам букет: это Малый Трианон».
Но для внешнего мира все выглядело так, будто королева – новая maitresse titrée. В «Маленькой Вене», как Мария-Антуанетта окрестила этот сад, ее окружали галантные кавалеры, фавориты, которые обязаны неустанно угождать государыне. Граф д’Артуа – младший брат короля, герцог де Лозён, барон де Безенваль, герцог де Водрёй и шведский посланник граф Аксель фон Ферсен кружили близ королевы, как заезжие балаганщики. Фабрики сплетен Версаля и Парижа работали, не прерываясь ни на минуту, как только речь заходила о вечеринках в Малом Трианоне. Говорили, будто граф фон Ферсен и королева страстно влюблены друг в друга, что на крыше Трианона на рассвете происходят оргии, что королева забеременела от своего шурина графа д’Артуа. Любые средства были хороши, чтобы хотя бы словами втоптать в грязь «величайшую шлюху Австрии». Еще в январе 1775 года королеву торжественно представляли в Парижской опере под пятнадцатиминутные аплодисменты зрителей, кричавших: «Vive la reine!»[325]. Год спустя веселье закончилось. Непрекращающийся поток памфлетов порицал образ жизни королевы. Французские подданные были сыты по горло ее роскошными, будто напоказ, нарядами, огромными турнюрами, высокими париками и безрассудным транжирством. Мария-Антуанетта потратила 250 тысяч фунтов на бриллиантовый браслет, содержание ее лошадей ежегодно обходилось в 200 тысяч фунтов, за создание английского сада вокруг Малого Трианона она выложила 150 тысяч фунтов, и на ночные азартные балы ушло не меньше нескольких сотен тысяч. Мария Терезия, мать Марии-Антуанетты, предвидела надвигающуюся бурю. 30 апреля 1776 года она написала австрийскому послу Мерси-Аржанто: «Я с сожалением в сердце наблюдаю за упрямством, с которым моя дочь ведет бурную жизнь, и с ужасом представляю себе последствия, которые однажды могут причинить ей немалый вред». В январе 1777 года Мерси-Аржанто написал эрцгерцогине, что по просьбе королевы он подсчитал ее долги, «потому что она сама не вспомнит общую сумму». Мария-Антуанетта, по подсчетам посла, задолжала более 400 тысяч фунтов стерлингов – практически свое годовое жалованье.
Неудивительно, что в народе Марию-Антуанетту окрестили «мадам Дефицит» даже до скандала с бриллиантовым ожерельем!
Самая распространенная сплетня гласила, что Людовик XVI страдает импотенцией. И действительно, за семь лет брака с Марией-Антуанеттой детей у них так и не появилось. Этого было более чем достаточно, чтобы эрцгерцогиня Мария Терезия занервничала: Людовик XVI имеет право расторгнуть бесплодный брак, и этот развод может поставить под угрозу союз Франции с Австрией. Для Мерси-Аржанто, однако, было очевидно, почему королевская чета до сих пор бездетна: «Он [Людовик XVI] живет днем, а она [Мария-Антуанетта] – ночью. Он ложится спать в одиннадцать часов и встает рано, где-то между семью и восемью. Она гуляет вечерами и играет с друзьями в азартные игры до 3–4 часов утра». Эти сплетни послужили поводом для первых сатирических памфлетов о королевской чете в 1775 году («Сможет ли король? Или не сможет?»). И с каждым годом памфлеты становились все откровеннее.
В 1777 году эрцгерцогиня Мария Терезия отправила своего старшего сына Иосифа II выяснить, что же именно происходит. Его нельзя было назвать экспертом по отношениям между мужчинами и женщинами, поскольку с женщинами он едва умел общаться, однако эрцгерцогиня надеялась, что серьезный разговор с Марией-Антуанеттой и Людовиком XVI сможет внести ясность. Беседа с младшей сестрой буквально началась с нотации: Мария-Антуанетта – un bonne à rien[326], ничтожество, которое не выполняет обязательств перед своим мужем. Его наставления говорят сами за себя: «Ты хотя бы стараешься угодить королю? Подумала ли ты о последствиях своих связей и приятельских отношений, осознаешь ли ты ужасные последствия своих азартных игр?» У Людовика XVI открылась другая беда, король, по крайней мере если верить дошедшим до нас легендам, страдал от проблем медицинского характера: монарху от природы досталась слишком маленькая крайняя плоть, из-за чего каждая эрекция была мучительной. Но, по словам Иосифа II, за слишком тугой уздечкой Людовика XVI крылась еще более веская причина, по которой у него до сих пор не было детей. В письме, которое Иосиф II адресовал своему брату Леопольду, приводится следующий анализ: «Вот в чем проблема: у него [Людовика XVI] сильная эрекция, он входит в нее, держится неподвижно две минуты, потом выходит, не эякулируя, а затем, сохраняя полноценную эрекцию, желает ей хорошего сна». Король не просто боялся самого процесса, не только страдал от натяжения крайней плоти – у него развилось полноценное тревожное расстройство.
Визит Иосифа II в Версаль, однако, удался. Резкие слова императора не прошли даром: les deux franc maladroits, двое неуклюжих, как он называл своих сестру и шурина в письме к брату Леопольду, справились, и даже Людовик XVI преодолел свое сексуальное отвращение. В апреле 1778 года Мерси-Аржанто ликовал по случаю отсутствия revolution mensuelle[327] у Марии-Антуанетты. Королева наконец-то беременна!
Разумеется, оставить беременность королевы на волю случая было невозможно. Вот как писал об этом своей эрцгерцогине Мерси-Аржанто: «Первый врач и акушер уже две недели ночуют в комнате рядом с покоями королевы. Для королевского ребенка уже пригласили четырех nourrices, кормилиц, но только после родов будет решено, кто из них будет кормить грудью, а остальные три пойдут в запас на случай проблем. Люди проявляют огромный интерес к беременности королевы. В Версале собралось более 200 человек, которые обычно живут в Париже».
Роды королевы – событие публичное, все члены семьи и двора должны свидетельствовать, что ребенка не подменили сразу после родов. Следить за ними Мария-Антуанетта поручила своему гувернеру Вермонду. 19 декабря 1778 года, когда Вермонд объявил: «La reine va accoucher!»[328] – в коридорах началась настоящая давка. Если верить мадам Кампан, ажиотаж был настолько велик, что думали даже убрать мебель в спальне Марии-Антуанетты. Вокруг кровати королевы толпилось столько людей, что не каждому удавалось пошевелиться. Некоторые пытливые натуры даже забрались на камин, чтобы получше разглядеть роды.
В тот же день Мария-Антуанетта родила первую дочь en plein public[329]. Девочку назвали Марией Терезией в честь бабушки.
Но, разумеется, появление первого ребенка в королевской семье не смогло утихомирить сплетни о развратной жизни Марии-Антуанетты. В декабре 1775 года королева уже жаловалась на «эпидемию сатирических песен. […] Меня не щадят, открыто заявляя, что я люблю как женщин, так и мужчин». По мнению королевы, рифмы «звучат настолько примитивно, что не могут иметь никакого успеха». Но королева ошибалась. Народ снова и снова «узнавал» о предполагаемых сексуальных скандалах Версаля, в которых Марии-Антуанетте каждый раз отводилась главная роль. И хуже всего было то, что постепенно общество начинало верить в эту клевету. Марию-Антуанетту называли l’Autrichienne[330], дочерью заклятого врага – Австрии. Историк Роберт Дарнтон полагал, что причина появления подобных памфлетов – «низкий уровень просвещения», то есть сопротивление, исходящее не от «разумных», а от низших слоев общества.
Сатирические тексты, так называемые bon mots, свелись к чистой кампании ненависти, которая не обошла и короля. Генерал-лейтенант полиции Жан-Шарль-Пьер Ленуар называл их авторов des excrements de la littérature[331], но не мог воспрепятствовать продаже тысяч брошюр из-под полы, а то и в кафе. Доходило то того, что люди в качестве заработка заучивали памфлеты, а затем обходили Пале-Рояль, пересказывая их вслух.
Тексты многочисленных песен, ходивших по Парижу, говорили сами за себя. В одной из них пелось: «Людовик, если ты хочешь увидеть, как выглядит бастард, рогоносец и шлюха, посмотри в зеркало, и вдобавок ты увидишь королеву и свою дочь». В памфлете «Любовная колесница Туанетты» (Les Amours de Chariot et Toinette), опубликованном в 1779 году, королеву называли jeune etfringante[332], а Людовика XVI изображали как tres Auguste, était mauvais fouteur[333]. В этом описании можно было прочесть сразу два смысла: король представал одновременно «императором» и «клоуном», но так или иначе оказывался «жалким ухажером, который ни на что не способен».