В приборы наблюдения не видно было ни черта – по Зееловским высотам молотила артиллерия сотнями стволов, немцы огрызались как могли, сверху в не разбираемой с земли собачьей свалке дрались десятки самолетов, оттуда сыпались бомбы, вокруг горели подбитые машины, и потому пыль с дымом заволакивали все вокруг.
Пришлось привычно с биноклем в руке выбираться за башню – просто наобум ехать было смертельно опасно. Вроде и оборона немцев подавлена артподготовкой, но в предполье все густо заминировано, изрыто воронками и ловушками, да и перегорожено всеми известными видами противотанковых и противопехотных заграждений. Полным комплектом. И потому выбрать дорогу для танка было очень непросто. Надо сориентироваться и вести батальон. Велел наводчику и заряжающему вести огонь самостоятельно. Благо наводчик (как называли тогда – командир орудия) был и командиром танка, майор Бочковский – комбат, ему всеми командовать надо, а Герасим Троеглазов себя показал отличным танкистом. Вот сейчас он и лупил, высовываясь из люка для корректировки.
Воспитанник Вовка Зенкин первым подхватился, когда по броне звонко хлестануло осколками от близко рванувшего снаряда. Только командир вылез – и тут же грохнуло. Троеглазов высунулся из люка, глянул. И горестно понял – не ошибся Вовка.
– Командир ранен!
Бочковский скорчился, привалившись к каткам. Планшет валяется, карта только что развернутая присыпана ошметками земли. Руки в крови. Вовка похолодел – низ живота командир зажимает, самая паршивая рана в живот! Кроме мехвода, который обязан был сидеть за рычагами, ссыпался весь экипаж помогать. Тут в танк еще прилетело, осколками цапануло всех, кроме Володи. Рация накрылась, и ход танк потерял. Все плохо, и из командира кровь течет – не унять. Перевязали командира и себя тоже, а дела неважные.
Вовка под огнем добежал до ближайшего танка. Погнали забрать раненый экипаж. Загрузились и помчались, не теряя времени, в тыл – живот распороло комбату здорово, одна радость – кишки не выпали, хотя брюшную стенку разодрало страшно. Радист тут же в бригаду сообщил: Бочковский ранен!
Доехали до медпункта, что в деревне. Медики завозились, сделали что смогли, но тут без операции серьезной не обойтись. Значение умелого рейдера было велико – за ним тут же прислали санитарный самолет. Катуков велел забирать отсюда, прямо с Кюстринского плацдарма: по переправе перла приоритетно наступающая техника, и немцы долбили по ней, чем могли. Начсанупр армии послал самого толкового, только и успел приказать: «Немедленно получите обстановку на вылет, тяжело ранен Герой Советского Союза комбат Бочковский, эвакуация в Ландсберг».
Летчик Колышкин обстановку получил еще раньше, нанес вероятную линию фронта на двухверстке, проложил маршрут и вылетел туда, где шла яростная молотилка: немцы как раз бомбили ту деревню, где были медики и раненый майор. Ориентиром были Зееловские высоты, деревня и переправа. Шел на бреющем, сел с ходу между воронок.
Как уж летчику удалось сесть – танкисты не поняли. Они на своем сантранспорте, который танк Т-34, привезли истекающего кровью майора.
Раненого погрузили в гондолу, придержали самолетик за хвост, чтоб разбег покороче был – и порхнула пташка между воронками, увозя плачущего командира в госпиталь. Это у летчика Колышкина был шестьсот семьдесят первый тяжелораненый, эвакуированный с поля боя. То, что железный Бочковский расплакался – поразило не только малолетнего Вовку, но и взрослых. А слезы потекли непроизвольно – не от жалости к себе, не от боли даже, а потому, что ясно стало танкисту – Берлин он брать не будет, без него гадину добьют. Так не вовремя вылез из башни! Прямо как нарочно.
Горел пять раз, был шесть раз ранен, получил три контузии и перенёс семнадцать операций. На его личном счету было 36 танков врага. И вот тут – так не повезло!
Хотя как сказать – везение странная штука. Везучие Темник и Федоров в Берлине погибли. Полковник со знаменитыми усищами, которым безуспешно пытались подражать многие танкисты, погиб от фаустпатрона, когда из-за нехватки пехоты организовал боевую группу из штабных и тыловиков бригады и атаковал, выполняя приказ, не успевших закрепиться на новом рубеже отступающих немцев.
Его друг, командир полка ИСов, просил его подождать 10 минут, когда он по полученному им приказу сможет помочь в этой атаке. Но Темник ответил: за десять минут они оборону наладят и выпустят танкам ливер! Немцы закрепиться не смогли, очередной шверпункт не состоялся, но успели влепить неприцельно фаустпатроном в мостовую рядом с полковником, и дробленые взрывом булыжники буквально изрешетили офицера каменными осколками. Умер на глазах прибежавшего друга – того, из полка ИСов.
Федоров, ни разу за всю войну не раненый, чуть-чуть дольше, чем нужно, засмотрелся на диковинных зверей во время боя в Тиргартене, когда немцы уже драпанули. Простительно для молодого парня, таких животин ни разу в жизни не видевшего. И был убит пулей в лоб в самом конце боя. Если кто помнит озеровские фильмы «Освобождение» – там как раз этот эпизод есть.
Так что в свой батальон Бочковский вернулся уже в августе. Его командир танка Троеглазов ухитрился из госпиталя практически сбежать, догнать своих, но в Берлине его еще раз ранили, и медики, наконец, получили его обратно.
Воспитанник Володя Зенкин был принят в тот танк, что вывозил раненого. Машина сгорела под Берлином, взяли на другую – и довоевал мальчишка до Победы. Комично, что когда ему подошел возраст – его призвали на срочную службу, и получился новобранец с таким солидным боевым опытом и наградами, что начальство только руками разводило.
Бочковский дослужился до генерал-лейтенанта. Остальные работали кто кем – но именно эти люди, победив в лютейшей войне, потом мало того, что отстроили все разрушенное, оживив буквально мертвую землю, так и страну накормили и защитили. И так берегли своих потомков от всей бывшей с ними на войне жути, что потомки засибаритствовали и слили все доставшееся им на халяву…
4. Корнев
После уничтожения батареи орудий крупного калибра у города Сумы был сбит немецкими истребителями на отходе, из пылающего штурмовика пришлось прыгать с парашютами. Приземлились оба – и пилот и стрелок – нормально, но бежать оказалось некуда – к месту их посадки сбежались какие-то вооруженные фрицы и взяли в кольцо.
До темноты отбивались, сидя в заросшем кустами овраге, отстреливаясь от лезущих на рожон гансов. Те оказались, судя по всему, какой-то наглой, но не обученной пехотному бою тыловой сволочью. Без гранат, пулеметов и опыта сначала кинулись толпой, как бараны, нарвались на плотный огонь из двух пистолетов, потеряли несколько человек и так же, толпой, кинулись убегать, потеряв еще несколько человек.
Летчики после прошлого своего анабазиса сделали выводы: и стрелять потренировались и патронов брали побольше, чем две обоймы. Бортстрелок трофейным автоматом с двумя магазинами разжился, возил с собой в полеты. И даже немного пехотным премудростям поучились, благо среди техников были люди, в этом разбиравшиеся. Оказалось, как показал личный опыт, что по-пластунски ползать иногда и полезно, отчего поначалу было много иронии со стороны сослуживцев, переиначивавших пафосные строки из хрестоматийной «Песни о Соколе» Максима Горького: «Рожденный ползать – летать не может» на разные лады. На это Корнев отшучивался, что рожденный летать – ползать обязан, особенно если летать после перехода линии фронта хочет. В общем, немного научились, как на земле воевать.
Это как раз и помогло. Сам Корнев считал, что будь там вокруг оврага нормальные немецкие пехотинцы – до темноты штурмовики не дожили бы, а вот эти придурки сначала нагличали без меры, потом откровенно трусили. Перестрелка шла не шибко интенсивная, патронов хватило. Самого Корнева ранили в левую руку – к счастью, легко, а уже когда совсем почти стемнело, наповал был убит бортстрелок. Командир эскадрильи сумел, взяв документы и пистолет своего друга, просочиться по кустам мимо немцев, или кто там был в оцеплении, и уйти. И второй раз явился к своим после перехода через линию фронта. И опять – с документами и оружием.
Потом оказалось, что в том бою при овраге экипаж ухитрился выбить немцам около 20 человек – в это не верили, но факты вещь упрямая. Особенно когда боев рядом не было, а кладбище с крестами – вот оно, на виду. Ну да, когда фрицы сдуру ломанулись кучей – как раз им пыл и сбили, бежали-то в плен брать, а не срослось.
Количество боевых вылетов к тому времени у Корнева дошло до двухсот. За бои по освобождению Украины заслуженно получил звездочку из золота. Всего до конца войны насчиталось 277 штурмовок. Преподавал в Киеве, готовил боевых летчиков – и хорошо готовил.
5. Бондарь и Поппендик – пока неизвестно, что с ними случится, потому как один продолжит свою деятельность в «Нахальном минировании – 2», а другой в «Бреслау».
Заигрывающие батареи – на этом заканчиваются.
И спасибо за внимание!