-то и рутинно — отношение было наплевательское. Многие уже были уверены — жить осталось недолго, так чего не пожить в свое удовольствие?
Русский штурм провалился, с налета взять город не вышло. Рассказывали о десятках тысяч убитых азиатов и сотнях сожженых танков. Так ли это было — Поппендик не брался судить, но прикрывавший его участок полк Мора был отправлен на передовую, на юг, а вместо них на оборону северных рубежей, а вообще-то на отдых и переформирование прибыл изрядно трепаный другой полк и в нем людей было вряд ли половина с первоначального количества.
— Господин лейтенант! — внезапно окликнул шедшего на очередной тур получения подписей и согласований закопченный солдат в драной и густо запачканной кирпичной пылью шинели. Вид у него был настолько неподобающ, что танкист еле удержался, чтобы тут же не начать разнос. Но — голос показался знакомым. Не ошибся — этот парень был из его взвода. Из бесславно провалившейся на мосту кошки. Как на грех, вспомнить его фамилию сейчас не получалось.
— Вот так встреча! — поднял в удивлении брови.
— Господин лейтенант, возьмите меня к себе! — тут же выпалил бывший подчиненный, стараясь принять максимально бравый вид. Получалось не очень.
— А Йозеф тоже тут?
— Нет, господин лейтенант, он погиб.
— Здесь?
— Там еще!
— Так, веди меня к своему начальству! — странно, это известие скорее обрадовало Поппендика.
Командовал взводом ефрейтор, а ротой — унтер-офицер, от которого шибало крепким запахом шнапса. Да и людей осталось что-то маловато.
Договорились быстро — за три литра крепких напитков, которые тут же старшина и прислал с посыльным. Телефон городской — определенное благо. Зольдата Поппендик забрал с собой, а на следующий день поехал в штаб с отношением о переводе. Всего полдня возни — и блудный сын вернулся в лоно.
— Как прошла засада и погиб мой водитель? Надеюсь, вы сожгли танковую колонну русских? — спросил у своего танкиста Поппендик, когда тот на следующий день привел себя в порядок и не производил такого убогого впечатления, которое у любого строевика вызывало зубную боль и резь в животе.
— Нет, господин лейтенант… — замялся найденыш.
— Так рассказывай, черт тебя дери!
— Мы поставили танк поперек дороги, ствол навели в сторону, откуда ожидали приезда русских — Йозеф сказал, что они рано утром везут на передовую всякие грузы, затемно еще. Вот мы и ждали. Я держал снаряд на коленках, в стволе уже был осколочно-фугасный. Каюсь, я задремал, господин лейтенант. Полагаю, что и остальные тоже.
— Молодцы, не посрамили! — фыркнул Поппендик.
Танкист глубоко и покаянно вздохнул.
— И дальше что? — спросил подчиненного, уже понимая, что вместо героической засады получился гиньоль. Или — учитывая, что перед ним всего один из трех — скорее макабр.
— Я проснулся оттого, что кто-то открыл люк. Уронил снаряд, пытался вскочить, но оказалось, что рука затекла. Йозеф уже выскочил из башни, Пауль — следом. А я не мог подтянуться, рука срывалась. Когда выскочил, увидел, что с другой стороны приехало несколько русских саней. Русских было два десятка!
— Разумеется, так бы вы и справились с ними. Не надо мне тут сыпать пыль на уши. Двое-трое, а? Я же не пропагандист, а твой командир.
— Все же не меньше пяти, господин лейтенант. Йозеф дрался на дороге с русским, Пауль выстрелил несколько раз в остальных и прыгнул в Швиммваген. Русские ответили из винтовок и пистолетов — у них были пистолеты. Тут машина поехала и я в нее тоже вскочил.
— А Йозеф? — недовольно поморщившись, спросил лейтенант.
Рассказчик неуверенно пожал плечами:
— Полагаю, он погиб, господин лейтенант.
— Ты это видел? Собственными глазами? — пристально поглядел Поппендик.
— Никак нет! Но он не побежал за машиной!
— Как он дрался, ты говоришь? — прищурился лейтенант.
— Ну они возились на дороге, он и двое русских.
— То есть, вы удрали, бросив товарища и исправный танк? Отвечай, моргать глазами не надо мне тут!
— Господин лейтенант! Вероятнее всего, Йозеф, выскакивая из машины, привел в действие подрывной заряд! И я уверен, что он уже был мертв, когда мы уезжали! — уперся подчиненный. Видно было, что он напуган перспективами разбирательства и Поппендик был на все сто процентов уверен, что эти три героических болвана, уставшие после ночной возни с заправкой тягача и беготней на морозе — пригрелись в собачью вахту и мертвецки заснули. Так что русские свободно подъехали, удивились, полезли в танк и дальше сумели спеленать водителя, а два молокососа удрали в панике. Небось ума не хватило взяться за оружие, так пистолеты в кобурах и лежали. Впрочем, русские обозники тоже хороши гуси, будь они из боевых подразделений — сунули бы в танк пару гранат. Хотя и так трофей получили достойный и без фарша внутри, чистенький. Садись, да езжай. То, что разбуженный герой — штаны с дырой — Йозеф спросонья успел включить подрыв — не верилось. Хоть и сидел этот дурак на командирском кресле, но незнакомо ему там все было. Особенно, когда русский открыл люк и полез внутрь.
— Молодцы! Герои! С такими мы навоюем! — фыркнул бывший командир взвода.
— Русские внезапно и коварно подкрались!
— Разумеется. Куда делся Пауль?
— Он был тяжело ранен, его вывезли авиацией уже отсюда, господин лейтенант.
— Можешь быть свободен! — смилостивился Поппендик. Давать хода этому разбирательству он не собирался, но когда подчиненный знает за собой вину — командовать им проще. Так — то наводчик раньше был услужливым и на фоне необученных придурков хотя бы стрелять умел, а то, что его загнали в пехоту — лишний раз показывало развал и бедлам в осажденном городе.
Второй комендант Бреслау продержался около месяца — и как и пророчил мудрый старшина — его тоже «съели». Готовился решительный прорыв через русские позиции к основным силам фельдмаршала Шернера. Нужны были ударные части и комендант фон Альфен просил прислать парашютный полк, который бы возглавил удар и потянул за собой в прорыв — как иголка — нитку — и основные массы гарнизона..
Прислали батальон. Один. Поппендик мельком видел, как маршировали по улице эти ударники, но странные ощущения возникли — много людей в чинах, много наград, вроде бравые и маршировали неплохо… только вот создалось впечатление у лейтенанта, что как-то не так держат эти десантеры свои винтовки и автоматы. Хмуро фыркнувший на сказанное всезнающий старшина вмиг вылил ушат ледяной воды на возникший было энтузиазм наивного танкиста.
— Это жертвы Геринга. Слыхал, про авиаполевые дивизии? Из сосланных в пехоту ребят из Люфтваффе? — усмехаясь одним уголком рта, спросил вечно мрачный гауптфельдфебель.
— Кто ж не слыхал об этих несчастных придурках… Так эти — что, тоже?
— Ага. Это — безлошадный персонал бомбардировочной авиации. Летчики, штурманы, воздушные стрелки, техники, оружейники и прочие и прочие… Когда ты последний раз видал в небе наших бомберов? Вот и я тоже. Это — последние огрызки мощного бомбардировочного флота.
— Вот то-то я гляжу — наград много, а винтовки держат, словно в первый раз в руки взяли! — сообразил Поппендик.
— Ну так и впервые. Сам суди — на кой черт экипажу «Юнкерса» винтовка?
— Ясно, как божий день — накрылся прорыв — кивнул Поппендик.
— Генерал Альфен тоже. При связистах наших, не стесняясь, он требовал заменить этот батальон, как непригодный для ведения боя в поле. И не сдерживался в выражениях. Судя по всему — одним махом он оскорбил и Геринга и Шернера. Это ему не простят. Скоро его кресло будет жечь ему задницу, словно он простой танкист — заявил пророк в звании гауптфельдфебель, разливая по стопочкам что-то особенно душистое.
Как в воду смотрел.
Прорыв провалился, едва начавшись. Город горел, на юге и западе все время грохотало.
А в Бреслау прибыл новый комендант — генерал Нихоф. Ехидный всезнающий старшина не преминул заметить, что только с третьей попытки. Русские обложили Гундау прочно и все время долбят по взлетному полю и всем строениям аэродрома. Глушат радиостанции, ловят самолеты на подходах. Первые два самолета были подбиты и вернулись, не довезя нового коменданта, только третий смог сесть на обстреливаемый русскими аэродром. Хитрый пилот вырубил двигатели и тихонько спланировал, словно он ночная ведьма на «швейной машинке». Стреляный воробей! А генералу эти засранцы крылатые даже парашюта не дали! Слышали штабники, как он ругался.
— Дружище, ну и что напророчишь на этот раз? — спросил своего заместителя Поппендик.
— Весна наступила. Чувствуешь, пахнет? — ответил старшина.
— Воняет гарью. Так весь февраль так было. Сначала мы сами жгли окраины. Потом — русские — честно признался Поппендик, старательно нюхая воздух.
— Ах, увы нам, немецкая романтичность и сентиментальность пали смертью героев… — патетично запричитал дрезденец.
— Да ладно тебе. Пока русские не преуспели. Ломятся бессмысленно и бесполезно, несут потери, а даже аэродром не взяли! — сказал лейтенант.
— И это говорит один из разумных! — возвел глаза к небу, то есть кирпичному своду подвального потолка гауптфельдфебель.
— Спасибо за комплимент, но смотрю ты не так считаешь?
— Мой наивный друг, мне стыдно толковать тебе, увенчанному офицерскими погонами, что мне странны твои речи, словно ты свежепринятый гитлерюгендовец, а не бритый жизнью воин! Ты же учил геометрию и арифметику? Так ведь?
— Разумеется!
— Ну так реши простую тактическую задачку. Основная цель русских — твой родной Берлин. И туда они прут всей силой. Мы заблокированы и уже не мешаем. Если бы смогли устроить прорыв и соединиться с армиями Шернера — тогда наступление на Берлин спеклось бы мигом. Но с прорывом — не вытанцовывается вальс. Хотя за февраль только трижды обещали, что скоро-скоро все будет в порядке и вот-вот. При том нас тут в городе под полсотни тысяч, не считая даже фольксштурм. Так все говорю?
— Так — кивнул лейтенант.
— Значит, если в городе 50 тысяч войска, то, чтоб их сдержать- надо бы иметь минимум двукратное, а с учетом резервов — трехкратное превосходство. А иначе осажденные прорвут в выбранной ими точке кольцо и попрут куда хотят или куда попало. По тылам. Мы — внутри круга, нам проще и ближе перебросить резерв