плен закидывали гранатами принимающую сторону, многократно описаны в документах и литературе по обе стороны фронта в разных вариантах и в разных войнах – давным-давно такое делается.
– Тэпэч, дурачье, – согласился Валеев.
– Нет, взводный, они не дураки все же. Просто распустились и разбаловались. Так всегда – как только думаешь, что бога за бороду держишь – что-нибудь да и крякнется. Теперь тут они ощетинятся, носом чую. В следующий раз нам так уже будет не провернуть дело, – заметил рассудительно погоревший на пистолете у «языка». Придется мудрить, чтоб убедительно вышло. Эти-то даже не рыпнулись, когда мы пистолеты, ножи и лопатки повыдергивали, даже на то не отреагировали, что руки опустили. Совсем уши развесили…
– Что предлагаешь?
– Чтобы одной рукой кидануть гранаты. С самого начала самого косячного в группе я бы заставил нести ствол какой, винтовку – за ремень, демонстративно, не по-военному, а по-бабьи.
– Это зачем?
– Так если что, то стрелять в него стали бы, ему первые пули, потому что в него целились бы. Тут психология такая: идут сдаваться, а один с оружием – значит, именно его на прицел. Ну, а ему задачу нарезать – как начнется, падать плашмя, тогда жив останется. Понятно, его пустить самую чуть в стороне позади, чтобы остальные вперед прошли, это важно. А вот остальные пусть несут в руках, тоже демонстративно, кто каску, кто сумку противогазную, кто планшетку или ремень с подсумками.
– Так мы, считай, так и бежали. В чем смысл?
– Вот тут шалости с веревочками. С немецкими гранатами, но не колотухами, а яйцами. Их понапихать да добавить к ним шашек по 200 грамм, можно и просто запалы немецкие из колотух вытащить и к шашкам примотать – они подходят. К взрывателям веревку подлиннее, лишнее в рукав убрать, чтоб полметра было – на броске инерцией вырвет, а уронишь – и ничего страшного. Вот этим и нарезать задачу: как стрелять начнут в того, кто с оружием – просто кинуть, что несешь. Или по ситуации наоборот – прикажут им остановиться и кинуть, они и кинут, только не под ноги.
– А разгильдяй с винтовкой?
– После тот, кто с винтовкой, падать и стрелять станет.
– Каска с гранатой и парой двухсотграммовых шашек – это серьезная хрень, – кивнул серьезно сапер. Видно было, что он прикидывает что-то свое.
– Думаю, еще можно кого-то в командирскую фуражку нарядить, а то и НКВДшную, и вести в плен. Чтоб шел, упираясь и ругаясь (как без этого!) без ремня, руки за спиной связаны. Ну, а в руках понятно что, да и на спине пришить петельки, а в них пару наганов – тем, кто его под руки волочет, только руку протянуть. Ну, именно потому, что если этого не сделать, то и происходит всякое.
Все мужчины при отсутствии женщин и начальства обязательно становятся мальчишками, и тут получилось так же: нафантазировали много и от души. Кое-что, вроде запрятанных в рукав шинели гранат с подшитыми колечками, было вполне исполнимо, другие мысли носили слишком вычурный характер, но после такого тяжелого дела надо было почесать языками и отмякнуть душой. И песни попели – но аккуратно и вполголоса, потому как погоревший на «языке» разведчик рассказал о дружках своих, вернувшихся с поиска успешно и устроивших хоровое пение под аккордеон. Хорошо пели, громко и задорно, ровно до того момента, как прилетело на полянку несколько тяжелых чемоданов – явно хор засекли по звуку и уложили или покалечили всю счастливо вернувшуюся группу. И аккордеон разнесло на тряпочки и кнопочки. К этому рассказу отнеслись с пониманием и глотки не драли.
После пения наговорились и друг друга похвалили – один летчик оказался весьма толковым боксером, а второй в рукопашке оказался совсем не силен, лопатку захватил только для защиты – живот ею прикрывал, зато из пистолетика дамского отлично отстрелялся по двум фрицам.
– Я из детдомовских, там без драки никак было. А после и боксом занялся – секция бесплатная, и готовили нас хорошо, еще до авиаклуба, – прошепелявил через бинты укушенный крепыш.
– Ножиком ты тоже хорошо махал! – уважил приятеля похвалой второй летун.
– Так безотцовщина, в кармане финский нож… Романтика, дурь в мозгах свистящая.
– Ну да, я тебя режиком заножу, будешь дрыгами ногать…
Оказали уважение и бывшему начальнику роты, благодаря которому пулеметный огонь был налажен моментально и явно остудил желание немцев вернуть высотку немедля. Штрафник принял похвалы невозмутимо и даже блеснул своими знаниями, неожиданно похвалив этот безвестный ДС–39, про который присутствующие толком и не слыхали:
– Хорошая машинка, не без недостатков, конечно, и пыли с морозом не любит, как и немецкий МГ–34, но зато легче Максима вдвое, и не надо возиться с водой и снегом: воздушное охлаждение, сами видели. Ствол заменить – полминуты делов – и давай новые 500 выстрелов. Удобно. Правда, старые патроны к ней не годились – те, что с латунной гильзой…
– А что с ними не так? – удивился Валеев, ранее не видевший никакой разницы между патронами.
– Темп стрельбы высокий очень, а автоматика похожа на ту, что в ручном Дягтере: жесткая, потому мягкую латунь гнет и рвет, пули выпадают или случаются поперечные разрывы. А во время боя это не радует вовсе. Потому ДС после Финской делать перестали, а все, что было, от греха подальше передали в УРы по большей части. Там проще было патроны подобрать – чай, не пехота. Хотя у меня было дело – работали на таких. Мне очень интересно, получилась ли наша западня – сапер надоумил, вот этот скромняга.
Штрафник кивнул в сторону своего приятеля и дружески похлопал его по широченной спине. Звук получился, словно по железнодорожной цистерне – гулкий и внушительный.
Про эту выходку Валеев уже знал, с его же одобрения под пулемет аккуратно приспособили «феньку», в которой усики чеки были разогнуты и почти выдернуты, а сама граната неплохо замаскирована. В одном из двух пунктов боепитания нашлись здоровенные короба – как пояснил бывший комроты, с лентами к зенитным Максимам, каждая на 1000 патронов, что не годились для пехотного боя, а в спокойной обороне вполне немцами употреблялись, как видно. Потом, уходя последним, штрафник сначала раскалил ствол пулемета интенсивной пальбой, а когда все уже отошли, он поставил длинную зенитную ленту, к концу которой и было привязано колечко от гранаты.
Раскаленный казенник пулемета мигом нагревал патроны до такого состояния, что они срабатывали даже без удара бойка, и оставленный ДС забарабанил самостоятельно, дав возможность бывшему ротному унести ноги невозбранно и напрочь гробя ствол, что при отсутствии запасных выводило и сам пулемет из строя, как твердо заверил своего взводного штрафник. (Валеев все же остался с ним – мало ли что; убегали вдвоем последними, но не удержались и тоже захватили груза от души, аж ноги подгибались). И теперь ротному бывшему было интересно – засекли немцы колечко, или, подняв остывший пулемет, получили взрыв феньки в окопе.
Был и другой вариант угробить оставляемый пулемет – в системах пулеметов Дегтярева была одна особенность, которая привела в штрафбаты не одного офицера. Сам комвзвода такого помнил – мальчишку зеленого, который не доглядел, и в его пехотном взводе такой же зеленый пулеметчик после чистки своего ручника собрал новехонький ДП–27 по недотяпистости вовсе без упоров (черт его знает, как ему удалось их проглядеть). И это сказалось на следующий день во время стрельбы, когда затвор сорвало назад со всеми вылетающими и разбрызгивающимися последствиями. ДП-образные легко выводятся из строя путем снятия одного боевого упора. Полсотни выстрелов в таком виде – и готово. Можно даже обратно упор поставить – еще сотни две пулемет такой дефектный выдержит, но потом крякнет – возможно, и с травмой стрелка. Тут очередь на 250 выстрелов стопроцентно окончилась бы разрушением пулемета. Но решили сделать ловушку.
Сапера тоже, естественно, похвалили, уважительно называя чертякой светлоголовой и злоехидным сюрпризником и всяко разно, на что хватило выдумки и словарного запаса. Сработали ли его подарочки в пунктах боепитания, было интересно тоже. Хотя простая выходка одного из проштрафившихся в эшелоне все равно все три солидно и добротно сделанных блиндажа выводила из строя навсегда – нашлись у запасливых немцев две канистры с бензином да бутыль с керосином – освещение у немцев было налажено. Керосин и три лампы «летучая мышь» забрали с собой, дефицитные канистры – очень удобные и годные на многое – тоже, а вот бензин вылили в блиндажи, поплескав от души и на нары с тряпьем, и на стенки, и залив ящики с патронами. Теперь там даже находиться было нельзя – голова тут же начинала кружиться нехорошо после пары вдохов, но и рвануть могло всерьез от одной папироски.
После и о жратве потолковали, и о бабах, как положено в мужском коллективе, и, как обычно, похвастались своими малыми родинами и – опять же, как часто бывает, пригласили друг друга в гости после войны, обещая накормить гостей самым вкусным, что готовят в их родных местах. Валеев тут не ударил в грязь лицом, обещая копченых гусей и ту самую волжскую рыбу, которую с детства привык есть как обыденное кушанье, а в Астрахани удивился, попав впервые в ресторан и увидев, как дорого стоит привычная икра и та самая осетрина. И в тот момент все действительно хотели приехать к взводному и друг к другу и угоститься в приятной компании, потому как это означало, что остались все живы и здоровы и гостям рады.
Сближает это сильно – и драка совместная, и пирушка. Настрой после был – на пять! Немножко, правда, огорчило, что часть захваченной колбасы оказалась не из мяса, а гороховая, да и сосиски в банках явно были не мясные, судя по виду и по вкусу. Впрочем, лишний повод поругать врага и почувствовать свое превосходство даже в кулинарном деле дорогого стоит.
Успех – всегда радует. И не только исполнителей. Потому начальство посмотрело на пирушку сквозь пальцы. Вовремя и к месту проведенная совместная трапеза отлично работает – и люди срабатываются, и настроение выше, и политморсос на уровне.