Сказал особисту в ответ, что в своих ребятах уверен как в себе, но представитель органов на это головой мотнул и повторил, что соблазн велик.
Впрочем, насколько велика сумма – сам особист и не смог бы сказать. Ранее попадавшиеся его ведомству подобного типа листовки всегда писали цены в оккупационных марках, но по сравнению с деньгами для граждан Рейха это были фантики, резаная бумага, а тут немцы сами себя в щедрости превзошли. Потому особист опасался прямого вопроса и был рад, что капитан не стал уточнять про свою цену. Нет, так-то по служебной информации сотрудник СМЕРШ представлял, что это стоимость трети среднего танка, двух легких гаубиц или офицерское жалование за 7 лет. Или зольдатское – за 20 с большим хвостом. Или оплата за 250 командиров партизанских отрядов, если считать, что за одну полновесную рейхсмарку давали минимум 10 оккупационных, да и то было запрещено это делать.
Но, во-первых, информация была для служебного пользования, и за длинный язык в органах наказывали сурово, а во-вторых, не был смершевец уверен в точности этих данных – и танки разные, и по партизанам не вполне идеологически верно получалось бы. Для себя – да, посчитал с карандашиком, а потом все сжег и предпочел не развивать тему перед бравым танкистом. Вот опасением поделился, а то мало ли попадалось морально нестойких…
Показательно и внятно говорит о наших бойцах такой факт: ни одной попытки добыть голову отчаянного Бочковского не было. Зря печатали листовки. Хотя – особист был совершенно прав: сумма и впрямь предлагалась солидная.
От автора
От автора: Что такое 25 000 рейхсмарок? Если читатели помнят «Mercedes 230», на котором ездил Штирлиц в фильме, то такая модель стоила 6 000. Рейхсканцлер Гитлер получал ежемесячно зарплату в 1500 марок. Бригаденфюрер Мюллер, шеф гестапо – 1585 марок. (Реалии Рейха: рейхсканцлер не получал надбавок за военное звание да плюс доплаты за детей, и на руки Гитлер получал меньше – был не женат и не имел детей, за это налоги были больше. Да и не единственным источником дохода был оклад госслужащего Гитлера). Квалифицированный рабочий на заводе Круппа имел в месяц 180 марок. Недельный отдых на курорте на Тагернзее стоил 54 марки. Билет в берлинскую оперу для работающего – 1 марка. И да, кружка пива в поллитра – меньше марки. Так что каждый может судить, сколько стоил капитан Бочковский.
К слову сказать, совершенно не уверен, что только за лихого капитана немцы обещали оплату. Обычной-то практикой было обещать оккупационные марки, корову или еще что местному населению за сведения про того или иного партизана. Это было в ходу довольно часто, но – на оккупированной территории. Чтобы так выделять особо насолившего офицера РККА, обращаясь к бойцам и офицерам той же армии – случай редкий, но был ли он единственным – не знаю. Про Бочковского просто наслышан – инспектировал он нашу дивизию, и я его видел лицом к лицу, а знакомые офицеры и понарассказывали всякого. Сильно был удивлен, что никаких преувеличений – хотя выглядело как сказки.
Впрочем, не все было так, как в Коломые. К Станиславу не успели, и немцы всерьез там закрепились, стянув танки, артиллерию и пехоту в единый кулак и хорошо подготовившись. Через три дня после победы в Коломые сгорели при неудачном штурме города Сирик и Кузнецов.
На всех своих бойцов и командиров Бочковский подал рапорты на представление к наградам: офицеров – к званию Героя Советского Союза, бойцов – к орденам. Но некоторые награды не получили, одни – потому что были награждены уже посмертно, другим посрезали, как и самому Бочковскому: на него представление пошло к еще после Чорткова, и хоть победа в Коломые была сногсшибательнее, посчитали, что вот так дважды награждать – нехорошо. И потому за Коломыю капитан награду не получил (если не считать строчки в приказе Верховного командования и сводки Совинформбюро). Точно так же пролетел мимо награждения и Катаев – тоже после Чорткова посчитали, что слишком густо будет, тем более что захват им обоза из сотен подвод и саней широко осветили в прессе. А это тоже считалось наградой.
Удалось Бочковскому продавить награждение Землянову. Все в группе проделали невозможное, но этому единственному уцелевшему из экипажа Шарлая еще и удалось поставить на ход свою обезбашенную тридцатьчетверку. Помогли и пехотинцы, привели нескольких местных и общими силами починили порванную гусеницу. Выжил командир башни и Золотую звезду носил заслуженно.
От автора: К сожалению, мне не удалось найти, как называли наши танкисты этот тип снабжения при наступлении. В 1943 году на жаргоне это звучало, как «тетушкин аттестат» или «бабушкин аттестат». Еще Твардовский метко заметил:
В отступленьи ешь ты вволю,
В обороне – так иль сяк,
В наступленьи – натощак…
Понятно, почему. И рвущимся вперед частенько приходилось довольствоваться «подножным кормом» – тем, что местное население даст. Потому и аттестат «тетушкин». В 1944 году, а уж тем более в 1945 передовые части плотно встали на довольствие от вермахта – и питались, и заправлялись трофейным. И ведь как-то это называли, солдатский фольклор меткий и соленый, но мне такого слышать не доводилось – может, знает кто?
Немецкие склады заранее учитывались в расчетах. Уже – как свои. Это позволяло снизить нагрузку на транспорт. Вообще о советской логистике можно было бы много рассказать, потому как решения зачастую принимались мало того, что неожиданные, но и абсолютно оправданные обстановкой. Например, в ходе операции «Багратион» по единственной ветке гнали составы в одну сторону, и обратно они не возвращались. Паровозы ставили во временные ветки – тупики, вагоны аккуратно укладывали на бок, освобождая рельсы и продолжая мостить нитку дороги за фронтом.
Немецкие специалисты рассчитали, что советским войскам категорически не хватит боеприпасов и топлива, потому как авиаразведка доложила про одну нитку путей, и ее пропускную способность рассчитали точно. Только не учли, что не было возвратного движения, и потому поток на фронт оказался втрое быстрее и полнее. Конечно, это было не долго, но позволило обвалить немцам фронт и обеспечило стремительный рывок наших войск на пятьсот километров. На мой взгляд, – блестящее решение. К сожалению, негодяям, пеняющим нашим людям, что не спасли панов в Варшаве, не объяснишь, что тонны грузов не из воздуха берутся, и привезти их, особенно в количестве тысяч тонн – тоже не просто, даже не учитывая отсутствие дорог, взорванные мосты и прочие военные реалии. Причем не абы что привезти, а то, что жизненно необходимо, и для этого нужна отточенность расчетов и дотошность выполнения. И наши были в логистике отнюдь не хуже что врага, что союзничков, о чем теперь говорить не принято вовсе.
А то попадалось в воспоминаниях Черчилля, как во время одной десантной операции джентльмены к полному удивлению дерущихся за плацдарм выгрузили на отбитый кусок земли, где вовсю шел бой, адское количество стоматологических кресел. Понятно, что какой-то штабник попутал очередность и вместо первоочередных грузов – танков и боеприпасов – пошел на выгрузку груз тридцатой какой-то очереди. Было рассчитано, что на всю многотысячную высаживаемую группировку нужно столько-то стоматологического оборудования, только поступить оно должно было через неделю, а попало в первую волну. Бывает. Но джентльмены о своих ошибках не любят говорить. Это мы упиваемся с мазохистским наслаждением, упуская из виду, сколько нужно было поставить всего разного на фронт.
Колоссальная работа… Огромная, непостижимая обычным человеческим умом по объемам и задачам. Может быть, потому и обсасываются всякие малозначимые промахи, потому как их проще понять, особенно если умишко узковатый и неглубокий, а хайло широкое и громкое.
То, с чем немцы столкнулись впервые, наши знали еще с гражданской. И что такое паника, и про разложение в войсках, но притом умели воевать и в таких условиях.
Откуда немцам знать, как воевать, когда солдаты еще два года назад устали от войны и прошел уже год после обещанного срока ее окончания; когда часть может в любой момент отказаться наступать, и ничего не поделаешь, если не уговоришь, а то и вовсе могут перейти к врагу; когда снабжения нет, транспорт не работает совершенно, эпидемии лютуют, боеприпасов по три патрона на бойца – а наступать надо? Или отступать, но не бежать. Те, кто бежал – сдохли. Наглядно это происходило, в памяти у двух поколений отложилось.
Как воевать, когда пополнение не обучено и обучить некогда, и то, что на бумаге обозначено как войсковая часть, вовсе не то же самое, что довоенная часть по штату, по грамотности, по обученности и по вооруженности, а потому и задачу надо урезать или сил выделять больше, боеприпасов тоже не штатное количество и т. д. и т. п. Тылы в российской армии развалили аккурат перед февральской революцией, притом и во фронтовых частях агитаторы постарались.
После отречения царя и Приказа по армии номер 1, изданного при Временном правительстве, рухнула армия.
А у Германии в войсках до самого упора в Первую мировую все было отлично. Фронтовики не проиграли войну. Нож в спину всадили из глубокого политического тыла. С самого верха. Проблему с обеспечением гансы решили – и потому сражались до конца и в этот раз. И развала тыла у немцев в масштабе всей страны не было до самой капитуляции. Ни одного восстания немцев против правительства и лично фюрера. Выводы из первой войны сделаны были. Даром что флот так же стоял в базах – но не бунтовал. Почти не бунтовал.
А вот развести панику в войсках и в армейском тылу наши научились, и против этого гансы лекарства не имели. ПМВ они закончили с уставшей и измотанной, но боеспособной и готовой драться и далее армией. Не было у них рейдов по тылам и массы партизан на коммуникациях. Не было такого опыта вовсе. А у наших все это было и опытом, и теорией проверено и отработано.
И эвакуация, и развертывание новых производств, и переход промышленности на военные рельсы, и военный режим работы транспорта, и прочее. Зато в тактике у наших пробел был – негде было своим опытом обзаводиться, а чужим опытом некогда. И по практике немцы наших превосходили тоже.