у поверили?
– Мне кажется, вам стоило бы переговорить с ним. А уж потом решать, так ли уж необходим его арест.
– Но если он скроется? Что мне тогда прикажете делать?
– А какой в том смысл, если он сам пришел сюда переговорить с вами? – парировал Шерлок Зай.
– Да, действительно. – Инспектор почесал когтем переносицу. – Глупость какая-то. Ну, хорошо! Я выслушаю вашу версию, господин Проционе, – скрипнув зубами, согласился он после длительных колебаний. – Но позже! Сейчас мне нужно закончить с другими свидетелями. Прошу, если вас не затруднит, обождать там, – указал инспектор на длинную деревянную скамейку в углу у дверей.
– Нисколько, – безразлично отозвался енот и, развернувшись, ленивой походкой направился к указанному ему месту и развалился на скамейке, словно барин.
– Не будете ли вы так любезны, инспектор, – произнес Шерлок Зай, как только Проционе удалился, – просветить меня, что здесь, собственно, произошло?
– С радостью, – отозвался Листрейд, подзывая к себе когтем следующего свидетеля – сонную черепаху. Та, вытянув шею из панциря, вздохнула и начала сползать с низенькой скамейки. Листрейд обреченно покачал головой. – Господи, это надолго… Итак, слушайте! Как было установлено предварительным следствием, сегодня между половиной десятого и без четверти десять пропало золотое яйцо. Похитителя никто не видел. Также никто не заметил исчезновения яйца, даже охранник. Он утверждает, будто стоило ему на минутку отвернуться – вы только вдумайтесь: на минутку! – как яйцо волшебным образом исчезло. Растяпа умудрился проворонить едва ли не самый дорогой экспонат музея.
– Как же он это объясняет?
– А никак. Говорит, ходил туда-сюда. Посетителей мало, к яйцу никто не приближался. Он прошел до дальней стены, потом обратно и еще раз. И только потом заметил отсутствие яйца. Он якобы просто не обращал внимания на подставку – вы только вдумайтесь в его слова! Да… Так вот, преступник мог похитить яйцо в эти пятнадцать минут. В половине десятого яйцо еще было, а без четверти уже исчезло. Однако охранник клянется, что в указанный промежуток времени никто не выходил в двери, но как, скажите на милость, можно верить болвану, проворонившему яйцо, торчавшее у него под самым носом?!
– Вероятно, у него «замылился» глаз, – предположил Шерлок Зай. – Такое бывает. Тебе кажется, будто все на месте, а на самом деле его уже нет – результат однообразности обстановки и нудной работы. Разумеется, это всего лишь одна из версий, не более того.
– Возможно, вы и правы, но где, в таком случае, яйцо? Все, кто был в тот момент в зале, находятся сейчас здесь. Охранник, как только заметил пропажу, сразу же заблокировал двери и открыл их только по прибытии полиции. Но я вовсе не уверен, что кто-то не ускользнул от него, кто-нибудь хитрый и ловкий вроде… – инспектор не договорил, бросив выразительный взгляд на сидящего в углу енота.
– Ну, возможно, есть и более простое объяснение пропаже. Если все так, как утверждает охранник, яйцо все еще должно находиться в зале.
– Мы всё и всех обыскали. Ничего, – развел лапами приунывший Листрейд. – Остается одно: преступнику удалось бежать.
– А что показывают свидетели?
– Я еще не всех успел опросить, но те, с кем я уже закончил, твердят одно и то же: не обратили внимания, ничего не видели, никто в дверь не выбегал и к яйцу не приближался.
– Поразительно! – воскликнул Шерлок Зай. – Не растворилось же оно, в самом деле, в воздухе!
– И я того же мнения, – согласился инспектор, опуская глаза. Черепаха наконец добралась до его ног и теперь бесстрастно взирала снизу вверх, ожидая вопросов. – Наконец-то! Назовитесь, прошу вас, – Листрейд поднял блокнот с ручкой, приготовившись записывать.
– Тортиллье, – проскрипела старая черепаха, растягивая слова. – Быстрина Тортиллье.
– Быстрина? – нервно дернул подбородком инспектор, выводя в блокноте. – Ну-ну, так и запишем. Сообщите нам, что вы видели, госпожа Тортиллье?
– Я не видела никого…
– Ну вот, видите! – пожаловался Листрейд Шерлоку Заю. – И что за свидетель пошел: ничего-то они не видят и не слышат. Продолжайте, госпожа Тортиллье.
– Молодой человек! – возмущенно вытянула шею во всю длину черепаха. – Что у вас за манеры, перебивать даму? Я не видела никого, кто бы мог спереть яйцо, из-за которого мы торчим тут уже почти три часа!
– Что вы имеете в виду?
– Я хочу сказать, что к нему никто не приближался.
– Почему вы так уверены в этом?
– Потому что я сижу тут с самого утра!
– Зачем?
– Здесь прохладно и тихо.
Листрейд не нашелся что ответить. Лишь еще больше насупил брови, записав ответ черепахи в блокнот.
– И как же, по-вашему, оно могло исчезнуть?
– Затрудняюсь ответить на ваш вопрос. Я отвернулась на секундочку, потому что в дверь вошел вон тот господин – указала черепаха морщинистой лапой на только что опрошенного низенького суслика, – а когда повернулась обратно, яйца уже не было.
– Откуда же вы в таком случае знаете, что к нему никто не приближался?
– За то время, что я смотрела на двери, никто к нему не успел бы приблизиться. Я вас уверяю. Дверь открылась – я повернула голову – вошел суслик – дверь закрылась – я отвернулась. Все, кто был в зале стояли на тех же местах, что и прежде, то есть, далеко от яйца.
– Понятно. Во сколько появился суслик?
– Стенные часы показывали девять тридцать шесть. Получается, кража произошла в девять тридцать пять.
– Почему? – уставился на нее Листрейд, позабыв на время о блокноте.
– Да потому, молодой человек, что в тот самый момент заголосил охранник. Значит, кража случилась немного раньше, когда я отворачивалась.
– Ну, хорошо, – сдался измученный Листрейд, пытавшийся вникнуть в суть объяснений. – У вас еще есть что сообщить следствию?
– Можно мне в туалет?
– Гм-м! – Листрейд состряпал суровую физиономию, и черепаха втянула шею.
– Понятно, значит, придется терпеть. – Черепаха развернулась и, переваливаясь с боку на бок, поползла обратно на свое место.
– Видите, с кем приходится работать? – вновь пожаловался инспектор Шерлоку Заю.
– Всей душой сочувствую вам. Но теперь, по крайней мере, вы знаете точное время преступления.
– Если, разумеется, черепаха ничего не напутала. – Листрейд повертел ручку в когтях.
– Сомневаюсь. Старухи, пусть и бывают довольно вредными созданиями, но, как правило, на редкость наблюдательны.
– Хотелось бы в это верить. Только проку от их наблюдательности, как с коня кумыса…
– Отчего же! Тортиллье сообщила, что в момент кражи никто не приближался к яйцу, и я склонен ей верить. Вы, кстати, всех уже опросили?
– Почти, – Листрейд скользнул глазами по толпе свидетелей. – Остались двое, но боюсь, от них и вовсе не будет никакого толку.
Я проследил за взглядом инспектора и понял о чем идет речь: в уголке на скамеечке сидел сухопарый пожилой гусь, щуря подслеповатые слезящиеся глаза. На коленях у себя он держал малолетнего внука.
– И все же давайте отпросим его, как того требует долг, а после попробуем воссоздать похищение, так сказать, в лицах.
– Хорошо, – нехотя согласился Листрейд, подзывая к себе старика с внуком.
Но старик никак не прореагировал на Листрейда, размахивающего лапой, пока суслик не ткнул его локтем в бок. Тогда гусь встрепенулся, завертел головой и наконец заметил подающего ему нетерпеливые знаки инспектора. Гусь, несмотря на почтенный возраст, оказался на редкость подвижным и болтливым. Не дав раскрыть рта Листрейду, он принялся тараторить без умолку:
– Ну, наконец-то, комиссар! Я уже заждался, когда же вы нас вызовете.
– Инспектор.
– Вот-вот, я и говорю, господин комиссар. Решил внука сводить в музей, приобщить, так сказать, а тут такое! Вы только подумайте, средь бела дня…
– Простите, как вас зовут?
– Да какая разница, в самом деле? Тут яйцо золотое пропало, а вы, вместо того, чтобы делом заниматься, знакомиться надумали. Лучше послушайте, что я вам скажу: смотрим, мы, значит, с внуком на перо жароптицево. Внучок-то и спрашивает: деда, а оно настоящее? Ну откуда, скажите на милость, в ребенке может взяться столько подозрительности? Верно, улица все, нездоровый социяльный климат…
– Но… – попытался вставить слово Листрейд.
– А вот вы, как эксперт, скажите, настоящее оно или нет?
Листрейд растерянно взглянул сначала на меня, потом на Шерлока Зая, словно ища в нас поддержки, но старый гусь уже переключился на другое.
– А яйцо – ну кто такую дорогую вещь выставляет на всеобщее обозрение без сигнализации, а? Кто я вас спрашиваю? Даже стеклянным колпаком прикрыть не удосужились.
– Я… – только и успел вставить Листрейд.
– И еще, комиссар, настоятельно прошу обратить ваше внимание на того сушеного мамонта на подпорке! Это же вопиющее безобразие, согласитесь? Он же скоро завалится набок и обязательно кого-нибудь придавит! Вы представляете, сколько он весит?
– А…
– Именно! А оружие – зачем оно здесь? Мы должны воспитывать в ребенке доброе начало, а что может воспитать в моем внуке вид страшного ржавого клинка или копье с острым наконечником?
– Уважение к своему прошлому и умение не повторять его ошибок, – заметил старому гусю Шерлок Зай.
– Простите? – обернулся тот к сыщику. Словоизвержение разом прекратилось, будто кто-то заткнул неиссякающий поток слов пробкой. – Не понял или не расслышал?
– Я говорил о важности изучения истории, дабы исключить повторение ошибок прошлых поколений, но, разумеется, у вас на сей счет может быть иное, исключительно ваше личное мнение. К тому же инспектор торопится, как и все здесь присутствующие.
– Нет, я конечно, согласен, но… – гусь так и не нашелся чем возразить.
– Благодарю вас, дорогой Шерлок, – сказал Листрейд, беря инициативу в свои лапы. – Итак, ваша фамилия?
– Лапчатые мы, – ответил гусь, переступив с ноги на ногу.
– Прошу вас, господин Лапчатый, пояснить следствию, что вы знаете о пропаже яйца?