— Зачем?
— Потом объясню.
— На. — Протянул ладонь и отвернулся.
— Вот так топоряка. — Карлуха отыскал под ворохом хлама двуручную секиру, выволок её. — Гляди Бродяга. Такой штукой можно любое дерево срубить. Ты только погляди, острый. Бриться можно. Эй ты, — позвал Карлуха Рафата. — Иди, бороду обрею.
— Да ну тебя. — Отмахнулся Рафат снял со стены два тесака и заспешил на двор.
— Ступай дурень. Иди-иди людоед. — Ухватил Карлуха секиру и замахнулся.
— Не дури! — Прокричал я, но было поздно. Рубанул мелкий по бревну.
Переломился столб, поползла крыша. Метнулся я к Кхале. Серёга опередил, подхватил её на руки и бегом к двери. Падают брёвна, оседает крыша. Гремят раскачиваются цепи, сыплются крюки, земля прогибается. Балка перед самым носом брякнулась, разлетелась в щепки. Пол дрожит, стены пошли трещинами, сверху посыпалась черепица, пыль глаза застилает. Качнуло меня из стороны в сторону. Выпало окошко, валятся стены, казан перевернулся. Под босыми ногами гудеть начало, этот гул и придал мне ускорения. Прыгнул на казан по камням наверх карабкаюсь, оседает земля, не успеваю. Ухватился руками не знаю за что, повис. Нет сил, пальцы ослабели, не могу выбраться. Разваливается хибара трещит, грохочет, рушится. Ухватили меня за ворот рубахи и потащили. Позади громыхнуло, крыша сложилась. Пыльное облако накрыло округу, не вдохнуть не выдохнуть. Выхватили меня из провала и забросили точно камень. Грохнулся я о землю и покатился к кустам. Ловко меня выволокли, а зашвырнули ещё ловчей.
— Бродяга, миленький. — В самое ухо шепчет Кхала. Гладит по щекам, зацеловывает.
— Это ты? — Прохрипел. Пыли полон рот.
— Я. — Трёт глаза, улыбается. Лицо грязное, руки точно сажу из печи выгребала. — Напугал ты меня. Хотела вернуться, Серёжа не пустил.
— Как ты смогла? — Спросил и закашлялся. Вездесущая пыль царапает горло, забилась в нос, с головы сыплется, лежит на руках толстым слоем.
— Я хотела. Мне не дали, Серёжа держал.
— Кто меня спас? Не ты?
— Что не я? — Глядит, хлопает глазищами, чумазая.
— Где Карлуха?
— Тут я. — Отозвался мелкий. Выглянул из-за куста и начал оправдываться. — Откуда я знал? Только раз и приложил топоришкой. — Вышел Карлуха, встал надомною опирается на древко секиры. — Ты это. Не злись. Все живы, обошлось.
— Дать бы тебе. — Ворчит Серёга. Мне его не видно, узнал по голосу. — Знаешь, что я тебе скажу.
— Нет, не знаю. — Насупился мелкий, глядит в землю.
— Пришибленный ты. — Из-за куста поведал Серёга. — С мухами в голове.
— С мухами это ещё ничего. — Улыбается Коротун. — Вот у Музрика Куцего, в башке червяк жил, в самый лоб забрался. Егорка травник этого паразита через ухо вытащил. Здоровущий был червь.
— Врёшь ты всё. — Из-за веток показался Рафат, с двумя тесаками в руках. — Нельзя через ухо этого сделать. Лоботомия нужна. — Уселся Рафат на травку, воткнул в песок тесаки, потирает руки. — Через нос тоже можно, но для этого.
— Больно ты умный. — Перебил Карлуха.
— Кто меня вытащил? — Гляжу на Карлуху. — Ты?
— Я не тащил. — Вертит головой мелкий. — Как деревяка трещать начала, я в дверь сиганул. Следом Серёга с девкой выскочили. А этот. — Карлуха перевёл взгляд на Рафата. — Он уже тут был.
— Тогда кто?
— Крукль тебе помог. — Сообщила Кхала.
— Дай сюда. — Показался Серёга, забрал у Рафата тесак. — Отыщу сволоту, порублю на куски.
— Не порубишь! — Прикрикнула Кхала. Гляну на Серёгу, да так, что тот отступил. — Не смей. Я запрещаю! Крукли как и люди, все разные.
— Не он так я это сделаю. — Поднял Карлуха секиру, уложил на плечо. — Люди разные, спорить не стану. А вот нелюди все одинаковые. Отыщу людоеда и изрублю.
— И чем же он тебе не угодил? — С лёгкой издёвкой спросила Кхала. — Столб ты подрубил и сбежал. Бросил Бродягу, забыл о приятеле. Ты позабыл, а он нет. Спас, не дал сгинуть.
— Чем докажешь, что это он? — Переминается Карлуха с ноги на ногу. Чувствует свою вину, но признать не хочет. — А может, Бродяга сам выбрался? Не помнит он. Чего же твой людоед сразу нам не помог? Зачем Сюнделя на крюк подвесил, Бродягу в яму скинул тоже не он?
— Не мог он нам помочь. Не пришло время. — Глядит Кхала строго, вцепилась в Карлуху глазищами. — Драпанул ты вчера ловко, а вот спрятался плохо. Видел он тебя. Сам не пошёл и своему приятелю о тебе не рассказал. От прях утаил. Почему он так поступил, не хочешь узнать?
— Хочу.
— Одной крови ты с ним.
— Ври да не завирайся. — Прошипел мелкий, в глазах блеснул недобрый огонёк. — Попридержи язык. Не погляжу что ты девка. Стукну.
— Умерь пыл. — Вступился Серёга. — Где ты был, когда нас повязали? Что же ты тем мордоворотам не навалял? Теперь-то ты герой, разошёлся не остановишь.
— А я хотел. — Хмурит брови Карлуха, глаза бегаю. — Время выжидал. Спать лягут, в дом проберусь и ножичком.
— Проехали. — Отмахнулся Серёга. — Уходить нужно.
— Поддерживаю. — Заговорил Рафат. — Дом провалился, ушёл под землю. Норы там повсюду, тоннели везде что дыры в сыре. Яма глубокая, дна не видно.
— Не тронете вы его. — Строго объявила Кхала. — Ни сейчас, ни потом. Все меня услышали? — Сказала, смотрит на меня. — Тебя это тоже касается.
— Знать бы ещё какой он. — Ответил и улыбнулся. Глядит не моргает, взгляд суровый. — Да понял я, понял. — Сижу потираю ногу. Плохо ходить босиком и как я теперь без ботинок и куртки?
— Не слышу ответа. — Поднялась, подошла к мелкому. Отступил Карлуха, спрятался за Серёгу.
— Я не трону. — Ответил Рафат и чуть слышно добавил. — Главное, чтобы он меня не тронул.
— Это точно. — Согласился Серёга. — А если он. — Не будет если. — Заверила Кхала. — Обещаю.
— Пусть только сунется. — Осмелел мелкий, но тут же прикусил язык и поспешил пояснить. — Нападёт, дам в зубы. Убивать не стану.
— Вот и договорились. — Улыбнулась, взъерошила мелкому волосы. — Я тебе верю. Снимай рубаху.
— Это ещё зачем? — Спросил Карлуха.
— Обмотки Бродяге сделаем. Ты у нас один при одеждах.
— Так и ты не голышом скачешь. — Сопротивляется Коротун. — Подол до самой земли, по траве волочится.
— Твоя правда. — Отошла Кхала взяла у Рафата тесак. Задрала подол.
— Пошутил я. — Заспешил мелкий к Кхале, придержал за руку. — Бери мою рубаху. Мне для Бродяги ничего не жалко. Хочешь и куртасик забирай.
— Рубахи достаточно.
— Ага. — Закивал Карлуха и скинул куртку, выпала фляга. Снял мелкий рубаху, упали нож и увесистый мешочек.
— Что это с тебя высыпается? — Спросил Серёга, и пошутил. — Снимай штаны. Может пистолет где-то там затерялся?
— Нет у меня пистолета. — Ворчит мелкий собирает своё добро.
— Что за мешочек? — Спросил и поднялся. — Михалыча не его искал?
— Ага. — Закивал Карлуха, лыбится, выставил зубы. — Сбрехал я ему. Уж больно дорожил он этим. — Бросил Коротун мне мешочек. — Стекляшки и колечки там. Вот я и подумал, почему бы не стащить?
— Не хорошо у своих воровать? — Гляжу на Карлуху, сползла улыбка, смотрит понуро, хмурит брови.
— Какой же он мне свой? — Одел мелкий куртку глядит с прищуром. — Свои в своих не стреляют.
— А давайте-ка в другом месте поговорим. — Предложил Серёга. — Мотай обмотки и убираемся подобру-поздорову.
Небо тяжёлое, тучи низкие, серые. Идти к тайнику Михалыча или нет, даже не обсуждали. Нет у нас другой дороги, одна она. И знает эту стёжку-дорожку только Кхала. На неё вся надежда.
Обошли провал, спустились по крутому склону. Вокруг только камни, даже трава не растёт. Кхала и Рафат идут впереди, за ними Серёга, а мы с Карлухой плетёмся в хвосте. Растираю руки, болят запястья. Коротун взгромоздил на плечо секиру, жалуется на свою трудную жизнь.
— И на кой я за вами увязался? Нужно было как лопатины добыли, уходить в Серую Башню.
— Так ты и сейчас с нами идёшь. — Уточнил я.
— А куда мне деваться? Завёл ты меня Бродяга в такую глушь, что самому и не выбраться.
— Я укажу дорогу. Возвращайся.
— Ага, щас! Погибели моей хочешь? Да я за эти дни, столько всего увидал, до конца дней хватит. Зверьё разное, ластоногие, какие-то пряхи будь они неладны. С этой поры Бродяга, хочешь ты или нет, куда ты туда и я. Всё друг, мы с тобою одной верёвкой связаны.
— Связаны? — Я резко остановился, Карлуха налетел сзади.
— Ты чего встал как пень по среди дороги?
— Да так. — Смерил Коротуна взглядом с ног до головы. — Думаю я.
— И о чём же ты думаешь? — С тревогой в голосе спросил мелкий.
— Да вот, размышляю. Стоит ли с тобою и дальше носиться? Чуть что, ты сразу в кусты прячешься. Убегаешь.
— Это когда такое было? — Карлуха поставил секиру, опёрся на неё.
— Напомнить?
— А напомни. — Чуть ли не приказал мелкий. Хорошо держится, но меня не обманешь. Глядит строго, да вот только глазки бегают. Растерялся Карлуха, чувствует свою вину.
— Да пожалуйста. — Уселся я на камень, взялся перематывать обмотки. Прошёл всего ничего, а они расползлись. — Первый раз, на холме ты драпанул. Только пятки и сверкали. Нас с Гунькой дружки Михалыча отмутузили, а тебе хоть бы хны, целёхонек. Вчера меня по башке шандарахнули. А ты куда подевался? Сбежал.
— Так я это. — Карлуха уселся напротив, помогает. Я мотаю тряпку, а он придерживает. — Ага, драпанул, спрятался и всех освободил. Там, возле дохлых шипарей я за кустами отсиделся. А кто тебе верёвки на руках срезал? Хочешь знать, кто Рафата поймал?
— Догадываюсь. — Кивнул и потрепал Карлуху за шевелюру. А ведь действительно, оба раза Карлуха меня выручал. Не будь его рядом в нужную минуту, боюсь и представить где бы я сейчас был? Тот же Михалыч мог пристрелить, не пырни мелкий его ножом. Да и не убегал Коротун далеко, всегда был где-то поблизости.
— Я тебя понял. — Карлуха расплылся в улыбке. — Это ты так шутишь. Верно?
— Ну, да. Конечно, шучу. — Обнял Карлуху, хлопаю по плечу. Как ни крути, а он мне друг. Не приятель, не просто знакомый, а именно друг. Вот и рубаху свою единственную не пожалел.