— Оставь себе. — Совсем не приветливо ответил нелюдь и запустил в меня спичками.
— Вот и поговорили. — Поднял коробок, спрятал в карман. Рубанул тесаком воздух и пошёл.
— Далеко не уходи. — Посоветовал Скуластый. — Чкхныхты перестали драться. В стае новый вожак. Не думаю, что они решаться напасть, но всё же.
— Вот и отлично, свежиной побалуешься. — Не оглядываясь, на одном дыхании выпалил я. — Сам же сказал, человечина вкусная.
— Да, вкусная. Живу я по законам своего рода племени. Познаешь себя, тогда и поговорим. — Стоит скуластый у меня за спиной, дышит в затылок. Сердце у меня колотится, вот-вот выскочит из груди, стою, боюсь пошевелиться. — Помоги. — Уже издалека попросил Скуластый. — Хватай за хвост. Вдвоём сподручней. Наши проснуться, поедят мяса. Путь не близкий, покушать нужно. До темна нужно укрыться в городе. Есть у меня одно местечко, надёжное, все поместимся.
— Что? — Прохрипел я и медленно повернулся. Скуластый возится с ползучей. Не знаю, что он увидел на моём лице, но работу свою бросил и подошёл.
— Не моя вина что я таким родился. И ты не виноват, что рождён далеко за горами. Научись доверять.
— Кому, доверять?
— Мне. — Скуластый ударил себя кулаком в грудь и указал пальцем на холмы плетухи, спят под ними Кхала, Серёга, Карлуха и Рафат. Спят и не о чём не догадываются. — Они все разные и даже тебе не по силам это изменить. Кханкая, шигжих, чужеземцы, думаешь просто так все они рядом с тобою? Запомни Бродяга, доверие — это главное. Один не выживешь, даже если ты кхаутан. Нужна семья. — Скуластый поманил рукой и вернулся к ползучей. — Держи здесь, я шкуру сниму.
Сдирает нелюдь чулком змеиную шкуру, я помогаю. На этом моя помощь с разделкой свежины и закончилась. Приставил меня Скуластый к костру. Велел разжечь огонь и завалить палками. Этим я и занялся. Натаскал веток, распалил костёр.
Сижу, побрасываю в огонь сучья, в голове неразбериха. Хочу упорядочить мысли, но что-то не получается. Не должен я доверять людоеду, нелюдь он. А если посмотреть с другой стороны? Правильные слова говорит Скуластый, доверие — это главное. В Тихом одиночки живут дольше, здесь же одному не выжить. Разные мы, и это тоже верно. Кхала совсем не такая как я. Мысли умеет читать. А я вообще кто? Запутал меня крукль, в башке кавардак, ничего не понимаю. Кто такой кхаутан? Почему Скуластый решил — рождён я далеко за горами? Где они? Бросаю ветки, погряз в раздумьях. С каждой минутой мысли всё мрачней и мрачней.
Распотрошил Скуластый змею, отнёс кишки к реке. Вернулся мокрый, умытый, принялся рубить ползучую на большие куски. Надоело мне сидеть у огня. Подошёл к людоеду, сел, смотрю как он работает.
— Грустишь? — Спросил крукль и поскрёб щеку. Размазал по морде свежую кровь. Он и до этого не был милашкой, а теперь и подавно урод-уродом. — Гони прочь страхи. — Присоветовал Скуластый. — Всё обойдётся. Кханкая с нами, не пропадём.
— Кто такой кхаутан? Что это?
— Не скажу. — Завертел головой Скуластый. — Кханкая расскажет. Она больше знает.
— О пряхах тоже не расскажешь?
— Почему же, расскажу. Что ты хочешь узнать?
— Зачем ты им помогал?
— Выбора не было. — Тяжело выдохнул нелюдь. — Поймали меня. Вот и пришлось делать всё то что велели. И людей ловил и зверьё отлавливал.
— Попадись ты мне в Тихом. — Заглянул людоеду в глаза. — Убил бы не задумываясь.
— Не ты один такой. — Скуластый отсёк тесаком кусок мяса, отложил на траву. — Все кроме кханкхая желают мне смерти.
— Что такое кханкая?
— Тоже что и печатницы, но с одной разницей. Кханкая приходят и уходят, а печатницы-айкхи остаются. — Скуластый отогнал мошку, мазнул грязной рукой себя по лицу, добавилось кровавых полос. — Кханкхая всем помогают, добрые они. Айкхи совсем другие. Мужика кем бы он ни был, человек, крукль, гуатр или шимб, окрутят, в постель затащат. Познаешь их любовь, голову потеряешь.
— Про кханкая так же говорят. Печатницы слепые, горбатые, живут в норах.
— Кто живёт в норах? — Рубит крукль змею, усердно работает.
— Печатницы.
— Шахши уштр. — Прорычал крукль и отложил тесак. — Слепая, горбатая дрянь мой народ держит в неволе. За перевалом много земли. Зелено там, хорошо. Только нет жизни.
— Ты и там бывал?
— Бывал. — Кивнул Скуластый. — Пряхи в большой дружбе с шахши уштр.
— Дорогу через болото знаешь?
— Нет, дороги я не знаю. Пряхи нас туда переносили, как они это делают не спрашивай, не скажу.
— Как ты у прях оказался?
— За огнём следи. Отойти мне нужно. Принесу травы. Мясо обернём, зароем в угли. Подбрось ещё веток.
— Ступай. Подброшу.
Вернулся людоед довольно скоро и опять мокрый. Притащил большую охапку речной травы стебельник. Травка такая, широколистая, солёная с горчинкой и попахивает неприятно. Рычит крукль, довольный он, улыбается.
— Чему радуешься? — Спросил ковыряю палкой угли, возвращаю в костёр угольки что вывалились.
— Рыбы много. Закончу с мясом, пойду к реке.
— Ответь мне Бмрхат.
— Бмхарт моё имя. — Поправил Скуластый. Оборачивает мясо травой. Мошек отгоняет, хлопает себя по морде. Только что был вымытый, и снова вся рожа в чёрных и красных полосах. — Бмрхат — это ветка без листьев.
— Извини. Бмхарт, ты зачем дурачком прикидывался? Слова коверкал. Неужели нельзя было с самого начала.
— Нельзя. — Грубо перебил людоед. — Жизнь заставила. Сам посуди, кто станет убивать и без того подыхающего крукля, да ещё и не большого ума? На жалость давил. Кханкхая подыграла, помогла Серёгу обмануть. Был бы ты рядом, прибили бы вы меня. — Скуластый оскалился. Рожа грязная, в крови. Проснись в эту минуту мои друзья, драпанут в разные стороны, или пришибут его на месте. Заметил крукль мой взгляд. Пропал оскал, брови сползлись к переносице. — Что снова не так? — Спросил Скуластый. — Не вру я. Клянусь своим именем. Всё так и было.
— Тебе бы умыться. — Посоветовал я. — Рожа у тебя страшная.
— На себя посмотри. — Прорычал Скуластый. — Тоже мне, красавец.
— Да я не о том. В крови вся морда.
— В крови? — Скуластый потрогал щеку, но от этого она не стала чище, скорее наоборот, ещё больше измаралась. — Закончим. Пойду к реке по рыбу, там и умоюсь.
— Ты зачем мясо в стебельник заворачиваешь? — Спросил и указал пальцем на гору привядших листьев. — Эту траву только бородарь и ест. Гадкая она, вонючая.
— Сам ты вонючий. — Прорычал крукль. — Астихш, для живота помощник. Колики проходят, какаешь хорошо.
От моста донеслись крики напуганной птицы. Скуластый вскочил, оббежал костёр, встал с подветренной стороны и принялся громко втягивать носом воздух. Простоял он в такой позе довольно долго, вдыхает, выдыхает, слушает. Вернулся и взялся за работу. Заворачивает мясо в траву, укладывает домиком.
— От кого бежишь? — Полюбопытствовал я. — Кого боишься?
— Не бегу я. — Ответил Скуластый и снова посмотрел в сторону моста. — Врёшь.
— Ну, да. Вру. — Заговорил поникшим голосом.
— Расскажи. — Попросил я.
— Ладно. — Согласился людоед.
Больше смерти, Скуластый боится прях, это те маленькие человечки, что нас пленили на старом кладбище. Он до сих пор не верит, что их больше нет. Пробыл Скуластый в услужении пряхам больше двух лет. Как к ним попал не помнит. Говорит — голова сильно болела, рылись в ней, копались пряхи. Долго он страдал от этой боли, ничего не ел и не пил, а когда боль прошла делал всё то, что ему приказывали. Ловил людей, зверей, ходил к поселениям, смотрел, слушал.
Выходит, не только Кхала может читать мысли. Скуластый уверен, маленькие человечки тоже это делают. Мучают, задают один и тот же вопрос — где искать цханов — болотников? Зачем они им, он не знает. Ищут давно, но пока безрезультатно.
Рассказал Скуластый, что пряхи убивают всех, кто им мешает. Уничтожают целые поселения, убивают зверей. Он это сам видел и не раз. Страшная картина, даже на слух пробирает мороз по коже.
Небо резко чернеет, поднимается ветер. Люди или звери собираются в одном месте. Приходят отовсюду как не в себе. Когда все собрались, слышится глухой хлопок, округу накрывает прозрачный пузырь. Деревья, трава, дома, люди, зверье, всё растягивается, выгибается. Проходит немного времени, пузырь лопается. Всё то что было под ним, посечено, сломано, люди и животные мертвы.
Услыхал я об этом и сразу вспомнил шипарей, тех у которых мы лопатины вырезали. Деревья, кусты посечены, зверьё точно ломали их, всё сходится.
— Погоди. — Остановил Скуластого, и подбросил в костёр дровишек. Для жарки ползучей нужны угли, много углей. Так сказал крукль. Вот я подбрасываю палки. Скуластый заворачивает большие куски мяса в листья стебельника. Не знаю, что из этого получится, но я бы мясо в эту траву не положил. — А что за пузырь? Откуда он берётся?
— Не знаю. — Хмурый взгляд прояснился, Скуластый тяжело вздохнул. — Пряхи нам ничего не говорили, спрашивать я боялся. Они только и делают что приказывают. Щебечут по-своему, и всегда злые. За непослушание наказывают. У них, есть такие штуки, надевают их на руки. С виду перчатки, но что-то в них не так. Наденет, протянет руку и не касаясь твоего горла точно клещами сожмёт. Хрипишь, задыхаешься, пряхи смеются. Весело им. — Скуластый закончил с мясом, вытер о штаны руки и присел у костра. Раздвинул по сторонам горящие ветки и недолго поразмыслив выдохнул. — Вот что я заметил. Перед тем как появляется пузырь, небо воет. Один раз, увидел чёрную точку, летела она в нашу сторону.
— Летела? Только птицы умеют летать.
— Нет, птицы такими не бывают. Я думаю, эта летающая штука нас и переносила от места к месту.
— Вот ты на враки горазд. — Не поверил я, и чуть было не рассмеялся. Но посмотрел на крукля и моё веселье улетучилось как дым от костра. Скуластый опустил голову, ковыряет палкой угли.
— Ты чего?
— В дом на кладбище мы перебрались недавно. До этого, жили в пещере у солёного озера. Гадкое место, везде соль, одеж