Не сразу, но были названы трое аксакалов. Их попросили выйти вперед, и они, встав рядом с Мамедяром и Бяшимом, начали подшучивать:
- Хов, товарищ комитет! - сказал один. - Говорят, по новым законам всю землю отдают беднякам, но разве Теке-хан отдаст нам свою землю?
- У меня заранее чешется спина, - поддержал другой. - Как только вы уедете - сразу на мою спину обрушится плеть нукера Поллада.
- Скажи, Мамедяр, чем мы должны заняться? - спросил Бяшим. - А то сделаешь что-то не так, потом и от народа, и от хана достанется.
Мамедяр поднял над головой руку.
- В первую очередь мы перекроем воду, которая идет на поля Теке-хана из кяриза гапланцев.
Едва он произнес эти слова, как вся толпа невольно зароптала. Ведь только что, всего два месяца назад, были стычки из-за этой воды, и - опять.
- Не шути, Мамедяр! - крикнул из толпы седобородый яшули. - По новому закону, ты отдашь бедняцкую воду беднякам - это правильно. Но эту воду ты отбираешь у нас, а мы тоже бедняки. Где же правда?
- Правда здесь, у вас. - Мамедяр посмотрел на Теке-хана. - Ваш бывший хозяин должен отдать вам свою воду. Он будет иметь ее не больше, чем любой из вас!
Вновь по толпе прокатился ропот, но теперь уже не возмущение слышалось в голосах дехкан, а удивление и неверие в сказанное.
- Дорогие бедняки! - поспешил на помощь дехканам Овезберды. - Вы должны знать, что по декрету Советского государства вся земля передается беднякам. Крестьяне в России не ждут, пока сами помещики отдадут им землю. Они силой отбирают землю, а помещиков гонят в шею. Во многих аулах баи и ханы уже распрощались со своей землей, сравнялись со всеми. Вам тоже надо действовать. Теке-хан, ваш хозяин - добрый человек. Он собственноручно распределит между вами свою воду и потом доложит об этом в Асхабад Совнаркому.
- Яшули, я, думаю, сказал все правильно? - спросил Овезберды, посмотрев на Теке-хана.
- Аллах милостив, как-нибудь разберемся сами в своих делах, - неопределенно пообещал Теке-хан. - Ты не мешай нам, джигит.
VII
Еще осенью полковник Хазарский создал Совет мусульманских депутатов «Шураи-Ислам» Красноводского уезда. В ту пору Хазар-хан не думал ни о Кокандской автономии, ни об отторжении Туркестана от России, и когда дошли до него вести и требования Танышпаева, чтобы все мусульманские организации объединились под одно зеленое знамя Ислама, Хазарский собрал свой совет.
- Никаких связей с Кокандом не будет - это не те люди. Наш мусульманский совет должен работать в тесном содружестве с Советом рабочих и солдатских депутатов.
Председатель Совдепа Красноводского уезда большевик Дмитриев осторожно отнесся к громким фразам полковника Хазарского: «Не заигрывает ли туркменский хан с Советской властью, а придет время - сунет нож в спину?!" Вскоре, однако, сомнения Дмитриева пошатнулись.
Наводя порядки в прибрежных аулах, Хазарский находился в Гасан-Кули, когда приехали к нему люди из Карасу и сообщили: «Генерал Мадритов складывает в чемоданы и упаковывает в тюки награбленное у туркмен богатство и собирается бежать на Кавказ». От такой вести Хазар-хана приподняло с ковра. Тотчас, прихватив с собой десятерых джигитов, он отправился в путь и на другой день был в Карасу. Надо было во что бы то ни стало задержать генерала-карателя со всем его награбленным добром, и Хазар-хан навестил коменданта морского порта, чтобы выяснить, когда придет пароход из Баку. Комендант ответил, что не ранее чем через две недели, и Хазарский приступил к подготовке операции по аресту Мадритова. Свои люди доложили Хазар-хану, что при генерале целый отряд солдат - брать его в резиденцию не имеет смысла, может пролиться кровь. Хазарский решил встретиться с Мадритовым на пристани, но не рассчитал. Понимая, с каким ценным грузом собирается на тот берег, грабитель-генерал, соблюдая крайнюю осторожность, нанял у персиян небольшой парусник - геми. Хотел было Мадритов пуститься в путь через остров Сару, а оттуда на лодках в Ленкорань, но вспомнил, что на острове Сара таможня, которая, конечно же, теперь в руках Советов, и решил плыть прямо в Баку. Город людный, шумный и бестолковый. На пристани в Баку всегда полно всяких пароходов и шхун, так что можно причалить и выгрузиться без особого риска. Генерал переоделся в грубую робу рыбака, соответственно оделась и его охрана, - с собой он взял десяток солдат.
Хазарскому доложили о бегстве Мадритова, когда парусник был уже в море. Грязно-желтые паруса геми, словно пыльное облако, плыли вдоль каспийского берега верстах в четырех и не удалялись далеко в море. Хазар-хан со своими всадниками пустился по пустынному берегу, не спуская глаз с парусника. Судно шло проторенным курсом к самому узкому участку Каспия, чтобы затем повернуть на запад и плыть в Баку. Хазар-хан спешил в Гасан-Кули, чтобы поскорее пересесть на казенный пакетбот, в котором перевозили почту и прочие небольшие грузы. Этим дизельным, без парусов, суденышком Хазарский пользовался частенько. Иногда уходил на нем в открытое море, но чаще всего - в Красноводск. Пакетбот оказался у причала. Капитана долго разыскивать не пришлось - он отдыхал после рейса у своего родственника, в доме на сваях. Тотчас Хазарский со своими джигитами заняли грузовой кубрик. Пакетбот вышел из Гасанкулийского залива и вскоре стал догонять персидский парусник. Хазар-хан, взяв у капитана бинокль, наблюдал за судном: «Сволочь, неужели на этот раз ты уйдешь от меня и не заплатишь за все, что сделал иомудам?! Ты плывешь не по морю, ты плывешь по пролитой нашей крови, скотина! Ах, плешивый идиот, взять бы тебя на абордаж, отнять все награбленное, а самого бросить за борт! Но сколько у тебя людей - вот вопрос? Конечно же, твои бандиты хорошо вооружены - лезть на рожон нельзя...» Капитан подсказал Хазарскому: «Лучше всего их не трогать, а плыть на некотором отдалении до самого Баку. Потом, когда войдем в бакинскую гавань, позовем на помощь Советскую власть». Хазар-хан поразмыслил и согласился.
Вечером, когда смеркалось, команда Хазар-хана едва не потеряла из виду судно Мадритова. Но вот засверкали раскачивающиеся огоньки. Ни Хазарский, ни капитан, ни джигиты уже не спускали глаз с этих огней до утра. Утром, на подходе к острову Нарген, пакетбот стороной обошел персидское судно, и на полчаса раньше геми встал на причал в бакинской гавани.
Хазарский не раз бывал в Баку, знал этот город не хуже, чем Асхабад или Красноводск, и без труда отыскал здание Бакинского Совдепа. Рабочий день только начался, сотрудники все были на месте, и Хазар-хан, заглянув в первый по коридору кабинет, спросил: «Где Иван Фиолетов? Я с того берега, знаком с Иваном Тимофеевичем по Челекену». - «К сожалению, Фиолетов в отъезде», - ответили ему. Хазар-хан заволновался: «Товарищи, в порту с награбленными ценностями генерал Мадритов, прошу вашей помощи! Надо немедленно арестовать его, через полчаса будет поздно!» Взвод красногвардейцев бросился на пристань. Генерал был арестован в тот самый момент, когда он стоял у парапета, а его команда выгружала из парусника чемоданы и тюки. Когда красногвардейцы схватили переодетого генерала и заломили ему за спину руки, Хазарский сказал: «Ну что, тварь кровожадная, попался? Думал уйдешь? Думал, сбежал в Баку, а тут тебя не схватят?! Товарищи красногвардейцы, ведите его в Совдеп - там поговорим...»
После того, как Хазарский возвратился в Красноводск, по побережью прошел слух об аресте Мадритова в бакинском порту с помощью Хазар-хана. Дмитриев подивился поступку Хазарского. Встретив его, расспросил об аресте во всех подробностях, и раз и навсегда отбросил свои сомнения на счет лояльности к Советской власти бывшего царского полковника Хазар-хана. На следующий день Хазар-хан принес в Красноводский Совдеп письменное отношение Совета мусульманских депутатов «Шураи-Ислам» о создании совместной комиссии для организации уездной милиции.
Житников и Лесовский приехали в Красноводск в один из тех дней, когда Дмитриев и Хазар-хан с помощью только что созданной милиции наводили порядок в городе. Из-за наплыва с кавказского берега демобилизованных солдат и дехкан из соседних селений, выгнанных в город смертельным ужасом голода, морской порт, железнодорожный вокзал, все закоулки, где можно примоститься бездомным, были забиты худыми, полуоборванными людьми. По ночам, а иногда и средь бела дня к жильцам в дома врывались грабители, уносили все, что можно. Воры всех мастей шныряли по пристани, поджидая прихода торговых и пассажирских судов. И милиционерам приходилось пускать в ход оружие, когда разгружались из трюмов зерно или мука, - так откровенно бесстыже нападали налетчики. Тюремные камеры были переполнены преступниками, но надо было их как-то кормить! Воров вывозили на ломку соли в Джебел и на Челекен в озокеритовый карьер, запирали в товарных вагонах и везли в сторону Ташкента, чтобы сдать властям какого-либо большого города.
С поезда Житников и Лесовский направились в Сов-Деп. Кабинеты его были пусты, только у входа стоял с винтовкой дежурный милиционер. Житников предъявил мандат комиссара, спросил, где руководство. Милиционер махнул рукой вниз, в сторону моря:
- Митингуют, товарищ комиссар, наши-то. Народу больно много понаехало. Как ни говори - ворота в Среднюю Азию! А через ворота все продовольствие идет. В жизни оно как? Где хлеб, там и тараканы. Вы ступайте на пристань, там и найдете кого надо. Если по части продовольствия, то ступайте к хану Хазарскому - он ведает всем продовольствием, потому как все рыбаки - туркмены. Да и из Персии хлеб на своих киржимах привозят тоже туркмены.
- Давай, Николай Иваныч, иди на пристань, разыщи Хазарского, - распорядился Житников.
Лесовский, спустившись по улочке к воротам морского порта, в толпе приезжих без особого труда отыскал Хазар-хана. Он был на коне, и его громкий голос разносился по пристани:
- Граждане, местная Советская власть во имя спасения ваших же жизней от голода предлагает вам ехать на разработку соли и озокерита! Помните, граждане, только трудом своим вы можете отвести от себя костлявые руки голода. Если будете сидеть и ждать - голод задушит вас!