нег, попадавшие в дымоходы.
Жертвы строительного бума
Летние месяцы служили самой горячей строительным порой, когда, казалось, весь город превращался в сплошную строительную площадку. Основной контингент рабочей силы составляли крестьяне, приходившие в столицу на летние сезонные заработки. Их труд ценился дешево, и ни о какой технике безопасности зачастую не было и речи. Поэтому летний сезон нередко сопровождался строительными катастрофами с человеческими жертвами.
«В Петербурге вырастают как грибы громады домов, – замечал в июле 1913 года обозреватель газеты «Вечернее время». – Стоят они, окутанные лесами, где высоко-высоко копошатся, как муравьи, сотни людей, рискуя каждую минуту свалиться вниз. И валятся, обагряя своей кровью новые жилища».
В 1912 году в столице зарегистрировали 129 пострадавших при строительстве, из них 29 погибло и почти столько же остались калеками. Статистика несчастных случаев на строительстве весьма любопытна. Среди пострадавших первое место занимали плотники (45 человек), за ними следовали чернорабочие (35), затем штукатуры (26), каменщики (23) и так далее. В следующем году травматизм еще возрос: только за первую половину 1913 года в Петербурге зарегистрировали 90 несчастных случаев при строительстве.
«Люди строят другим благополучие, теплый угол, а себе нередко роют могилу, – констатировал газетчик «Вечернего времени». – Но ни городское управление, ни правительство не заботятся об этих скромных тружениках, руками которых создана внешняя красота Петербурга».
А поскольку власти не собирались заниматься проблемами рабочих, то последние двинулись по классическому пути: «спасение утопающих – дело рук самих утопающих». Энергичные люди среди самих рабочих, подрядчиков и домовладельцев еще в 1882 году организовали «Общество самопомощи». Спустя три десятилетия оно располагало капиталом в 80 тысяч рублей, имело собственный доходный дом на 20 квартир и детский приют, куда помещали детей рабочих, погибших на стройках. Общество нашло средства, чтобы обучать детей не в государственной, а в частной школе, а летом отправляло их на дачу в Келломяки (ныне Комарово).
Главное же внимание «Общества самопомощи» уделялось выдаче пособий пострадавшим при строительстве. К примеру, только в 1913 году общество выдало пособий на сумму более 5600 рублей, причем размер помощи пострадавшим составлял от 25 до 50 рублей, а семьям погибших – от 100 до 700 рублей.
Строительные катастрофы тех лет являлись печальным следствием строительной лихорадки, охватившей Петербург. И сегодня, когда наш город вновь охвачен строительным бумом, нередко приходится слышать о высоком травматизме рабочих. Да, ситуация почти с точностью повторяется, нет только эффективного «Общества самопомощи»…
«Не мог ужиться среди изворотов»
В конце мая 1907 года по Петербургу распространилось необычайное известие о самоубийстве старейшего городского архитектора Петра Сергеевича Самсонова. Его имя было известно почти всему строительному Петербургу: он много лет состоял в должности городского архитектора. До этого Самсонов являлся архитектором детской больницы принца Ольденбургского, Воспитательного общества благородных девиц и Александровского училища, а затем Вдовьего дома. В последние годы жизни он ведал 4-м участком Петербургского городского управления. В «послужном списке» Самсонова значились сооружение и перестройка более двух десятков зданий в столице.
Что же послужило причиной трагического поступка? Современники считали, что Петр Самсонов стал жертвой жестоких нравов, несправедливостей, воровства и прочих безобразий, творившихся в тогдашнем строительном деле Петербурга. «Скромный по характеру, честный по натуре, он не мог ужиться среди различных изворотов городского хозяйства», – говорилось о Самсонове в «Петербургском листке».
Несмотря на солидную архитектурную практику, Самсонову хронически не везло в строительном деле. Предпринимавшиеся городскими властями различные переделки мостов, сооружение домов и т. п. мероприятия, в которых участвовал Самсонов, очень часто сопровождались жертвами и недоразумениями. Получали увечья рабочие, обнаруживались дефекты строительного характера. И хотя Самсонов лично никогда не был замешан в сомнительных «комбинациях», он, как строитель, выступал ответственным лицом.
По мнению современников, многочисленных злоупотребления при постройке городских домов подорвали нервную систему Самсонова. «Скромный труженик» Самсонов не мог равнодушно смотреть на происходившие безобразия.
Особенно сильно повлияла на него история с катастрофой цепного Египетского моста через Фонтанку, случившаяся в начале 1905 года. Как известно, мост рухнул, когда по нему проходила конница.
К счастью, тогда обошлось без жертв. Хотя судебные власти не нашли виноватого в этой катастрофе, темное пятно легло именно на Петра Самсонова. По-видимому, все это крайне тяготило пожилого архитектора, и за некоторое время до трагедии он подал в отставку и отстранился от городских дел.
В личной жизни архитектор Самсонов оказался гораздо счастливей, чем в строительной карьере. Будучи уже в годах (под семьдесят лет), он женился второй раз – на молодой барышне из семьи «среднего круга». Вскоре у них родился ребенок.
Казалось, ничто не предвещало беды. 24 мая 1907 года супруги Самсоновы собирались выехать из Петербурга на дачу, то есть на все лето покинуть городскую квартиру на Серпуховской улице.
Утром перед приходом артельщиков-перевозчиков Самсонов занимался у себя в кабинете. Внезапно тишину дома прорезал грохот выстрела. Когда в кабинет вбежали перепуганные жена и прислуга, их глазам предстала страшная картина: архитектор сидел в кресле, весь залитый кровью. Он выстрелил себе в лоб и через десять минут скончался…
История с катастрофой цепного Египетского моста через Фонтанку, случившаяся в начале 1905 г., удручающе подействовала на архитектора Петра Самсонова
Катастрофа на Михайловском мосту
В один из августовских дней 1906 года петербуржцы, оказавшиеся вблизи Михайловского замка, услышали ужасающий силы треск и грохот. Многие подумали, что стали свидетелями очередного взрыва, устроенного террористами. Однако на сей раз причина оказалась гораздо прозаичнее: в Мойку рухнул Михайловский (ныне 1-й Садовый) мост.
Мост, сооруженный в середине 1830-х годов, перестраивали из-за резкого увеличения транспортной нагрузки. Поэтому во время катастрофы на мосту находились рабочие, занимавшиеся разборкой каменной арки. Дождливая погода привела к подъему воды на целый аршин выше нормы, что сильно тормозило работу.
Арку разбирали одновременно с двух сторон. Оставалось разобрать ее центральную часть – «ключ». Именно эта часть арки, весившая около двух с половиной тысяч тонн, и обрушилась на сваи, которые, не удержав тяжести, обломились, увлекая за собой рабочих.
За несколько мгновений до катастрофы рабочие, находившиеся у концов арки, слышали подозрительный шорох сползающего камня, но не придали этому значения, так как подобное случалось и раньше. Однако затем раздался оглушающий треск, и гранитная арка стала стремительно оседать. Падающие обломки сбивали людей. Некоторые сами бросались в воду, надеясь избежать опасности быть погребенными под грудой камней.
Обрушение моста вызвало громадную волну, которая в один миг качнулась к Фонтанке. Она дошла до перил временного моста и сшибла многих рабочих, возившихся на разбираемом Пантелеймоновском цепном мосту.
«Ужасную картину представляли останки Михайловского моста, – рассказывал очевидец. – В паутине изломанных свай барахтались люди, силясь выбраться на поверхность. Одному из рабочих как ножом отрезало обе ноги, но сам он в полном сознании держался руками за сваю…»
Вскоре вокруг места трагедии собралась громадная толпа. К мосту прибыли пожарники. Они принялись разбирать ближайшие от берега сваи, предполагая найти там задавленных обвалом. Руководили спасательной операцией брандмайор и полицмейстер. В больницу отправили семерых пострадавших рабочих, еще трое числились пропавшими. На следующий день скончался рабочий, лишившийся при катастрофе обеих ног.
Через полчаса после катастрофы известие о ней просочилось в Городскую управу, где в это время шло заседание общего присутствия. Городской голова немедленно закрыл заседание, и вся Городская управа в полном составе (!) отправилась на место трагедии. Еще через два часа к руинам моста прибыл баркас с водолазом, который спустился под обвалившиеся сваи, однако никого из рабочих не обнаружил: если там и были погребенные обвалом, то они находились под грудами рухнувшего кирпича и гранита…
Сразу же после катастрофы началось расследование ее причин. Следствие проводила как судебная власть, так и строительная комиссия. Причину обвала моста объясняли по-разному. Одни говорили о слабости свай, не выдержавших напора арки, другие высказывали мнение о неправильном ведении строительных работ. Старший техник градоначальства архитектор Михаил Гейслер с первого же взгляда довольно ясно определил причину катастрофы: «На голову навалили много, а жидки были ноги!»
Кроме вопроса о причинах трагедии сразу же встал вопрос и о виновниках. Чаще всего звучало имя инженера путей сообщения Александра Станового, наблюдавшего за ходом работ. Намекали на то, что ему все сойдет с рук, поскольку он бывший гласный Городской думы и вообще человек, близкий к Городской управе. Другим «стрелочником» кое-кто хотел видеть инженера Берса, ведавшего трудом безработных, поскольку весь контингент рабочих, занимавшихся тогда разборкой мостов, состоял из безработных.
«Эта катастрофа, как и все предыдущие, указывает на плохую организацию высшего технического надзора и, быть может, на полную его несостоятельность, – возмущалась «Петербургская газета». – Уж сколько раз поднимался вопрос в думе о необходимости преобразования городского технического надзора, но воз и ныне там…»