Комната, где обнаружили страшное убийство. Рисунок из «Петербургского листка», 1909 г. № 276
Зверское убийство в Лештуковом переулке своей крайней жестокостью взволновало всю столицу. Обыватели находились в ужасе. Газетчики говорили о «рекорде жестокости». Врачебный мир пребывал в шоке. Профессор Военно-медицинской академии лейб-хирург Вельяминов заявил, что с подобным встречался только в «дикой Азии». «В Петербурге подобных случаев нам, хирургам, видеть не приходилось, – признавался он. – Несомненно, этот случай является исключительным».
Дело являлось уникальным: полиция столкнулась с уравнением с двумя неизвестными – предстояло не только найти преступника, но и определить личность убитого. Злодей сделал все, чтобы полиция не смогла составить о жертве никакого представления.
Первой версией стала идея о звере-убийце, действовавшем из соображений «демонической мести». Согласно другой версии, преступление произошло на политической почве. Пошли слухи, что убийство стало актом мести одной из революционных партий, разоблачившей в своей жертве агента-провокатора охранного отделения. Однако обе версии вскоре отпали: уже через несколько дней прозвучала фамилия, именно вокруг нее потом стала вращаться вся эта история – Гилевич.
Полиция ухватилась за ценный след: на остатках костюма убитого, который был сожжен преступником, обнаружили клеймо московского магазина «Жак». Через этот магазин московские сыщики выяснили, что костюм принадлежал инженеру Андрею Гилевичу, неделю назад уехавшему в Петербург и пропавшему.
Однако спустя еще несколько дней Андрей Гилевич перешел из разряда жертвы в подозреваемого. Оказалось, что он жив и, скорее всего, совершил это убийство вместе со своим братом Константином Гилевичем. Целью убийства явилась грандиозная афера: в мае 1909 года Андрей Гилевич застраховал свою жизнь на кругленькую сумму. Целое лето братья придумывали, как получить эти деньги. Сначала хотели разыграть историю с самоутоплением, но затем для бесспорности иска к страховому обществу решили предъявить мертвеца.
Найдя подходящую жертву, Гилевич заманил ее, убил и изуродовал до неузнаваемости. Метку магазина «Жак» он оставил нарочно, чтобы пустить полицию по ложному следу и приписать тело убитого себе. Однако Константин Гилевич, явившийся в покойницкую Обуховской больницы, где лежало тело убитого, своим поспешным признанием выдал и себя, и своего сообщника.
Но кто убитый – вот в чем был главный вопрос! Поначалу полиция предполагала, что это служащий канцелярии Союза русского народа Иван Барков. Однако вскоре выяснилось, что тот преспокойно отдыхает в Евпатории, наслаждаясь «бархатным сезоном». Потом предположили, что жертвой стал сын кучера Шталя. И снова – промашка. Однако в конце концов тайна раскрылась: жертвой оказался провинциальный студент Павел Прилуцкий, нанявшийся к Андрею Гилевичу по газетному объявлению в секретари.
Самым сложным для полиции стала поимка убийцы – Андрея Гилевича. Он прятался в Париже, где попался, когда проиграл большую сумму в казино и в карты и отправил брату в Петербург телеграмму с просьбой прислать пять тысяч рублей. По другим сведениям, Гилевич попался, пытаясь получить пять тысяч франков в одном из парижских банков, куда их когда-то положил его отец на тот случай, если сын приедет во Францию «для совершенствования в науках».
Убийца пытался уверить французскую полицию, что в России его преследуют за политические убеждения, но тщетно. Видя, что дело проиграно и теперь придется отвечать за «самое жестокое в истории Петербурга преступление», Андрей Гилевич покончил с жизнью во французском полицейском комиссариате, проглотив кусочек мыла с цианистым калием, который всегда носил с собой.
Печальная судьба постигла и Константина Гилевича: будучи арестованным, он повесился в тюрьме. Еще один брат Гилевичей, Василий, был позднее осужден за участие в вымогательстве денег. А в «страшный архив» Петербургского окружного суда поступила на хранение банка с заспиртованной отрезанной головой несчастного студента Прилуцкого…
Каин и Авель по-удельнински
Страшное преступление, нашумевшее на весь город, произошло в сентябре 1910 года на Костромском проспекте в Удельной: брат убил своего родного брата. Убийство было зверское, хладнокровное и расчетливое. Мотив – жажда наживы…
В апреле 1910 года в одной из дач на Костромском проспекте поселилась семья бедного дворянина Николая Владимировича Власова, служившего много лет в управлении петербургского удельного округа. У него была 16-летняя дочь и два сына – 20-летний Александр и 19-летний Владимир.
Как в старой притче, один был трудолюбивым и прилежным, а другой – бездельником и разбойником. Причем хулиганом был старший сын Александр. Из канцелярии местной пожарной дружины, где он прослужил совсем недолго, его выгнали за пьянство. Несмотря на это, он пользовался успехом у 18-летней крестьянки Клавдии, служившей в семье Разживина, что занимала нижний этаж той же дачи на Костромском. В июле 1910 года отец, мать и дочь Власовы уехали в Новгородскую губернию, где глава семейства Власов приобрел небольшое поместье. В квартире на Костромском братья остались одни.
За четыре дня до роковых событий Александр завел дружбу с неизвестным блондином, бедно и неряшливо одетым, который тоже был не дурак выпить. В тот роковой день, 20 сентября, около шести часов вечера Владимир Власов вернулся домой и застал там своего брата вместе с новым товарищем. Те знали, что 20-го числа каждого месяца Владимир приносит домой жалованье.
Служанка рассказывала потом, что слышала из квартиры Власовых, что на втором этаже, возню, крики, угрозы, беготню. «Так, так ему надо! Дай ему хорошенько!» – раздавались возгласы. Потом она услышала умоляющий голос Владимира: «Шура, мой брат! Что же ты делаешь?!». Потом послышались удары, точно рубили обухом топора. Затем – снова возня и беготня, а потом послышались игра на балалайке и пение. Через некоторое время Александр с товарищем вышли, заперев за собой дверь на ключ.
Обеспокоенная служанка разбудила хозяев, и они решили узнать, все ли в порядке у жильцов наверху. Однако на их стук в дверь никто не отвечал. Позвали дворника, но тот не горел желанием ломать дверь. «Полноте, нешто возможно, чтобы убийство произошло», – отговаривался он. Тогда ему велели найти городового и прислать в дом. Дворник ушел и пропал с концами: ни дворника, ни городового…
Тем временем около часа ночи вернулись Александр и его товарищ. Разживины незаметно вышли в палисадник и стали наблюдать за ярко освещенными окнами мезонина. Там шло пьяное застолье, потом началась долгая возня в комнате. Как потом оказалось, злодеи занимались грабежом, складывая в узлы наиболее ценные вещи и одежду. С убитого Владимира они сняли не только верхнюю одежду, но даже и башмаки.
Ранним утром преступники вышли из дома и направились к железнодорожной станции. Хозяйка проследили за ними, и как только страшные люди ушли, опять позвали дворника. Тот снова принялся уверять, что все опасения – ерунда, но едва только перешагнул через порог квартиры Власовых, сразу же наткнулся на труп Владимира. Его изрубленная топором голова была плотно обмотана рубашкой и большим полотенцем. В углу стоял обернутый в тряпки топор-колун – орудие убийства. На стенах виднелись следы крови.
Немедленно позвали полицию. Сыщики сразу же принялись за расследование. Оказалось, что соучастником Власова был 16-летний Алексей Шифрин, живший с семьей неподалеку, в доме № 73 на Ярославском проспекте. Его отец служил помощником пристава – прежде в Ревеле, а теперь в Петербурге.
Выяснилось, что убийц видели на Александровском рынке, потом на Финляндском вокзале, где они купили утренние газеты. Там уже говорилось о преступлении в Удельной. Прочитав о себе, злодеи тотчас купили билеты и умчались на поезде по направлению к Белоострову. Правда, долго гулять им на свободе не удалось: через несколько дней их задержали за финской границей, в Выборге. Под усиленным конвоем преступников отправили в Петербург…
Черная плата за гостеприимство
Страшное убийство, произошедшее в Петербурге в марте 1910 года, заставило содрогнуться даже тех сыщиков, кому за много лет довелось повидать всякие страсти. Таких бесчеловечных, хладнокровных и безжалостных преступников давно уже не встречалось. В декабре 1910 года дело рассматривалось в Петербургском окружном суде.
На скамью подсудимых попали 18-летний мещанин Аполлинарий Петров и 22-летняя дочь псаломщика Евфросинья Зверева. На их совести лежало зверское убийство 70-летней Анастасии Донович, работавшей служанкой у учительницы Смольного института Марии Синельниковой.
26 марта 1910 года, вернувшись вечером домой, Мария Синельникова обнаружила в квартире страшный разгром. На кухне лежал окровавленный труп ее служанки – 70-летней греческой подданной Анастасии Донович. На кухонном столе остались чайный стакан и чашка с остатками кофе. Было ясно, что злодеяние совершили те, кто близко знал убитую.
Полиции не пришлось заниматься долгими поисками. Дочь убитой старушки сообщила, что покойную иногда посещали Аполлинарий Попов и его невеста Зверева. В тот же вечер их арестовали, и молодые люди вскоре хладнокровно сознались в содеянном преступлении…
За два года до этого события Аполлинарий Попов поступил на работу в сыскную полицию вольнонаемным писцом. Спустя год он сошелся с дочерью псаломщика Зверевой, однако его мать была против их связи, поскольку юноша ради встреч с возлюбленной стал «манкировать» своими служебными обязанностями. Бесконечные прогулы не прошли даром, и в результате Попова уволили из полиции. Юноша остался без всяких средств. Вначале молодые люди жили на сбережения Зверевой, но потом и эти деньги кончились. Именно тогда и созрел план преступления ради наживы.
Жертвой этого страшного плана совершенно случайно стала старушка Донович, знакомая с матерью Попова. На свою беду в тот роковой вечер 26 марта 1910 года она пригласила молодых людей к себе в гости, не ведая, что накликала свою собственную смерть. Старушка не ожидала от гостей ничего дурного. Оставив Звереву на лестнице, Аполлинарий вошел в квартиру, где его встретили с доброй улыбкой. Донович повела юношу на кухню, предложила кофе. Завязался разговор. Старушка стала советовать молодому человеку, прежде чем повенчаться, сначала хорошенько убедиться в качествах своей избранницы.