Закат блистательного Петербурга. Быт и нравы Северной столицы Серебряного века — страница 54 из 93

вшая в России знамя борьбы, знамя свободы, это – еврейская рука»…

На похороны премьера в Киев от Петербурга прибыли делегации от Городской управы, от Петербургского общественного управления и т. д. Они подчеркнули, что П.А. Столыпин, будучи премьер-министром, занимался не только общероссийскими делами, но «успевал близко к сердцу принимать нужды и интересы Петербурга».

Отмечали, что именно благодаря П.А. Столыпину на повестку дня был поставлен вопрос об оздоровлении Петербурга и была произведена сенатором Д.Б. Нейдгартом знаменитая ревизия столичного городского хозяйства, которая, как тогда писали, «удалила крупных хищников от городского сундука». «Видеть первенствующую столицу счастливой и благополучной было заветной мечтой П.А. Столыпина», – отмечали в Петербурге.

По словам помощника городского головы, «во всех случаях, когда городское управление обращалось к нему, чтобы миновать длительную процедуру административного или правительственно-технического контроля, он шел навстречу желанию города. Так было в вопросах устройства электрического трамвая, так было с сооружением фильтро-озонной станции».

Почти сразу же после смерти Столыпина стали обсуждать вопрос об установке ему памятника. Выбирали, где лучше: в Петербурге, Москве или Киеве? Уже на следующий день после смерти П.А. Столыпина среди членов Всероссийского национального союза и Национального клуба начался сбор пожертвований на сооружение памятника Столыпину в Петербурге, и от многих жертвователей в первый же день поступили крупные суммы.

Петербургские деятели предлагали поставить его в сквере между Исаакиевским собором и Мариинском дворцом, где проходили заседания Совета министров под председательством П.А. Столыпина, либо перед Таврическим дворцом, где находилась Государственная дума. Художник Маковский предлагал начертать на нем знаменитые слова «Не запугаете», сказанные премьером. Но в Петербурге памятник так и не соорудили, а вот в Киеве он появился в 1912 году. Простоял он недолго – памятник снесли в дни февральской революции.

Столыпина хоронили 22 (9) сентября в Киево-Печерской лавре, возле Трапезной церкви. Он предчувствовал, что его убьют, и оставил завещание, в котором просил похоронить его в том городе, где он встретит смерть. «Серое, пасмурное утро. Флаги на консульствах приспущены. Со стороны лавры мчатся автомобили и вереницей тянутся экипажи, – писали газеты. – Для желающих не хватает места в вагонах трамвая. Они целым потоком направляются в лавру». Непрерывной толпой шли депутации с венками – их было более двухсот. Депутация от академических студенческих организаций Петербурга возложила серебряный венок с надписью «Великому патриоту Великой России». На венке, перевитом лентой национальных цветов, значилось: «Бессмертному П.А. Столыпину – студенты-академисты Петербурга»…

Нападение на Лесной институт

Очередным громким «подвигом» экспроприаторов стало нападение в сентябре 1906 года на канцелярию Лесного института. Его совершила организованная шайка из двадцати человек. «Обстоятельства нападения и его смелость указывают на правильно организованную шайку», – констатировали потом сыщики. Правда, дерзкий налет закончился весьма курьезно: налетчикам достались гроши.

По установленному порядку, главные двери института всегда запирались ровно в десять часов вечера. Грабители явились за пятнадцать минут до этого. Они прошли незаметно парком со стороны Малой Спасской улицы (ныне улица Карбышева). Первым их действием стал захват сторожа у цветников, чтобы он не поднял тревогу. Затем грабители разделились на группы. Пятеро экспроприаторов, захватив с собой плененного сторожа, зашли с главного входа.

Швейцар не ожидал вооруженного нападения и беспрекословно дал себя отвести вместе со сторожем в небольшую комнату, служившую «телефонной». Здесь грабители тотчас перерезали все провода, превратив комнату на какое-то время в тюрьму для взятых в «плен» сторожа и часового.

Завладев ключами, грабители проникли в канцелярию и взломали там два ящика в большом письменном столе. Однако тут их ждало первое разочарование: находкой стали всего лишь пятьдесят копеек мелочью. Тогда налетчики взялись на большой металлический сундук с секретными замками. Над его вскрытием они корпели очень долго, но выполнили работу умело. Толстую крышку сундука они перепилили пополам так чисто, как будто она была из картона. Но в сундуке, к ужасу грабителей, было совершенно пусто!

Тогда они стали вскрывать большой несгораемый шкаф, вделанный в стену. Они сломали все шестнадцать запоров и замков, но так и не смогли открыть его. Грабители «проработали» в Лесном институте около двух часов и благополучно скрылись. Когда подняли тревогу, их уже и след простыл.

На следующий день чуть ли не весь Петербург говорил о вооруженном нападении на Лесной институт. Одни склонялись к мнению, что нападавшие являлись самыми обыкновенными грабителями. Другие утверждали, что это были «максималисты» или даже анархо-коммунисты. Но особенно старались «кумушки», проживавшие в районе Лесного института. Если суммировать то, что они говорили, то получалось две «версии» произошедшего.

– Подошло этих самых разбойников видимо-невидимо, – говорили одни. – И все в черном, а рожи злющие-презлющие, и все в саже.

– И вовсе не в саже, а в масках, – поправляли другие. – Один себе даже такой длинный нос наклеил, что мимо летевшая ворона присела на него отдохнуть и тут же была разорвана динамитом. А разбойнички пошарили и ничего не нашли. Выругались и отправились восвояси. А начальство и служители так с поднятыми руками до утра и простояли.

Одним словом, обыватели были до ужаса напуганы бомбистами, так что были готовы рассказывать про них самые невероятные истории.

В Городской думе искали оружие

В сентябре 1906 года служащие Городской думы были не на шутку перепуганы: к ним пожаловал с обыском многочисленный отряд полиции. Даже «старожилы» столичного муниципалитета не помнили такого! Чем же провинилась Городская дума перед «бдительным оком»?

Обыск в Думе начался ранним утром. Сначала наряд, состоявший из двенадцати городовых, двух околоточных и полицейского офицера, нагрянул в фотометрическую станцию на первом этаже. Дежурные сторожа еще спали и были скорее перепуганы, чем изумлены, когда перед ними появилась целая армия полицейских. Впрочем, они и не пытались сопротивляться, беспрекословно выполняя все распоряжения. Полиция провела тщательный обыск всех ящиков, письменных столов и шкафов, но чего подозрительного не нашла.

Вскоре, однако, выяснилось, что в фотометрическую станцию полиция попала случайно: ошибочка вышла! Дело в том, что накануне был арестован сторож Городской думы Т. Федоров, у которого на квартире обнаружили «революционный склад» – огромный арсенал оружия: двенадцать винтовок, ящик с револьверами (восемь штук) и пироксилиновые шашки. Говорили даже о будто бы найденных бомбах.

Не удивительно, что полиция сразу же бросилась на рабочее место схваченного бомбиста-террориста. Однако в Городской думе оказалось два сторожа по фамилии Федоров. Тот, кого арестовали, сторожил не фотометрическую станцию, а находился на службе при больничной комиссии. Выяснив этот факт, полиция тотчас же отправилась на третий этаж Думы – в канцелярию больничной комиссии. Вверх дном были перевернуты все шкафы и столы, но и тут никакого компромата найти не удалось.

Полицейские удалились ни с чем, однако их действия в городском муниципалитете вызвали громкий политический резонанс по всей столице. Личность безвестного сторожа отходила на второй план, звучало только одно угрожающее известие: полиция устроила обыск в Городской думе! И это в те дни, когда политическая обстановка в стране была накалена до предела, шла подготовка к выборам во вторую Государственную думу.

Никто из думских служащих не верил в возможную принадлежность сторожа Тимофея Федорова к революционному движению. Слухи о нем ходили самые невероятные, но они совсем не вязались с тем впечатлением, которое сторож производил на окружающих. Все воспринимали Т. Федорова как забитого, тихого человека, отличавшегося большой исполнительностью и аккуратностью по службе.

«Для петербургского муниципалитета прошли те блаженные времена, когда думские барышни и молодые чиновники могли безмятежно хранить в ящиках письменных столов любовные записочки, – замечал современник. – Теперь не то время! Кто бы мог помыслить когда-то, что у сторожа, обслуживающего одну из самых консервативных комиссий, найдут склад оружия! Ведь прежде больничная комиссия представляла собой спокойное стоячее болото»…

«Революционная конфискация»

Необычайное ограбление, которое случилось в Петербурге в середине октября 1906 года, по своей дерзости превзошло все до тех пор бывшие в столице вооруженные грабежи. Разбойное нападение среди бела дня в людном месте в самом центре города превосходило все мыслимые пределы.

Ставка была велика: в этот раз в Казначейство везли 600 тысяч рублей – золотом, кредитными и ценными бумагами. Как потом выяснилось, террористы тщательно готовилось к этой операции, наблюдая из ближайшей пивной лавки за проездом казначейских карет по каналу, поскольку это был их обычный маршрут.

Не побоялись они и того, что карету сопровождал усиленный конвой конных жандармов. Когда она подъехала к углу Екатерининского канала и Фонарного переулка, к ней со всех сторон направилось «несколько прилично одетых молодых людей», кинули бомбы, а затем, не встретив сопротивления, тесным кольцом окружили карету. Насмерть перепуганный конвой сразу же разбежался.

Сила взрывов оказалась настолько велика, что в ближайших домах разбилась посуда, а в часовом магазине остановилось несколько стенных часов. Грабители завладели деньгами и бросились врассыпную, а один из них, схвативший самый большой пакет, успел передать его даме, которая тут же вскочила на поджидавшего ее извозчика и скрылась в неизвестном направлении.