Закат блистательного Петербурга. Быт и нравы Северной столицы Серебряного века — страница 69 из 93

Известный столичный журналист, подписывавший свои заметки псевдонимом Борей, решил лично сходить на сеанс Янека и на себе проверить, появляются ли там духи. Признаться, в духов он верил мало, а потому шел на встречу с всемирно известным медиумом со здоровой долей цинизма. Он даже прихватил с собой фонарик, чтобы пугать духов, если они только попробуют материализоваться.

К девяти часам вечера в помещении кружка собралось человек пятнадцать, не считая журналиста. Ровно в девять раздался звонок, и в переднюю вошел изящный молодой человек приятной наружности с маленькими усиками. Это и был Янек. «Мы перешли из гостиной в комнату сеансов, – рассказывал потом журналист Борей, – где вокруг стола были расставлены стулья и был приготовлен „шкаф для материализации“, задернутый портьерой. В нем лежали шарманка, бубен и колокольчик».

В комнате погасили свет, и сеанс общения с духами начался. Сначала долго играла шарманка – то «Камаринскую», то «Ехал казак за Дунай» и еще что-то. Но явлений все не было. Через час началась характерная возня в шкафу и легкие стуки в стол – это духи начали материализовываться. «Просим явлений!» – зашумели спириты.

Между тем «дух» начал возиться с шарманкой в шкафу, заводил ее и шумно вытащил из шкафа. «Ну, заведи, ну, сыграй. Ведь ты умеешь», – ласково упрашивали «духа» собравшиеся поклонники спиритизма. Но он так и не справился с шарманкой.

Вдруг в шкафу раздалось что-то вроде громкого хрюканья. Однако дух свиньи так и не явился. «Мне дергают цепочку часов!» – заявил один из спиритов. «Ай, меня хлопают по щеке!» – завизжала вдруг молодая посетительница. Некоторые из присутствовавших говорили, что к ним кто-то очень сильно прикасается, только в темноте ничего не разобрать. Кто-то видел светящиеся точки, другие – что-то черное, а третьи – даже белую голову. Не почувствовал явления духов только один журналист Борей – наверное, потому что не особенно в них верил.

«После четырехчасового сидения мы разошлись в час ночи, – писал потом Борей. – Господин Янек на этот раз не выказал своей медиумической силы, и все были разочарованы. Ни Шварцберга, ни Николы с деревянной ногой – никого из „духов“ Янека так и не появились».

…Не меньшей популярностью, чем медиум Янек, в конце 1900-х годов в Петербурге пользовался доктор Лев Львович Оноре, применявший дар гипноза для лечения самых разных болезней. Свои гипнотические сеансы доктор проводил в своем номере в «Северной гостинице» (ныне «Октябрьская» у Московского вокзала) и в ночлежном доме для рабочих при бывшем Стеклянном заводе.

Самый распространенный недуг, которым страдали рабочие этого завода, как и многих других, – пьянство. Именно его и побеждал доктор Оноре своим гипнозом. Сеансы проходили следующим образом: он расспрашивал о болезнях, а затем приказывал закрыть глаза и громким, внушительным голосом говорил: «Теперь ты перестанешь пить водку, пиво и другие спиртные напитки. Сам не захочешь пить. Воля твоя окрепнет, и ты будешь здоров. Спать, спать, спать!» После этого исцеляемый погружался в сон.

Гипнотические сеансы, очевидно, начали давать какие-то результаты, и слава о лечении доктора Оноре стала быстро передаваться среди населения. Вначале приходили только алкоголики, а затем начал стекаться и более образованный люд – с другими болезнями. «На моих глазах прошло свыше трехсот больных, и я ни от одного не слышал, чтобы он жаловался на ухудшение своего здоровья после сеанса Оноре. Наоборот. Люди, которые, казалось, обречены на медленную мучительную смерть, и те говорят, что чувствуют себя гораздо лучше», – писал корреспондент «Петербургского листка». Он приводил всевозможные случаи чудодейственного исцеления, причем заголовки звучали таким образом: «немая девочка начала говорить», «излечение двух арестантов», «гипноз вместо хирургии», «исцеленный пьяница», «излечение истерии» и т. п.

Честно говоря, не особенно веришь всем этим эффектным фразам. Но исцеление будто бы получали дети и взрослые, богатые и бедные. Старичок священник исцелился от ревматизма, бессонницы и галлюцинаций, учитель городского училища – от паралича, курсистка фребелевских курсов – от экземы. Доктор-гипнотизер будто бы лечил не только физические, но и психические недуги – «помешательство от несчастной любви», «эротический бред» и даже ревность.

Газеты рассказывали, что весной 1909 года как-то раз в один из ресторанов на Петербургской стороне зашел некий артист, лечившийся у доктора Оноре от алкоголизма. Тут сидели его старые приятели-купцы – собутыльники. Стоял шум, гам, шипел граммофон.

Купцы сидели, выпивали и предложили артисту выпить с ними по-старому. Тот стал отказываться, но его уговаривали столь энергично, что в конце концов он сдался и согласился.

– Только давайте коньяку, да самого лучшего! – сказал артист.

Он выпил залпом большой бокал, но не прошло и двух минут, как побледнел и стал тошниться. Купцы шарахнулись в сторону:

– Вот оно, какая у «его» сила, у Оноре! – говорили потом купцы. – Испортили человека. Даже «благородных напитков» пить не может…

Тем не менее, не все шло у доктора Оноре гладко. Газета «Новое время» опубликовала заявление «нескольких врачей», в котором утверждалось, что последствием гипнотических сеансов Оноре было значительное число нервных заболеваний у его пациентов. Оноре выступил с опровержением, обвиняя противников во лжи и клевете. «Что же касается медицины и знахарства, – заявлял Оноре, – то для больных безразлично, получают ли они помощь от дипломированного врача или от простого крестьянина, лишь бы быть здоровым».

…Борьбу с пьянством методом «гипнотического внушения» практиковал не только доктор Оноре. Как отмечал обозреватель «Петербургской газеты» в ноябре 1910 года, в столице функционировало семь амбулаторий попечительства о народной трезвости, где под наблюдением главного врача этих заведений, доктора медицины Мендельсона, шло бесплатное лечение пьянства посредством «гипнотизма».

По словам доктора Мендельсона, «на успех можно рассчитывать лишь при лечении не менее двух месяцев, и результаты, получаемые до сих пор, указывают, что гипнотизм в борьбе с алкоголизмом – могущественное орудие».

Еще летом 1910 года медицинский совет Петербурга постановил, что лечить гипнозом разрешается только тем, у кого есть врачебное звание. Тем не менее, сетовал Мендельсон, в столице по-прежнему практикуют гипноз разные дилетанты, которые сплошь и рядом могут принести пациенту только вред. По его мнению, «дилетанты-бессребренники», лечащие гипнозом, очень редки. Гораздо больше тех, кто занимается гипнозом ради заработка. Именно среди подобных врачевателей-гипнотизеров процветало «подпольное шарлатанство, не сдерживаемое ни законом, ни профессиональной этикой. Они лечат все болезни без разбора».

Доктор Мендельсон категорически отвергал все упреки в том, что он занимается шарлатанством. Чтобы убедить в этом прессу, репортеру «Петербургской газеты» разрешили побывать на гипнотическом сеансе в «Таврической амбулатории» возле Таврического сада. На его глазах больного усаживали в кресло, доктор становился напротив и держал перед глазами пациента яркий металлический шарик, блестевший от отраженного света двух свечей, поставленных поодаль.

«Смотрите на шарик! – приказывал доктор и дальше внушал: «Вы спите, но слышите все, что я говорю. Вы не будете пить ни сегодня, ни завтра, ни один, ни в компании. Вино будет вам противно, и вас не будет тянуть к нему. Вы не захотите, и не будете пить никогда. Проснитесь!» Больной просыпался и с недоумением оглядывал комнату…

Столичные оккультисты

«В Петербурге в настоящее время насчитывается несколько сот оккультистов, – утверждалось более ста лет назад, осенью 1908 года, в «Петербургской газете». – Они часто называют себя спиритами, гипнотизерами, и только в своих кружках гордятся званием оккультиста».

В Петербурге действовало несколько кружков, где занимались оккультными науками. Почти все участники этих кружков принадлежали к высшей аристократии и к элите гвардейских полков. Оккультизмом чрезвычайно интересовались графини Мордвинова и Мусина-Пушкина. Обе они собрали очень ценные библиотеки, состоявшие исключительно из книг по оккультизму.

В одном из домов на аристократической Сергиевской улице (нынешней улице Чайковского), недалеко от Таврического сада, зимой проходили еженедельные собрания оккультистов. Посторонних туда не допускали. Кстати, ходили упорные слухи, якобы именно в этот кружок входил библиотекарь Зимнего дворца Леман, «прославившийся» тем, что он воровал драгоценные медали и старинные монеты, подменял их копиями, а подлинники закладывал в ломбард. Его грандиозная афера вскрылась летом 1908 года.

Говорили, что Леману потребовалось немало усилий, дабы удостоиться чести быть посвященным в кружок на Сергиевской. Кстати, будто бы именно чарами оккультизма объяснялось сверхъестественное влияние Лемана на заведующего библиотеками Зимнего дворца камергера Высочайшего Двора Щеглова, который доверял Леману как самому себе.

Петербургские оккультисты находились в тесных отношениях с Парижем, являвшимся центром «таинственных наук». Поговаривали, что в Петербурге представителем ордена мартинистов, действовавшего в Париже, является одна известная графиня, а ее дом на Литейном проспекте служит средоточием петербургского оккультизма. Чтобы удостоиться чести стать членом ордена, требовалось пройти многолетнее испытание. Посвящение происходило в Париже.

«Современные оккультисты твердо верят в то, что еще в средние века алхимикам удалось открыть рецепт превращения свинца и олова в золото, – отмечал современник. – Они уверяют, что рецепт этот не потерян, он только держится в величайшей тайне – для ограниченного числа особо посвященных… В Петербурге по ночам, в тиши кабинетов, наши алхимики плавят на специальных очагах свинец и олово, роются в древних книгах, творят заклинания…»

Нередко оккультисты устраивали сеансы гипнотизма, гадая на «астральных» зеркалах, будто бы отражавших в себе будущее. Кстати, две дамы из петербургского высшего света служили медиумами в кружках оккультистов. Между прочим, обе они предсказали уже упоминавшему мошеннику Леману блестящую будущность, но только после того, как он «перенесет тяжкие испытания и будет близок к смерти». Может быть, именно поэтому библиотечный вор, склонный верить предсказательницам, был так спокоен на суде…