Реклама препарата «606» – средства против сифилиса
Открытие доктора Эрлиха при высокой цене на его препарат должно было принести огромный капитал, так как препарат «606» выписывали во многие государства со всех концов света из одной-единственной фабрики в Германии. Многие резонно задавали вопрос: кому достанутся сотни миллионов от продажи «сальварсана»?
«Было бы ошибочно думать, – заявил один из известнейших петербургских бактериологов, – что на „606“ наживается профессор Эрлих. Будучи очень богатым человеком, Эрлих – бескорыстный ученый. Весь доход поступит в пользу бактериологического института во Франкфурте, где работает Эрлих. Институт этот был выстроен и обставлен на средства одного богача, причем жертвователь обусловил, чтобы все доходы от сделанных в этом институте открытий поступили в средства института».
Марта Маквардт, работавшая секретарем у Эрлиха, составила впоследствии биографию этого ученого, описав его неутомимое усердие и настойчивость, доброту и честность, а также привычку мало есть и выкуривать по 25 крепких сигар в день. Начавшаяся Первая мировая война стала серьезной преградой к продолжению работы над усовершенствованием препарата, а многие страны, прежде являвшиеся рынками сбыта лекарства, стали недоступны.
Все это тяжело подействовало на Эрлиха, и в конце 1914 года, на Рождество, у него случился инфаркт. Ученый, всегда отличавшийся удивительно крепким здоровьем, быстро поправился, но здоровье его пошатнулось. В 1915 году он отправился на отдых в Бад Хомбург, где произошел ставший для Эрлиха роковым второй инфаркт…
После его смерти улица, на которой находился институт Эрлиха, была названа в честь выдающего ученого – Эрлихштрассе. Когда к власти в Германии пришли нацисты и начались гонения на евреев, название улицы поменяли. А все потому, что Эрлих был евреем. После окончания Второй мировой войны справедливость восторжествовала, и благодарные потомки увековечили наконец-таки имя ученого. Попавший под польскую юрисдикцию немецкий город Штрелен, где родился Эрлих, был переименован в Эрлихштадт.
Что же касается России, то начавшаяся Первая мировая война прервала поставки «сальварсана» из Германии. Поскольку спрос на него оставался большим, то запасы быстро истощились, и «606» исчез из продажи, а на «черном рынке» его можно было купить за баснословные деньги. Некоторые пользовались аналогами «сальварсана», выпускавшимися в странах – союзниках России в войне, в первую очередь во Франции.
В конце 1914 года в России начались попытки создания собственного препарата – аналога «сальварсана». Газеты сообщали, что в петроградских лабораториях удалось изготовить препарат «606», который оказался гораздо дешевле импортного. В течение нескольких последующих лет работа над созданием отечественного средства против сифилиса продолжалась, и в 1917 году российская пресса уже активно рекламировала «русский сальварсан».
Дискуссия о «бесстыдстве»
Обнаженные красавицы на сцене сегодня уже стали явлением обыденным. Однако когда в начале прошлого века нечто подобное происходило на столичной сцене, то вызывало у зрителей настоящий шок. Одной из первых наготу на петербургской сцене стала пропагандировать немецкая танцовщица Ольга Десмонд, выступавшая обнаженной. Скандал был настолько велик, что хотели даже привлечь ее к судебной ответственности «за соблазн».
Выступления Ольги Десмонд проходили в Петербурге летом 1908 года, однако и раньше до столицы доходили новости с европейских театральных подмостков, где уже вовсю развивался «культ голого тела». Не случайно еще в начале 1908 года на страницах «Петербургской газеты» разгорелась дискуссия по поводу «бесстыдства в искусстве».
Ольга Десмонд – первопроходец театральной эротики в Петербурге
«Во все области искусства за последнее время проник особый жанр – это жанр обнажения всего того, что привыкли считать интимной, скрытой стороной жизни, – утверждал обозреватель газеты. – И не только обнажения, но какого-то любострастного смакования всего этого, копания в таких изгибах нравственности, о которых раньше совестились говорить, а может быть, даже и думать. Чем же все это обусловилось, к чему ведет?» На этот вопрос на страницах издания отвечали представители петербургской культурной элиты.
Известный государственный деятель граф И.И. Толстой, впоследствии занимавший должность петербургского городского головы, с горечью признавал: «Бесстыдство достигло действительно небывалых размеров и в литературе, и в искусстве, и даже в самой жизни». Напротив, академик М.И. Боткин уверял, что «бесстыдство» обречено на скорое исчезновение, поскольку оно является «психопатологическим нарывом» и не приемлется обществом, в котором не наблюдается нравственного падения.
Скульптор Гинцбург также надеялся, что эротическое направление – лишь «ненужный нарост» на теле искусства, и он исчезнет с развитием индивидуалистического начала. А вот известный художник, профессор живописи А.И. Куинджи смотрел на происходивший процесс с безысходным пессимизмом.
«Явление бесстыдства – это результат падения искусства, – заявил А.И. Куинджи. – Искусство пало уже и продолжает падать дальше. Я полагаю, что падение настолько глубоко, что трудно говорить о возрождении его, по крайней мере в близком будущем».
Своего рода итог дискуссии мудро подвел профессор богословия университета В.Г. Рождественский. «В общество проник дух отрицания всего существующего: и религиозных форм, и норм нравственности, – считал он. – Началось искание нового. Это искание религиозной и нравственной истины приняло у некоторых уродливые формы: одни создают секты и называют себя архангелами и пророками, другие, извратив нравственные, общечеловеческие понятия, создали культ бесстыдства».
В костюмах Адама и Евы
Настоящая революция купального костюма произошла за столетие. Одежда менялась в связи с переменами в общественной жизни. Купальный костюм стал одним из проявлений женской эмансипации, усилившейся на рубеже XIX-ХХ веков. Кроме того, появление купальника было связано и с вошедшими в моду занятиями спортом.
Первые женские купальные платья появились в 60-х годах XIX века на европейских курортах. Они представляли собой длинные халаты с большим количеством сборок у шеи или укороченное платье с обязательным корсетом. А настоящий купальный костюм появился впервые в конце XIX века. Женщины надевали комбинезон из легкой ткани длиной до колен, а мужские купальники, как правило полосатые, шились с рукавами до локтей. Но даже и такие купальники своей «дерзостью» вызывали неодобрение общественного мнения.
Вскоре отважные любительницы купания решились на еще более смелый шаг – стали надевать купальные костюмы в поперечную полоску, идентичные мужским. Магазины стали рекламировать это новшество века. Купальные костюмы «дамские и мужские, полотенца, халаты, простыни, чепчики, купальные туфли и проч.» можно было купить, к примеру, в магазине Дальберга на Гороховой, о чем сообщал «Петербургский листок» в 1909 году.
Дама в купальнике изображалась даже на обложке журнала – значит, женский купальник сумел завоевать себе право на существование
Открытых мест для купания в ту пору не было – купались в закрытых купальнях, они располагались на Неве и Невках, а также на водоемах во всех популярных дачных местностях. Купальни представляли собой большой плот с вырезанной серединой, куда опускался решетчатый ящик – своего рода бассейн. Выйти в воду можно было через будочку-кабину – ключ от нее получали в кассе. А вот как, например, выглядело купание на Сестрорецком курорте: подвижные купальни на колесах вывозили в море. Петербургские мужчины, в преддверии открытия летнего сезона, предвкушали все его достоинства: как писала одна из газет, «мы увидим петербургских нимф и наяд в кокетливых чепчиках и купальных туалетах».
Многие петербуржцы купальными костюмами не пользовались, и вовсе не потому, что являлись приверженцами нудизма: такого понятия в ту пору еще не существовало. Дело в другом: для простонародья купальные костюмы служили чем-то вроде «барского», «интеллигентского» атрибута, совершенно не обязательного для всех остальных людей. А молодежи омовение без купальных костюмов представлялось дерзким вызовом общественным нравам и порядкам.
Купальня на океанском пароходе
Поэтому купальный сезон приносил головную боль речной полиции не только из-за утопленников, слишком много находилось нарушителей общественного и «нравственного» порядка на берегах петербургских рек и каналов. Несмотря на запрещение купаться в открытых местах, острова столицы, особенно по праздникам, просто кишели купальщиками. Не стесняясь присутствием прохожих, любители окунуться спокойно раздевались на берегах и купались на виду у всех.
Нередко молодежь, отъехав от берега на лодках, «разоблачалась» на середине реки и потом в костюмах Адама и Евы каталась по Неве, встречая проходящие пароходы свистом и смехом.
Однако едва только подобная «голая кавалькада» замечала приближавшегося речного полицейского, она стремительно приставала к берегу – там власть речной полиции уже не действовала, и голые шутники оказывались в безопасности.
«Нарушают благочиние и купальщики, которые по утрам омывают свое грешное тело в невской воде близ Александро-Невской лавры, – писал один из столичных обозревателей. – А с берега на них любуются молочницы и фабричные под артистическую брань и смех петербургских ломовиков».
Открытка начала ХХ века. Как говорится, без комментариев…
Приходилось бороться полиции и с фотографами – любителями «клубнички». «Обыкновенно в наших дачных местах воды очень мало, – замечал современник. – Но на безрыбье и рак рыба, дамы полощут свое изнеженное тело в маленьких речонках и просто в болотах, громко, по-дачному, называемых прудами». Здесь, у мест купания, и прятались фотографы. Говорят, у одного любителя нашли коллекцию дачных купальщиц, снимавшуюся на протяжении четырех лет в Павловске, Ораниенбауме, Сестрорецке и Саблине.