Среди прочих вещей Кузов попросил жену принести ему бритву. Она и стала орудием страшного убийства… Из жандармского управления Зинаиду отправили в Обуховскую больницу, но туда она не доехала: скончалась по дороге. Через несколько дней родные похоронили ее на Успенском кладбище в селе Михаила Архангела за Невской заставой…
«Мне грозят кандалы, но я счастлив»
Бурным выяснением отношений закончился конфликт между двумя студентами. Впрочем, причиной ссоры стали вовсе не идейные разногласия, а любовная история. «Героиней» драмы стала курсистка Надежда N. – фамилия ее в столичной печати не разглашалась.
Кровавая драма разыгралась в феврале 1913 года в квартире одного из домов по Бронницкой улице: студент Меньшагин тремя выстрелами из револьвера пытался убить студента Бомзе. К счастью, ему не удалось этого сделать: все три раны – в шею, руку и бедро – оказались легкими. Пострадавшего отправили в больницу, но уже на следующий день выписали.
Меньшагин объяснял свой поступок желанием отомстить за поруганную честь девушки. По его словам, Надежда «вступила с ним в связь» и рассказала о своей прежней любви к студенту Бомзе, который ее жестоко оскорбил. После этого Меньшагин решил объясниться с Бомзе, но Надежда его удерживала, боясь огласки. Некоторые свидетели говорили, будто бы Меньшагин открыто заявлял: «За такое дело – смерть!» и что якобы он заблаговременно запасся оружием.
Суд по делу «студентов-соперников», состоявшийся почти через год после драмы, вызвал особый интерес среди «желтой прессы», поскольку изобиловал, как писали тогда, «интимными подробностями» из жизни обвиняемого и героини трагедии. Меньшагин не признал себя виновным в попытке предумышленного убийства. «Я хотел его наказать, – признавался он, – только попугать смертью. Выстрел произошел случайно, намерения убить я не имел». По словам свидетеля, первый выстрел оказался неожиданным, а затем завязалась схватка из-за револьвера, во время которой Бомзе и был ранен еще два раза.
«После выстрелов я понял, что они распечатали тайну Надежды Григорьевны, – продолжал свои признания студент Меньшагин. – Если я и проявил сочувствие господину Бомзе после ранения, то я думал, что он никому ничего не скажет, не откроет тайны. О, если бы я знал, что он…» Слезы мешали ему говорить…
Героиня драмы на суд не явилась, но ее показания были зачитаны. Она признавалась, что рассказала Меньшагину о своих отношениях с Бомзе (она считала их «грязью»), рассказала, как он ее оскорбил, и они вместе рассуждали о том, что Бомзе следует «попугать» смертью. Заходила даже речь о пугаче, стрелявшем холостыми. Однако в ход пошло настоящее оружие.
Присяжным заседателям пришлось нелегко: факт попытки убийства был налицо, но обвиняемый явно вызывал некоторое сочувствие. С горячей речью выступил обвинитель, доказывавший, что преступление явилось актом сознательной мести. В своем последнем слове Меньшагин защищал доброе имя своей возлюбленной. Он брал всю вину на себя и отрицал ее подстрекательство к преступлению. «Я счастлив, что выстрелами в Бомзе и грозящими мне кандалами смог купить безопасность нескольким, хотя и не знакомым мне женщинам», – заявил Меньшагин, считая себя, по всей видимости, избавителем «слабой половины» от злодея-ловеласа Бомзе.
Целый час потратили присяжные заседатели, чтобы вынести свой вердикт. Он гласил: виновен в нанесении легких ран. Окружной суд приговорил Меньшагина к восьми месяцам тюремного заключения, но ввиду того, что преступление произошло 20 февраля 1913 года, то есть накануне царского манифеста, объявлявшего послабления в связи с празднованием 300-летия Дома Романовых, суд скинул с наложенного наказания одну треть. Таким образом, оно составило пять месяцев и десять дней тюрьмы.
И заключительный штрих этой истории. Бомзе заявил, что простит Меньшагина, если тот возьмет обратно все возведенные на него обвинения. «Согласны ли вы примириться на таких условиях?» – задал вопрос председатель, обращаясь к Меньшагину. Тот долго молчал, а затем категорически отказался…
Любовь гувернантки
Какие только романтические истории не случались порой в Петербурге! Летом 1913 года семья петербургского купца Л. отдыхала, по обыкновению, в модном курорте Гунгенбург близ Нарвы (ныне это город Нарва-Йысуу в Эстонии, недалеко от границы). Вместе с семьей жила молодая немка Эмма Лелиенфельд, опекавшая купеческого сына Петю. Отец нашел ее в Вене, будучи там по своим коммерческим делам. Эмма недавно окончила гимназию и прослушала двухгодичный курс в частном высшем педагогическом учебном заведении.
Прежде у Пети была другая гувернантка – чопорная пятидесятилетняя немка из Риги. Им не удалось найти общий язык, мальчик почти не занимался с ней немецким языком, и кто-то посоветовал родителям взять для ребенка другую воспитательницу, помоложе.
Так в их доме появилась молодая красавица. Ей было девятнадцать лет, но выглядела она гораздо младше. Петя же, наоборот, казался гораздо старше своих лет, – он выглядел лет на пятнадцать – шестнадцать. У него были черные вьющиеся волосы и смуглая кожа. На дачных вечерах красавица Эмма появлялась очень редко, но всегда с Петей, и танцевала только с ним. Дачники прозвали эту милую юную парочку «златокудрой чародейкой с черным амурчиком».
Скоро из лентяя Петя превратился в прилежного ученика и стал преуспевать в немецком языке. Гувернантка Эмма проводила с ним много времени, занимаясь не только немецким языком, но и другими предметами. Петя слушал ее больше, чем своих родителей.
Казалось, конца этой беззаботной летней жизни не будет, однако однажды Эмма получила письмо с родины – из Вены, в нем сообщалось, что ее мать опасно больна, поэтому необходим приезд дочери. Девушка загрустила, однако стала готовиться к вынужденному расставанию. Невесел был и Петя.
Свой отъезд Эмма все время откладывала. Наконец настал день разлуки. Вся семья купца пришла провожать златокудрую гувернантку на вокзал. Был здесь и Петя. Кому-то бросилось в глаза, что прежде грустный Петя на вокзале проявлял какую-то странную «нервную веселость». А вечером его не оказалось дома.
«Амурные страсти» столетней давности в интерпретации открыток начала ХХ в.
Пропажа сына страшно встревожила семью купца, но уже поздно ночью, через посыльного, родители получили записку, которая повергла их в шок. «Дорогие папа и мама, – говорилось в ней. – Я люблю златокудрую чародейку Эмму. Она любит меня. Мы решили повенчаться. Мы муж и жена уже давно. Любящий вас Петя». Ниже в этом же письме была приписка, сделанная рукой Эммы: «Ваш Петя заявил мне, что если я его не возьму с собой, то он умрет. А его смерть – моя смерть. Не браните, а разрешите возвратиться снова к вам»…
Дуэль кронштадтских гардемаринов
Дуэльная история в Лисьем Носу, жертвой которой стал молодой гардемарин крейсера «Паллада», вызвала широкий резонанс в Петербурге. Расследование инцидента взял под свой личный контроль морской министр адмирал Григорович.
В один из теплых августовских вечеров 1911 года на пароход из Кронштадта села компания из семи гардемаринов. Публики на пароходе оказалось мало, поэтому молодые люди привлекали к себе внимание, тем более что поведение их было крайне странным.
Несмотря на дождливую, холодную погоду, когда все пассажиры укрылись в каютах, двое гардемаринов остались на палубе и взволнованно говорили между собой, но так тихо, словно боялись, что кто-то может их услышать. Почти стемнело, когда пароход причалил к пристани Лисий Нос. Все пассажиры пересели на поезд, отходивший по направлению к станции Раздельная. Однако гардемаринов среди пассажиров не было.
Спустя полчаса после отхода поезда к дежурному по станции подошли несколько гардемаринов и потребовали экстренного поезда на станцию Раздельная, заявив, что один из их товарищей убит и лежит за станцией в лесу. Требование исполнили – подали экстренный поезд. Труп убитого перенесли в вагон и отправили на станцию Раздельную. Здесь доктор официально констатировал смерть юноши от огнестрельной раны в груди, а жандармский унтер-офицер переписал фамилии гардемаринов и немедленно сообщил о происшествии морскому начальству в Кронштадт.
Канонерская лодка «Бобр», оказавшаяся в Лисьем Носу, перевезла труп корабельного гардемарина в Кронштадт, где его поместили в анатомическом музее Николаевского морского госпиталя. Расследование показало, что имела место дуэль между гардемаринами крейсера «Паллада» Фесенко и Гипарисом. Они стрелялись с десяти шагов. Смертельно раненный Фесенко скончался через несколько минут на руках у товарищей. Владимиру Ивановичу Фесенко было всего двадцать лет, и через месяц его обещали произвести в мичманы.
Виновник смерти Фесенко явился с повинной к командиру «Паллады», объяснив ему причины дуэли. После чего дуэлянта и секундантов взяли под арест. Все офицеры и гардемарины «Паллады» дали слово, что они сохранят в строгой тайне мотивы дуэли. Причины трагедии не сообщили даже родственникам погибшего.
Однако среди кронштадтских жителей, на которых случившаяся дуэль произвела колоссальное впечатление, поползли слухи, что причиной ее стала любовная история. Как говорили, Фесенко влюбился в одну молодую барышню, а Гипарис тоже стал за ней ухаживать. Между соперниками произошло бурное объяснение, закончившееся дуэлью. Все попытки секундантов примирить врагов и не допустить дуэли оказались безрезультатными. Местом поединка назначили глухой угол в мрачном Лисьем Носу…
В Кронштадтском порту. 1913 г. Фото К. Буллы
Через несколько дней после трагедии гроб с телом погибшего юноши, весь утопавший в цветах, вынесли из часовни морского госпиталя. К этому времени здесь собралось много кронштадтских обывателей, а также гардемарины крейсеров «Паллада», «Рюрик» и «Адмирал Макаров».
До пристани гроб на руках несли гардемарины «Паллады». Там его погрузили на транспорт «Ледокол» для отправки в Петербург, а провожавшие отправились на пароходе «Заря». На Николаевской набережной в Петербурге устроили торжественную встречу. Гроб установили на роскошную белую колесницу и украсили венками от гардемаринов и офицеров многих боевых судов. Затем скорбная процессия двинулась на Смоленское кладбище, где тело предали земле…