Отрицание Бога есть иная форма связи с Ним (Д. С. Мережковский).
У Бога разные дети — верующие и атеисты (М. Арсанис).
Воинствующее безбожие есть расплата за рабьи идеи о Боге (Н. А. Бердяев).
Атеизм — готовность категорически отрицать то, чего даже нельзя ясно определить (А. Круглов).
Материализм — вера, что, в сущности всё — неживое (А. Круглов).
В одних религиях почитают мучеников, в других — палачей (С. Е. Лец).
Покуда в мире есть атеисты, Бог может надеяться, что он еще не забыт (Х. Каспер).
Иисус Христос
Есть только одна дверь к жизни, и эта дверь — Иисус Христос.
Обычные люди подстраиваются под мир, а необычные подстраивают мир под себя. Таков был Иисус.
При крайней ограниченности первоисточников количество образов Иисуса Христа — в теологии, искусстве, литературе — безгранично: одна из ипостасей Бога, Вседержитель-Пантократор, грядущий судья Апокалипсиса, Машиах (Мессия), пророк, судия мира, учитель праведности, вождь угнетенных и обиженных, защитник бедных и обездоленных, лидер апокалиптического движения, харизматический целитель, основатель независимого религиозного движения, муж скорбей, еретик «Поэмы о Великом Инквизиторе», Распятый Галилеянин Ницше, страдалец Ренана, Иисус «Последнего искушения» Казандзакиса, «Иуды Искариота» Леонида Андреева, «Двенадцати» Александра Блока, «Мастера и Маргариты» Михаила Булгакова. Исследованию жизни Иисуса посвящено огромное количество книг[31].
В XIX–XX вв. появляется евангельский роман, представляющий собой особый жанр современной литературы. В свое время к библейским мотивам и непосредственно к образу Христа обращались Н. В. Гоголь, Ф. М. Достоевский, Л. Н. Толстой, И. В. Гёте, А. Франс, Т. Манн, У. Фолкнер и очень многие другие писатели и поэты. Для некоторых из них было характерно очень бережное отношение к образу Христа — они как бы вглядывались в него, не очень веря в его Божественность (Мориак, Ренан, Швейцер и т. д.), но не отходя от канонов. Другие писатели (Н. Казандзакис, Ж. Сарамаго, С. Эрдега, Н. Мейлер) в своих романах создавали заведомо неканонический образ Христа.
В евангелиях Иисус стал ярким символом единения божественности и страданий — идеи, которой не было в Ветхом Завете. Последователи Христа видели в Нем «Спасителя», Альфу и Омегу (начало и конец), Бога-Сына, Логоса, «не имеющего ни начала дней, ни конца жизни» (Послание к евреям 7:3)[32], Сеятеля, Свет Миру (Ин. 9:5), Хлеб Небесный, Агнца (Жертву) мира, Судью, Воскресение и Жизнь (Ин. 11:25), Пастыря (Ин. 10:11), Предвечное Слово, Сладчайшего Жениха, Хлеб Небесный, Премудрость Божию, Солнце правды, Мздовоздаятеля (Рим. 12:19), но главное — Мессию, обещанного в пророчествах Ветхого Завета[33]. Для меня всё это многообразие является не констатацией чьих-то фантазий, но ярким свидетельством духовной мощи Иисуса Христа, продолжающего излучать гигантскую энергия даже через два тысячелетия после трагического ухода…
В культуре христианских народов образ Иисуса также очень многогранен: в византийском типе иконографии — это отрешенная царственность, аскетическая власть над собой, тонкость ума; у Франциска Ассизского — идеал радостной нищеты; в культуре позднего западного Средневековья — «Муж скорбей» в терновом венце, требующий эмоционально-образного погружения в тайну муки; для сознания XIX в., отчасти продолжающего жить, например, у Бориса Леонидовича Пастернака, — образ страдающей человечности[34].
Христос, превращенный в чистую «аллегорию», возносится на недосягаемую для человека высоту. Пантократор-Вседержитель — единственный известный здесь образ Спасителя, иконографический тип которого, как полагают, восходит к Зевсу работы Фидия… После Доброго Пастыря (Гермес Криофорс) пришел Христос-Асклепий, Милосердный Врачеватель IV и V столетий; затем Христос-Зевс, — пишет об историческом развитии образа Христа Георгий Федотов. — Представить, что такой Бог мог ходить по земле почти невозможно… Христос этого мира — не Спаситель, а Судия.
В сущности, от евангельского христианства здесь не остается ничего, и тот же Федотов справедливо замечает: по сути, вся византийская религия могла бы возникнуть без исторического Христа, как Он предстает в Евангелиях, — только на одном мифе о небесном спасителе, сходном с эллиническими мифами об избавителе. В сущности, это религия не Христа, а занявшей Его место священной бюрократии.
Замечательный, величественный образ Иисуса Христа не просто продолжает жить во времени, но непрерывно трансформируется, наполняется новым и новым содержанием, привлекает интерес огромных масс людей. Перед нами всегда разный Иисус: разный у разных апостолов, у Иакова и Павла, у Иуды и Марии Магдалины, у гностиков и александрийцев, у Цельса и Иосифа Флавия, у Отцов Церкви и еретиков, у современных теологов и философов… Я мог бы написать огромную книгу «Лики Христа», но, поскольку у каждого свой Христос, то ограничусь тем образом величайшего из когда-либо живших людей, который создало мое собственное сознание. Я прекрасно понимаю, что своим творением вызову бурю негодования многих христиан, приученных к «искуплению-воскресению-вознесению», но меня не смущает их суггестивный гнев, потому что Бог во мне подсказывает, что «мой Христос», то есть самый знаменитый человек на свете, ближе к божественной реальности, нежели «Бог козявок» или карающий Пантократор.
Согласно современной точки зрения науки на христологию — я имею в виду школу изучения «истории форм», — сегодня, за недостатком информации, нет возможности воссоздать реальную биографию Иисуса Христа: он так или иначе остается символическим персонажем. Как ученый я понимаю сомнения ученых-рационалистов, но, в отличие от них, считаю символизм выше реализма, ибо для меня важна духовная, а не материальная составляющая жизни Иисуса Христа. Это означает, что при всех лакунах и наслоениях, важны не те или иные события его жизни, а дух того, чему он учил. Одно то, что личность Христа привлекает художников более полутора тысяч лет и что у каждого века — свой Христос, для меня более важнее споров тех или иных научных школ в области христологии.
У меня нет намерения воспроизводить евангельскую историю Иисуса или, как Ренан, пытаться воссоздать его биографию по причине хрестоматийности того и другого. В этой книге поставлена совсем иная цель: по-возможности отделить «семена» от «плевел», воссоздать даже не «исторического Христа», но тот комплекс его идей, который позволяет говорить о «Сыне Божьем», на тысячелетия упредившем свою варварскую эпоху. При этом в понятия «Сын Божий» или «Бог в человеке» я вношу вовсе не тот смысл, который создан традиционным христианством: для меня нет различия между Сыном Божиим и Сыном Человеческим, ибо каждый человек несет в себе Божественную искру, и в этом отношении Иисус отличается лишь тем, что Его искра светит человечеству вот уже около двух тысячелетий.
Бог в тебе. Самопознание есть постепенное распознание божественной сущности внутри и вне нас. Как говорил Кабир, истинный Бог не в храме, а в сердце человека. «Ищите Бога в своем собственном сердце, вы не найдете его больше нигде», — гласит арабская пословица. И даже у православных есть такое изречение: «Бог находится ближе к нам, чем мы сами».
«Бог в тебе», «Сын Божий» — подразумевает связь человеческого сознания с трансперсональным, божественным, присутствие в индивидуальной душе чего-то большего, чем просто разум, — того, что позволяет человеку «овладеть землей» (Быт. 1:28). Стать Сыном Божиим, в конце концов, должен стать каждый, ибо, как говорил А. Силезиус, тот, кто не сумеет сделаться Сыном Бога, навек останется в хлеву со скотиной.
Принято говорить о несоизмеримости Бога и человека. Но присутствие Бога в человеке, оплодотворение души Святым Духом свидетельствуют о неком богоподобии, лежащем в основе интуиций Священного Писания. В любом случае Бог в нас делает нас больше нас, возвышает нас над животным миром.
Согласно гностикам, цель человеческого существования — пробудить экстатическое или интуитивное знание о Боге и соединить индивидуальную душу с Мировым Духом. Гностики-христиане воспринимали миссию Иисуса как откровение, которое помогает людям, имеющим в себе «дух», обрести прозрение.
Когда апостол Павел говорит, что «никто не спасается делами Закона, а только верою во Иисуса Христа», то это можно объяснить все тем же Богоприсутствием. Ни системой догм или религиозных обрядов, ни церковными правилами и установлениями, но только Христовою силой духа, только обнаружением и обретением Бога в себе возможно спасение. Что такое спасение? Спасение — это приобщение к Божественной жизни, соединение земного и небесного, эфемерной и временной жизни с бессмертием и Богом.
Благодать суть благо, которое дается даром, — это и есть Бог в душе, приход Бога к человеку не извне, а из собственных недр. Здесь не нужна ни церковь, ни догматика, отпадает надобность в священнослужителях — только благодать, величайший пример которой преподан Иисусом Христом — и снова-таки не в виде догм, а личного примера, через внутренний опыт встречи с Богом. «Это как любовь, это как ликование, это как победа, как музыка сфер! Благодать — это новая жизнь» (отец Александр Мень).
Кстати, это прекрасно понимали первые христиане, но позабыли их внуки и правнуки. Апостол Павел говорил: «Вот спорят между собой люди. Одни — сторонники сохранения старинных, ветхозаветных обрядов, другие — против этого. А ведь ни то, ни другое не важно, важно только новое творение и вера, действующая любовью». Вот это и есть христианский завет, а все остальное на нем — только внешняя оболочка, антураж, примесь.