[51] — наглядное и развернутое свидетельство присутствия Бога не только в нем самом, но и в многочисленных пророках, которые задолго до его рождения предсказали приход Мессии, в тех языческих поэтах, в которых, подобно Вергилию, рождение чудо-ребенка вызывало грезы о всемирном возрождении человечества, или в тех персидских волхвах, которые, по указанию звезды, прошли тысячи километров, дабы приветствовать появление младенца в Вифлееме[52].
Вслед за отцом еврейского народа Моисеем Христос осознал свои особые отношения с Богом. Но возвышенным отношением к Творцу он обязан не столько иудаизму, сколько собственной великой душе, бывшей основой его существа и вмещавшей в себя весь мир. Я вполне согласен с Эрнестом Ренаном в том, что для людей с огромной душой, таким как Кришна, Будда, Платон, апостол Павел, блаженный Августин, святой Франциск Ассизский, вопрос о бытии Бога не был абстрактной или теологической проблемой — все они ощущали Бога в себе, и в этом ряду первым стоит Иисус, смотревший на свои отношения к Богу как на отношения Сына к Отцу.
Бог не говорит с ним, как с существом, стоящим вне его; Бог в нем; он чувствует в себе Бога и извлекает из своего сердца то, что оно говорит ему об Отце. Он живет в лоне Бога, в ежеминутном общении с Ним. Он не видит Его, но слышит, не нуждаясь для этого ни в громе, ни в пылающей купине, как Моисей, ни в буре-провозвестнице, как Иов, ни в оракуле, как древние греческие мудрецы, ни во внутреннем демоне, как Сократ, ни в архангеле Джабраиле, как Магомет. У него нет фантазий и галлюцинаций, какие были, например, у святой Терезы. Экстатическое состояние суфия, объявляющего себя равным Богу, тоже есть нечто совершенно иное. Иисус ни на одну минуту не провозглашает святотатственной идеи, что он — Бог. Он думает, что состоит в непосредственных сношениях с Богом, он считает себя Сыном Божьим. Высшее познание Бога, существовавшее когда бы то ни было в человеке, принадлежало Иисусу[53].
Для Карла Густава Юнга личность Христа символизировала феномен самообожествления путем идентификации личности с коллективным бессознательным, неизбежной на пути к индивидуации. «Следовательно, проблема заключается в преодолении самообожествления, что сопоставимо со смертью Христа, смертью, сопровождающейся величайшими мучениями».
На самом деле можно говорить о некой эволюции Иисуса от человека, ощутившего Бога в себе, к Сыну Божию, к Пути, к «Я ЕСМЬ»[54]. Начинающий проповедь Иисус строго и однозначно отделяет себя от Всеблагого. Знатному юноше, назвавшему его благим, Иешуа отвечает: «Что ты меня зовешь благим? Никто не благ, кроме одного Бога». В другой раз, когда братья попросили его стать арбитром при разделе наследства, он отказывает: «Кто поставил меня судить или делить вас?» Но даже незадолго до смерти, еще до произнесения знаменитой формулы «Я ЕСМЬ», приписываемой иудеями только Господу, Иисус обращался к враждебно настроенным жителям Иерусалима: «Если бы Бог был Отец ваш, вы любили бы меня, ибо я от Бога пришел», что свидетельствует не столько о боговоплощении, сколько о богоприсутствии, то есть о Боге в душе.
Одна из основополагающих идей Иисуса — идея Царства Божия — однозначно свидетельствует об обретении человеком Бога в собственной душе: «Царство Божие внутри вас». Оно не запретно, но доступно каждому, в чьей душе воцаряется Господь, каждому, кто способен огромным усилием и долгим созреванием приблизить Его, ибо «немногие находят его» и «Царство Божие усилием берется»[55].
Любопытно, что Царство Божие у Иисуса постоянно связано с символом огня, света — того просветления, истинного бытия, о котором свидетельствуют все мистики, достигшие акта единения с Богом. Аналогичным образом, темная ночь души наступает всякий раз, когда это царство утрачивается. Истинная жизнь человека пребывает лишь в Боге — чем больше света в душе человека, тем полнее единение и тем богаче личность. Одну из своих книг я начинал с образа битвы Бога и дьявола в душе человека. Приблизительно о том же говорит Христова притча об «овцах и черных козлищах»: деление людей на добрых и злых нельзя понимать буквально, ибо грань между светом и тьмой проходит через сердце и душу одного и того же человека.
Из евангельской истории мы знаем, что Иешуа долго шел к признанию своего мессианства. Даже его слова о пастырстве, о том, что он — дверь, врата, через которые входят в Царство Божие овцы «малого стада», можно интерпретировать как ощущение собственного посредничества, связи земли и Неба: «Никто не приходит к Отцу, как через Меня».
Бог Иисуса, которого он ощущает в себе, близок ему по духу — это не грозный и карающий ветхозаветный судья, осуждающий на вечные муки, не Господин, который вершит нашими судьбами, но — любящий Отец, олицетворяющий высшую добродетель и высшее братство, Творец Царства Божия, того Царства, что носит в своем сердце. Царство Божие, Царство Небесное — любимые выражения Иисуса, символизирующие внутреннее состояние его собственной души и те идеи, которые ему дано нести миру. Царство Божие — высшее состояние человеческой души и божественный дар, ищите Царство Божие, и «всё остальное приложится вам». Бог Иисуса Христа — могучая сила, высший образец для подражания, олицетворение духовности, нравственности, и главное, любви: «Да будете сынами Отца вашего небесного, ибо Он повелевает солнцу своему восходить над злыми и добрыми… Ибо если вы будете любить любящих вас, какая вам награда? Не то же ли делают и мытари? И если вы приветствуете только братьев ваших, что особенного делаете? Не так же ли поступают и язычники? Итак, будьте совершенны, как совершенен Отец ваш небесный».
С Иисусом Христом в мир пришла великая и абсолютно новая идея богопочитания, всецело основанного на любви, чистоте сердца и братстве всех людей. Если Бог внутри тебя, тебе не скрыться, ибо невозможно скрыться от себя самого. Если Бог в твоем сердце, то тебе ничего не остается, кроме как самому стать богоподобным, нести Царство Божие людям — идеи довольно ясные и простые, но так и не ставшие путеводными для абсолютного большинства христиан, и даже — для большинства «отцов» христианской церкви.
Благая весть — это учение Христово, названное так самим Иисусом: Бесора — так это слово звучит по-арамейски, Евангелие — по-гречески. Благая весть — не философская доктрина, не проект социальных реформ и не мистическое познание иных миров. Благая весть — это возможность изменения отношений человека с Богом, снятие пелены с лика Творца, это весть о высшем призвании человека, о его возможности приобщения к божественной жизни, но также и о том блаженстве, которое дарует человеку прикосновение к Отцу. Если в Ветхом Завете речь шла преимущественно об отношениях Творца с народом, то Благая весть Нового Завета возвещает прямую связь человеческой души с Богом. «Добрый пастырь каждую овцу зовет по имени» и готов «положить за нее жизнь», — провозглашает Иисус как сын человеческий и учит не столько о Боге «в самом себе», сколько об Авве, Отце, обращенном к миру и к конкретному человеку, о Господе, живущем в нем[56]. Если в Ветхом Завете перед нами Господь, Отец — грозный небесный владыка и повелитель, то Иисус постоянно говорит об Отце, которого может обрести любой страждущий. Собственно, Благая весть несет людям дар богосыновства: для того, кто принимает ее, исполняются обетования Христа[57]. Благая весть — весть Иисуса о том, что каждый может говорить с Творцом, как с любящим Отцом, ждущим ответной любви.
Если Отец печется о самом малом творении своем, то, тем более, Он не может забывать детей Своих, которые Ему дороже всех иных творений. В «Евангелии от Матфея» читаем: «Итак, не заботьтесь и не говорите: „что нам есть?“ или: „что нам пить?“ или: „во что одеться?“, ибо всего этого ищут язычники; знает Отец наш небесный, что вы нуждаетесь во всем этом». «Послал, — пишет апостол Павел, — Бог Духа Сына Своего в сердца наши, Духа, взывающего: Авва, Отче! Так что ты уже не раб, но сын»[58].
Еще Благая весть, которую Христос принес миру у колодца Иакова, — это весть о близости Царства Божия. Тот, кто нашел Царство Божие, часто повторял он, должен купить его ценой всех своих богатств, так как при этом можно только выиграть, обрести радостное и неповторимое чувство близости небесного Отца. Подобно другим просветленным, Иисус считал, что единение с Богом превосходит все ценности и идеалы, все иные соблазны и радости, ибо, обретая Его, мы обретаем ВСЁ. Ожидание и обретение Царства Божия с тех пор становится символом приверженности к Иисусу. Хотя это выражение и раньше было в широком употреблении у евреев, Христос придал ему не только новый моральный смысл, но глубокое личностное значение: Царство Божие — это царство духа, и близкое освобождение есть освобождение духа. Царство Божие внутри тебя, и только там ты можешь обрести его. Мир во зле лежит, мир враждебен Божественному Глаголу, но изменить этот мир можешь только ты сам и в самом себе.
Начни с себя! Начни с себя, и если у тебя хватит сил, то ты сам убедишься в близости Царства Божия, ибо оно исключительно в тебе самом! Это царство — твоя чуткая душа, тонкость, красота и нежность сердца, твоя любовь ко всему существующему. Я бы назвал Иисуса Христа основателем Царства Божия в человеке, творцом идеи свободы духа, способной творить самые настоящие чудеса, еще — олицетворением и символом величественного идеализма, превозмогающего материю и не знающего природных ограничений[59].
Мысль о том, что всемогущество достигается страданием и смирением, что над силой можно восторжествовать благодаря чистоте души, — вот собственная идея Иисуса. Иисус — не спиритуалист, ибо у него всё обусловлено осязательной осуществимостью. Но он настоящий идеалист; материя для него — лишь символ идеи, реальное, живое отражение невидимого…