[84]. Но сам он гораздо больше ценил чудеса, совершающиеся в душе человека (Бога в нем), нежели телесные исцеления. Исцеления привлекали к нему гораздо больше людей, чем к Иоанну Крестителю, который не совершал чудес. Впрочем, Иешуа никогда не злоупотреблял своим даром и не добивался звания чудотворца или заклинателя. «Не рассказывай никому», — часто просил он человека, которому возвратил здоровье. Евангелист Матфей свидетельствует (Мф. 9, 30–31), что люди разносили весть о небывалых событиях помимо воли чудотворца. Что до приписываемых ему воскрешений мертвых, то их вполне можно толковать в том смысле, что для верующих он сам был воскрешением и жизнью в духовном и мистическом смысле.
Но надо отметить, однако, что религиозная мысль Иисуса не знала таких слов, как «сверхчеловеческий», «сверхъестественный», слов, заимствованных уже из нашей, скудной представлениями, теологии. В его глазах природа и развитие человечества не составляли какой-то особой области, находящейся вне влияния Бога; они не были для него какой-то жалкой реальностью, подчиненной особым законам, строгим и непреложным. Для него не существовало ничего сверхъестественного, ибо и природу он не выделял из всего. Опьяненный бесконечной любовью, он забывал о тяжких оковах, сковывающих плененный человеческий ум. Гордым полетом мысли он переносился чрез бездну, отделяющую, вследствие человеческой ограниченности, Бога от человека, и непреодолимую для большинства людей. В этих словах Иисуса нельзя не признать зародыша той доктрины, которая видела в нем божественную ипостась и то отождествляла его с «Глаголом», то видела в нем «второго Бога» или «Ангела метатрона»[85].
Уже в течение почти двух столетий спекулятивная мысль иудаизма постепенно склонялась к созданию реальных образов путем соединения божественных атрибутов и отдельных выражений, относящихся к божеству, так, например, в словах «Дух Божий», часто встречающихся в Ветхом Завете, было усмотрено указание на существование особого существа, «Святого Духа». Точно такими же самостоятельными существами становятся и «Премудрость Божия», и «Слово Божие». Это было начало того процесса, который породил сефирот кабалистики, эоны гностицизма, ипостаси христианства, — одним словом, всю ту сухую мифологию, к которой вынужден прибегать монотеизм, когда он хочет ввести многообразие в понятие «Бог» и которая состоит в олицетворении абстрактных понятий[86].
Здесь необходимо добавить, что в самом иудаизме глубоко заложена идея Божественного Глагола: со времен Моисея сам Дух Божий проявлялся через наставников, пророков, отцов. Живая преемственная связь между ними позволяла народу ощущать актуальность Слова Божия во все времена. Александр Мень обратил внимание на то, что враждебная позиция фарисеев в отношении Иисуса Христа связана не столько с его учением, радикально не порывающим с заветами отцов, сколько с тем, что он сам, его свобода и личность были невыносимы для людей, культивировавших каноны, ритуалы и уставы и видевших в себе непогрешимых стражей правоверия. Кроме того, толпы слушателей, окружавших галилейского наставника, вызывали у них зависть: «Поэтому они ревниво следили за ним, старались найти в его поступках то или иное нарушение Закона. Они строили гробницы пророкам, но, когда среди них во плоти явился истинный Пророк, они не поверили Ему и тем более не захотели узнать в нем Мессию»[87]. Человеческое, слишком человеческое…
Читая сегодня грозные речи Иисуса, направленные против фарисеев и книжников, многие христиане усыпляют свою совесть, думая, что они относятся лишь к верхушке иудейского общества I века. Но тогда за этими речами остался бы только исторический преходящий смысл. Между тем каждое их слово полностью приложимо к недостойным представителям любой религии или церкви, к их самодовольству, ханжеству, консерватизму, обрядовости. Законники и клерикалы всех мастей легко превращались в гонителей… Извращения веры, гордыня, дух культового формализма, расчеты «задобрить» Бога исполнением внешних уставов живучи, как и все человеческие грехи. Древних фарисеев больше нет, но отнюдь не умерло само фарисейство[88].
Своими исцелениями Иешуа демонстрировал, чего можно достичь с помощью «Царства Божьего» или «Слова», живущего в душе. Он так и говорил: для того, кто достигает полного слияния с Господом, «нет ничего невозможного»[89]. «Истинно, истинно говорю вам: верующий в меня будет творить дела, которые Я творю, и больше этих будет творить» — этими словами он подчеркивал, что чудеса не являются его прерогативой, но доступны всем тем, в душе которых Свет Господен.
Было бы неверно, как делают многие толкователи, расценивать чудеса Писания только как иносказания или аллегории. За исключением разве что воскрешения Лазаря через пять дней после смерти последнего, большая часть чудес Иисуса неоднократно повторена людьми, в совершенстве овладевшими холотропным состоянием своего сознания. Сам Иешуа называл чудеса «знамениями», признаками наступления Царства Божьего в душе человека. Завоевав это царство (на современном языке — овладев экстрасенсорными способностями) совершенный человек может одолеть привычные правила и законы повседневности. Скажем, среди многочисленных чудес Иисуса неоднократно упоминается его указание неудачливым рыбакам места, где много рыбы. Ныне известно, что некоторые экстрасенсы-провидцы способны не только указывать, но даже «призывать» добычу в нужное место. Подобным образом Иисус однажды словами «молчи, стихия!» прекратил опасное волнение в Галилейском море. Имеются многочисленные свидетельства этнографов о том, что способностью управлять погодой обладают многие сильные шаманы. Сам Учитель постоянно подчеркивал тесную связь между состояниями тела и души. Как-то исцелив паралитика, он предупредил его: «Вот ты стал здоровым, больше не греши, чтобы не случилось с тобой чего худшего»[90]. Как и современные вероцелители, Иисус считал главным условием выздоровления веру больного, без которой плацебо не действует. Поэтому он никогда не совершал чудес в Назарете, «где был воспитан» и где в него никто не верил[91]. Подобным образом, внимательный читатель Нового Завета должен заметить, что Иисус каждый раз категорически отказывался творить чудеса (знамения), когда этого от него требовали враги, «род лукавый и прелюбодействующий». По словам евангелиста Марка, чудесные исцеления свершались там и тогда, где и когда живущий в Иисусе Господь «видел веру их»[92]. В этом случае Сам Бог как бы действовал через Иисуса.
Иисус неоднократно подчеркивал, что творимые им чудеса — небесный знак его посланничества: «Отец Мой доныне делает, и Я делаю. Истинно, истинно говорю вам: не может Сын творить Сам по Себе, если не видит Отца творящим, ибо что Он творит, то и Сын творит так же…» — может ли быть лучшее свидетельство могучей силы, живущей в человеке, с которым Бог?
Подобно всем иным реформаторам в человеческой истории, сложившейся консервативной системе идей, так сказать, вере отцов, Иисус противопоставил религию, идущую от сердца, питаемую бескорыстным энтузиазмом, а не традицией, наследованием или принадлежностью к определенному народу. Вера должна питаться не рабским, бездумным идолопоклонством или родовыми связями, а исключительно персональным и свободным поиском Бога. Собственным примером Иешуа подтверждал правоту книги Иова: «Мудрость не является более достоянием старцев». История изобилует примерами исторического поражения власть предержащих и торжества оппозиции. Величайшие новаторы, вызывавшие бурное брожение идей, изменявшие лик и ход истории, — чаще всего те, кого она посылала на эшафот. Величайшего из мудрецов Древней Греции Эмпедокла родина вынудила броситься в жерло Этны. Сократ прославил Афины и выпил цикуту. Данте стал величайшим гражданином Флоренции и был ею с позором изгнан. Лютер реформировал католичество и только по воле случая унес ноги от императора. Спиноза был величайшим из евреев современности и был изгнан раввинами. Примеры можно множить и множить. Пифагор был распят, а его университет сожжен; Гипатию сдернули с колесницы и разорвали на части; память о Жаке де Молэ пережила убивший его костер; Савонарола был сожжен на площади во Флоренции; Галилея заставили отречься на коленях; Джордано Бруно был сожжен инквизицией; Роджер Бэкон вынужден был проводить свои опыты в секрете и оставить свои знания зашифрованными; Фрэнсис Бэкон постоянно находился под угрозой уничтожения. Россия, которую называли страной Владимира Соловьева и Льва Толстого, предала забвению первого и посылала намыленную петлю второму. Униженный и поруганный Иисус был славой Израиля и был им распят на кресте[93]. Я уж не говорю о том, что эта страна веками ждала Машиаха, но не захотела признать таковым величайшего из своих сыновей.
Как величайший религиозный реформатор, Иисус провозглашал новую религию всего человечества, а не избранного народа. Ибо все люди — дети Божии, носящие Бога в своем сердце. Может быть, впервые в истории человечества Иисус бросил вызов ксенофобии — инстинкту неприязни к «чужакам»: «Несть ни эллина, ни иудея пред ликом Моим». Он даже предвидел, что его идеи найдут почву не столько на родине, сколько на Востоке и Западе: «Говорю вам, что многие придут с Востока и Запада, и войдут с Авраамом, Исааком и Иаковом в Царство Небесное». Фактически Сын Человеческий провозглашал религию человечества, основанную на чувстве любви, а не на крови, на доверии, а не на законе. Симпатии Иисуса вообще не были связаны с семьей, классом, нацией и даже верой — его симпатии лежали на стороне презираемых и отверженных, поэтому язычникам и иноверцам не был закрыт вход в Царство Божие. Люди становятся чем-то единым и несокрушимым исключительно тогда, когда любят друг друга, когда объединены общей идеей и все устремлены к общему благу. Естественно, всё это далеко отстоит от Моисея, Иуды Гавлонита