Отрицание науки не завершилось делом Галилея, в котором христианские епископы доказывали, что Земля не может вращаться вокруг Солнца, ибо это противоречит книге Иисуса Навина. 12 апреля 1961 года, когда планета с восторгом следила за полетом первого космонавта Земли, радиостанция Ватикана выступила с заявлением: «Развитие техники, основанное человеческими руками, таит в себе огромную опасность. Человек может подумать, что именно он — создатель, что все созданное его руками — дело только его ума и рук. Но человек не создатель: он открывает лишь то, что доступно ему и на что указывает ему Господь Бог. Технический прогресс должен заставить людей пасть на колени и с еще большей верой молиться Богу…»
Новейшие исследования свидетельствуют о высокой степени развития античной научной мысли и техники, движимой гением таких выдающихся ученых, как Евклид, Архимед, Стратон и особенно Герон Александрийский. Последний заложил основы автоматики, создал простейший прототип паровой машины, многочисленные автоматы и новые типы оружия. Можно безо всяких преувеличений утверждать, что христианская церковь на целое тысячелетие задержала научно-технический прогресс, темпы которого в античном мире были чрезвычайно высокими. Сочинения Роджера Бэкона католическая церковь предала анафеме, а он сам провел 14 лет в заключении. Позже церковь преследовала Бруно, Галилея, Коперника, многих других ученых. Преследованию подвергались школяры-ваганты, в поэзии которых звучали сатирические антиклерикальные ноты: «Рим и всех и каждого грабит безобразно; пресвятая курия — это рынок грязный!» Пожалуй, именно ваганты упредили Лютера и Кальвина в разоблачении мздоимства и ненасытности клира.
Разделение христианских церквей было отдаленным следствием раскола Римской империи на Восточную и Западную (395), а также разных исторических судеб Западной и Восточной империй. Уже к моменту разделения империи на Западе действовал единственный крупный религиозный центр, а на Востоке их изначально было четыре. Во времена Никейского собора патриархами называли епископов Рима, Александрии и Антиохии. Вскоре звания патриархов добились также епископы Константинополя и Иерусалима. При этом восточные патриархи в борьбе за первенство и влияние нередко враждовали между собой. На Западе у римского первосвященника не было таких мощных конкурентов.
Западная Римская империя быстро прогрессировала, дробилась на большое количество самостоятельных государств. Западная христианская церковь, пользуясь относительной самостоятельностью, стала духовным стержнем раздробленной Европы, играя роль духовного центра феодального мира.
В Византии надолго сохранилась сильная императорская власть. Учитывая быстро меняющуюся обстановку, западная церковь соответственно вносила поправки в свое вероучение и обряды, в толкование постановлений Вселенских соборов и христианских догматов. Феодализация восточных частей бывшей Римской империи шла значительно медленнее. Застойность общественной и церковной жизни обусловила и консерватизм церковной жизни православия.
Под влиянием вполне конкретных исторических обстоятельств сформировались две характерные особенности восточного и западного христианства: у западной церкви — гибкость, быстрая приспособляемость; у восточной — консерватизм, тяготение к традиции, к обычаям, овеянным и освященным стариной. Восточное христианство более подходило для стран с застойным характером общественной жизни.
Сильная государственная власть — сначала в Византии, а затем на Руси — оставляла восточной церкви (восточному христианству) роль более или менее послушного слуги. Здесь церковь всегда находилась в зависимости от светских государей. Император Константин и его преемники, укрепляя свою империю, превратили церковь в государственный институт. Константинопольский патриарх, по существу, был имперским министром по религиозным делам.
Так повелось со времен императора Константина и продолжается до наших дней. Достаточно сказать, что первые шесть Вселенских соборов восточной церкви (вплоть до Никейского, 787 года) не только собирались императорами, но и проходили под председательством либо самого принцепса, либо назначенного им светского чиновника.
С середины IX в. происходила упорная борьба между папством и патриархией за господство в христианском мире. В 857 году император Византии Михаил III низложил патриарха Игнатия и возвел на патриарший престол угодного ему Фотия. Папа Николай I (858–867) счел это поводом для вмешательства и для укрепления своего влияния над восточной церковью. Он потребовал восстановить Игнатия, а заодно предъявил ряд территориальных претензий (в частности, по отношению к Болгарии). Византийский император не пошел на уступки, и папа объявил Игнатия истинным патриархом, а Фотия — низложенным.
С этого времени начинается открытое противостояние двух церквей и поиски обвинений в адрес соперника, завершившиеся в 1054 г. открытым расколом и взаимными анафемами, которые были сняты лишь в XX веке[206].
Формальной причиной разделения церквей часто считают разногласия относительно догматики, но это не более чем прикрытие властных притязаний клира. К тому же все «споры о догматах» напоминают средневековые диспуты о количестве ангелов или чертей, способных поместиться на кончике иглы — зачастую это просто безобразные базарные склоки, расшатывающие основы христианского миросознания как такового.
Ведомая роль православной церкви определила и ее статус: здесь нет единого центра подобного Ватикану, и практически каждое православное государство имеет своего патриарха, так что к православию относятся 15 самостоятельных (автокефальных) православных церквей[207]. Сохраняя главные догматы христианства, эти церкви отличаются друг от друга трактовкой некоторых догматов и отдельными особенностями культа.
Уже в раннем средневековье церковь утратила дух бескорыстия, общности и любви, присущий ранним христианским общинам. Возможно, именно поэтому христианство даже не приостановило погружение Европы во тьму после завоевания Рима варварами. И это принесло ей колоссальные утраты, огромные провалы, превратило эту эпоху в полосу непрерывных церковных кризисов.
Увы, именно к Ветхому Завету восходит основная, но тщательно камуфлируемая идея всех мировых церквей: плати «святым отцам» — и тебе зачтется Богом… Церковь издавна паразитировала на народном чаянии оплаченного воздаяния, отсюда, кстати, возникла и идея мессианства — будущего спасения «всех истинно верующих».
Надо иметь в виду, что католическая церковь на западе и православная на востоке были одними из самых могущественных феодалов, конкурирующих с императорами и королями. Только патриарху Никону, главному борцу с раскольниками, принадлежало свыше 25 тысяч крестьянских дворов. Крепостные крестьяне, жившие на патриарших землях, подвергались тягчайшей эксплуатации: согласно одному историческому документу, Никон своих крестьян «тяжкими трудами умучил».
Православная церковь была не просто крупнейшим феодалом в России, но и самым главным крепостником: ей принадлежало свыше миллиона рабов-крестьян, которых она угнетала с исключительной жестокостью. К непрерывному расширению монастырских владений добавлялась система «Божьего тягла», проще говоря, освященного церковью рабства.
Рост церковных богатств для меня всегда был признаком упадка христианской церкви. Между тем церковь сосредоточила в своих руках несметные богатства, используя визуальную демонстрацию экономической мощи как дополнительное средство влияния на психику, подсознание прихожан. Я много путешествую по миру и удостоверяю два обстоятельства: с одной стороны, воочию видно, что церковь была очагом культурного роста (архитектура, живопись, музыка, наука), с другой — налицо алчность и властолюбие церковников, которые, вопреки учению Христа, не имели границ…
Основополагающие идеи христианства — наказание за грех, искупление, освобождение через страдание, спасение — себя и других, с одной стороны, коренным образом меняли мораль и мировоззрение людей, но, с другой, все больше привязывались к «натуроплате» — индульгенции, епитимьи, бесконечный перечень платных услуг «за дела духовные». Церковь так или иначе создавала товарно-денежные отношения с Богом, в которых всё доставалось «посреднице»…
Надо признать, что критика ненасытности церкви шла из недр самой церкви — Уиклиф, Ян Гус, Лютер, Кальвин. «Приношения иконам — лишь новое средство, пущенное в ход антихристом и его духовенством для того, чтобы выудить деньги у бедных людей», — писал Джон Уиклиф. «Богатство извратило и отравило Церковь Христову», — вторил ему Ян Гус.
Когда ректор коллегии в Линкольншире Джон Уиклиф выступил с трактатом «О владении Божием», в котором подверг резкой критике симонию и стяжание церковных богатств, относительно мягкая англиканская церковь приговорила «еретика» к «вечному молчанию», что, однако, не воспрепятствовало расширению уиклифизма и позже индепендизма и лоллардизма, сыгравших огромную роль в пуританском движении XVII века. Даже смерть не спасла провозвестника европейской Реформации от церковных надругательств: по наущению королевского духовника Томаса Неттера прах Уиклифа был извлечен из могилы и подвергнут надругательствам. Церковь прибегала к сожжениям не только живых еретиков, но и праха умерших…
Церковь не ограничилась обожествлением Иисуса Христа, но создала постоянно растущий институт христианских мучеников и святых, сделав их не только предметом поклонения, но и источником дополнительных доходов. «Святые мощи» и связанные с ними чудеса быстро пополняли церковную казну. Поэтому не удивителен быстрый рост количества «святых» и конкуренция церквей за обладание чудодейственными мощами, ставшими в Средние века валютой высшей пробы. Короли и папы состязались в их приобретении, что привело к созданию настоящей индустрии изготовления фальшивок.
Христианские мученики — это бесспорная реальность, но другой ужасной реальностью является то, что огромное количество «святых мучеников» замучены самой христианской церковью, или, по словам епископа Варнавы (Беляева), это были святые мученики от рук «православных».