м моноконфессиональными. Достаточно сказать, что в Российской Федерации сейчас действуют как минимум 40 христианских церквей, направлений и деноминаций. РПЦ нервно реагирует на этот естественный процесс дезинтеграции, требуя от властей административно запретить или ограничить деятельность соперничающих с РПЦ конфессий.
В этих условиях естественным становится рост влияний протестантских объединений, подвергавшихся в СССР самым большим гонениям и накопившим богатый опыт самосохранения и миссионерства, особенно важных на нераспаханном поле духовной конкуренции.
К вопросу о широко разрекламированном «православном возрождении России». Опросы показывают, что русские, считающие себя православными, верят в магию и колдовство (25 %), в астрологию и гороскопы (30 %). Около 70 % православных никогда не причащались, и только 3 % людей, назвавших себя верующими, регулярно общаются со священниками. Соблюдают пост только 4 % православных, а около половины никогда не раскрывали Библии. Молодежи среди верующих очень мало. По словам диакона Андрея Кураева, «число молодых людей в храме в точности равно количеству алтарников».
Три четверти православных петербуржцев не знают, что такое Голгофа или Гефсиманский сад, а вспомнить десять заповедей способны единицы. Значительная часть опрошенных считают, что Иудея — это местность, в которой живут потомки Иуды. Большинство русских согласно с тем, что интерес к религии у значительной части общества поверхностный, обусловленный модой, но все равно называют себя верующими. Так что ренессанс православия на территории бывшего СССР крайне сомнителен, не говоря уж о не вполне ясном содержании постсоветской веры.
Религиеведы и социологи из Российской академии наук установили, что верующих в России насчитывается в десять-двенадцать раз меньше, чем об этом говорят деятели РПЦ[259]. Среди православных русских людей, которые хотя бы фрагментарно читали Библию, посещают церковь не реже раза в месяц или часто молятся менее 5–7 % (по другим данным — 1,5–2 %)… Даже в рождественских богослужениях последних лет принимают участие всего около 2 млн человек, то есть все те же 1,5 % россиян, хотя церковные иерархи часто дезинформируют население нереальными цифрами процентного соотношения православных к другим религиям и конфессиям.
По словам социолога Дмитрия Фурмана, «если мы чуть ужесточим критерии, добавив, например, регулярное причащение, или соблюдение поста, или прочтение хотя бы одного евангелия, или отсутствие веры в астрологию и переселение душ, то группа традиционных верующих вообще „исчезнет“. Из этого напрашивается вывод, что религия имеет пока самый поверхностный и „идеологический“ характер, не затрагивая более глубоких слоев сознания».
Обстановка во многих русских православных храмах мало располагает к разговору со Всевышним — привычные казенщина, вымогательство, показуха. Как вообще можно говорить о духовной практике, если в православных храмах порой трудно просто пообщаться по душам со священником? «В храм многие идут от пьяного стола, поэтому количество драк в дни христианских праздников, как правило, выше среднего».
Церковь
Нет, и в церкви всё не так,
Всё не так, как надо!
Я ничего не имею против церкви до тех пор, пока она не вмешивается в дела Всевышнего.
Я всегда помню, что христианство — колыбель и фундамент культуры, но из колыбели выходят как великие люди, так и монстры, а фундамент неизбежно дает трещины и рано или поздно требует ремонта…
Все церкви, стоявшие у колыбели человеческой культуры, так или иначе подвергаются старению и трансформируются в консервативные организации, тормозящие ее развитие. Рано или поздно они предстают перед новым человечеством если не как инструменты мракобесия, то как властные институты оболванивания простодушных конформистов. Поэтому мне трудно согласиться с провозглашением церкви первичной сущностью христианства, как считает она сама. Для меня первичной сущностью христианства являются идеи и образ жизни Иисуса Христа.
Увы, в христианской церкви, долженствующей стать символом вечного присутствия Иисуса Христа, эгоистическое начало слишком часто брало верх над духовным. Как и православная Россия, христианство в целом оказалось скопищем неистовых контрастов, культуры и бесовства, рая и ада, силы и слабости, высокого и низкого — коротко говоря, всего «слишком человеческого»… Беда и грехопадение церкви — неискоренимость воли к власти, лежащей в самой сущности человека.
Как сказал отец Александр Мень, история церкви — исключительно меланхолическая наука; она изображает в основном грехи людей. История церкви — преимущественно история отпадения людей от Христа, измены ему на уровне слов и дел.
Иисус Христос говорил по этому поводу, указывая на взаимосвязь между высказываниями человека и его внутренними убеждениями: «Исходящее из человека оскверняет человека. Ибо изнутри, из сердца человеческого, исходят злые помыслы, богохульство, безумство» (Мк. 7:20–23). Церковь оказалась даже не общиной верующих во Христа, не «одной душой и одним сердцем», не местом, где обитает Дух Божий, не образцом Христова Царства Божия, но тоталитарной сектой, слишком часто исповедующей отнюдь не христианские ценности — покорение, искоренение, обогащение, спасение избранных…
Я не согласен с о. Александром Менем, что экклесия (церковь) была церковью Христа, что он ее создал, что это была его воля и его волей остается. Иисус не создавал церкви, более того церковью не было и апостольство, ибо «они (апостолы. — И. Г.) ссорились между собой, у них проявлялись и ревность, и соперничество, они проявляли малодушие, страх». Есть элемент суесловия в том, что «Христос не хочет, чтобы люди духовно возрастали и развивались в одиночку, замкнутые, изолированные друг от друга», и что для обретения Бога «мы должны вместе развиваться, в единстве».
Пример самого Иисуса свидетельствует как раз об обратном: обрести Бога в глубинах собственного сознания можно исключительно путем огромной индивидуальной работы духа. Обрести Бога скопом не удавалось никогда и никому — массовые обращения вели не к церкви, а уходу от духа Иисуса Христа. Не согласен я и с тем, что в существующих христианских церквах реализуется Дух Христов или импульс Духа Божия, который с самого начала вошел в них. Какой Дух Христов при столь сильной межконфессиональной вражде и дележе всего и вся?.. Каков Дух Христов, если два тысячелетия власть церкви держалась на контроле над людским воображением и людскими страхами?.. Каков Дух Христов, когда догматы христианской религии — апокалипсиса, наказания, суда, ада, расплаты за грехи — сами выглядят как величайшие богохульства?..
Увы, церковь слишком человечна, нетерпимость, властолюбие и честолюбие никогда в ней не переводились и не изживались, и оправдать исторические грехи ее невозможно никакими словесными уловками. Да и не оправдания здесь нужны, но только выяснение ошибок, приведших к ослаблению первоначального Христова импульса, Духа Божия, обретения Бога в недрах самих верующих.
Когда к Аврааму Линкольну предложили использовать лозунг «Мы — американцы и с нами Бог!», он резонно заметил, что надо не тешить себя мечтами, что с нами Бог, а подвизаться, чтобы самим быть с Богом.
Не вполне согласен я и с тем, что церковью называется всемирное общество верующих: возможно, так должно было быть на самом деле, но клир превратил церковь в нечто совершенно иное — даже не в «кириакон»[260], но в жесткую церковную иерархию, «вертикаль власти», институт папства или патриаршества. Все божественное, Царство Христово — не от мира сего, тогда как церковь слишком долго строилась на лжи и гонениях, пока не пришел ее собственный черед…
Нам говорят, что уничижение церкви — это уничижение Христа. Но церковь так много занималась самоуничижением во многих смыслах этого слова — от утраты духовности до идолопоклонства и поповского речитатива вместо музыки сфер, — что внешнее уничижение как-то блекнет перед саморазрушением. Церковь, которая по словам апостола Матфея, есть «столп и утверждение истины» (Мф. 16:18) слишком часто оказывалась столпом настоящей дьявольщины.
Один французский писатель писал, что если бы сегодня апостол Павел прошелся по современным городам, то он принял бы христианские обряды за какие-то языческие богослужения: форма и догма полностью восторжествовали над духом и глубиной. Нынешняя христианская церковь — это мимикрия, камуфляж, подделка под дух Христа, давно ушедший из церкви, носящей его имя.
Я убежден в том, что учение самого Иисуса — не психология убогих и слабых и не идея избранности, но мистериальный опыт, добываемый огромной работой сознания и духовной практикой. И только многовековое извращение идей Христа привело к тому, что христианство стало средством психологической защиты масс перед лицом собственной ничтожности и неспособности к самоопределению. По словам великого немецкого мыслителя Карла Ясперса, отцы церкви «извратили ценности, изобретя моральные идеалы, которые — до тех пор, пока в них верят, — превращают их немощь в мощь, а их ничтожество — в ценность». Вместо Царства Небесного на земле христианство проповедовало презумпцию перманентной виновности человека: человек — грешен! Такая позиция была катализатором и оправданием религиозных преступлений и войн, инквизиции, охоты на ведьм и борьбы со знанием.
Отцы Церкви и авторы канонических евангелий позаботились о том, чтобы не допускать инакомыслия в собственные ряды. Они жестко выступали против еретиков, но, вразумленные идеями Учителя, все-таки воздерживались от их физического уничтожения. Апостол Павел в Послании Титу писал: «Еретика после первого и второго вразумления отвращайся, зная, что таковой развратился и грешит, будучи самоосужден». Апостолы Павел и Иоанн ставили еретика в один ряд с прелюбодеем, грабителем и пьяницей, запрещали общение с ним, но все-таки не требовали считать его за врага.