[53]. Наиболее пострадавший регион, Валь-ди-Мазара (всегда являвшийся беднейшим регионом королевства, но центром производства зерновых) потерял в общей сложности более 250.000 жителей(с 350.000 до 100.000), из-за того, что его население традиционно было сосредоточено в небольшом количестве крупных поселений с обширными пустыми пространствами между ними. Когда вторгались анжуйские армии, когда наступали голод и болезни (или когда их создавали искусственно, как это происходило во время междоусобных войн 1340–1350-х годов, когда осажденные города пытались брали измором), эти крупные центры становились ареной массовой гибели людей. Упадок был настолько сильным, что некогда процветающие торговые и производственные центры, стали знамениты "переполненными выгребными ямами, лежащими между домами, как в Трапани; курганами нечистот на улицах, как в Палермо, а иногда, как в Ното, наваленных так высоко, что они перекрывали вход в церковь; горшками, падающими на головы прохожих, как в Никосии; трупами животных, валяющимися повсюду; улицами, запруженными одичавшими свиньями, которые сбивали на землю священников, пытавшихся совершить последний обряд над умирающими, или бросались пожирать трупы, разбросанные на кладбище, как в Корлеоне; отбросами, сбрасываемыми с городских стен во рвы уже набитые до отказа, как на Мальте"[54].
В таких катастрофических обстоятельствах следовало ожидать и краха общественного порядка, и неудивительно, что массовые бунты, распространение ереси, резкий рост преступности и другие экстремальные действия стали обычным явлением. У всего этого были и менее драматичные, хотя в конечном итоге не менее важные последствия, такие как миграция и постепенное изменение рыночных структур и методов торговли. Эти реакции на проблемы острова помогли экономике к середине XV века значительно восстановиться, но их более непосредственными последствиями в XIV веке стали серьезная неустроенность и бедность населения. Тысячи сицилийцев, покидая фермы и города, устремились из более бедного Валь-ди-Мазара в более стабильные (потому что более экономически диверсифицированные) Валь-ди-Ното и Валь-Демоне. Свидетельства запустения и обезлюдения встречаются повсюду[55]. Таверна Джакомо Балдиното в Шакке превратилась в "практически бесполезную руину"[56]. Франческо Тудерто в 1305 году продал земли, принадлежавшие ему в окрестностях Агридженто, "из-за состояния этого места, содержание которого потребовало бы огромных сумм и расходов"[57]. Аббат Сан-Филиппо-ди-Фрагала отдал, не требуя никакой компенсации, здание, земли, права и принадлежности церкви Сан-Николо-ди-Пергарио, поскольку они "не имели никакой видимой пользы или ценности; из-за ущерба, нанесенного непрекращающимися войнами, упомянутая церковь была разрушена и опустошена… виноградники были вырублены и уничтожены… а земли, из-за бегства живших там крестьян, стали совершенно бесплодными"[58]. В 1321 году епископ Чефалу продал замок Монте-Поллина, потому что больше не мог позволить себе содержать его в надлежащем состоянии, в частности, он упоминал о расходах на ремонт каменных стен, хотя ежегодный доход от замка составлял "возможно, 30 или 40 золотых унций, а то и больше"[59]. А в 1328–1330 годах епископ Агридженто, один из крупнейших землевладельцев в Валь-ди-Мадзаре, из-за катастрофически ослабевающей экономической базы его епископства, испытывал такую нехватку денег, что был вынужден продать "все мирские права, доходы и прибыль" своей собственной кафедральной церкви местному нотариусу за 600 золотых унций[60]. Поскольку крестьяне западных районов бежали в города (где заработная плата удвоилась, а в некоторых случаях утроилась из-за нехватки рабочей силы), доходы баронов стремительно падали, заставляя многих прибегать к жестким мерам, чтобы поправить свое финансовое положение[61]. В Валь-Демоне, где существовало наибольшее количество крестьян-фригольдеов, отчаявшиеся мелкие землевладельцы, которые больше не могли содержать себя или семью, завещали свои земли местным церквям в таком большом количестве, что сами церкви не могли управлять ими и были вынуждены прибегнуть к рекордному числу арендных договоров (emphytheusis), если от земли вообще можно было получить какую-либо пользу[62].
Запустение земель и насильственное или иное перемещение населения подорвали производство зерна и привели к сокращению королевских доходов (поскольку налог габелла была одним из важнейших источников дохода) и к повторяющимся периодам нехватки продовольствия. Продовольственные кризисы, в разной степени тяжелые, случались в 1311–1313, 1316, 1322–1324, 1326, 1329 и 1335 годах[63]. А поскольку крупные анжуйские кампании против Сицилии (помимо более частых мелких пиратских набегов) происходили в 1314, 1316–1317, 1321, 1323, 1325–1326, 1327, 1333 и 1335 годах, трудно не признать их причастность к экономическому и социальному хаосу второй половины царствования Федериго.
Но так ли уж велика была вина самой войны? Демографический сдвиг из западной Сицилии в восточную и от неукрепленных поселений к forticilia фактически начался где-то в 1220-х годах в результате нападений Фридриха II Гогенштауфена на многочисленные мусульманские общины в королевстве[64]. Таким образом, упадок XIV века, при всей его суровости, был лишь развитием давно наметившейся тенденции. И, конечно, Черная смерть, которая пришла в Мессину в 1347 году и опустошала остров в течение двух лет, а затем повторилась в 1366 году, объясняет значительную, возможно, даже большую часть убыли населения с 1282 по 1376 год. Тем не менее условия, сложившиеся при жизни Федериго, несомненно, подготовили почву для эпидемии, поскольку с начала Войны Сицилийской вечерни более 50% населения проживало в прибрежных городах, и этот процент продолжал расти на протяжении всего периода царствования. Скученность, бедность, антисанитария и периодическое часто повторяющееся недоедание — все это обеспечило эффективность чумы, как только она нагрянула в портовые города. В крупных городах с середины царствования здоровью населения угрожали фекальные мусорные кучи (sterquilinia)[65]. Например, антисанитария в Палермо в 1328 году привела к вспышке терцианской лихорадки, которая едва не погубила Федериго и его сына-соправителя Педро, а затем побудила муниципальных чиновников нанять врача для населения[66]. Кроме того, миграция населения способствовало заметному снижению рождаемости. По мере того как экономика становилась все более нестабильной, все больше сицилийцев откладывали вступление в брак до тех пор, пока не почувствуют уверенность в своей способности содержать семью, что неизбежно привело к сокращению детородного возраста для большинства женщин. Не стоит сбрасывать со счетов и потери в войнах, как заграничных, так и внутренних. Например, только в битве при Капо д'Орландо 4 июля 1299 года погибло 6.000 сицилийцев. Сохранившиеся завещания и торговые записи свидетельствуют о постоянно растущем проценте вдов в обществе. Вступление в браки, которое то откладывалось, то обрывалось ранней смертью, приводило к все меньшему количеству рождений при постоянно растущей смертности.
Поэтому, чтобы оценить влияние международных отношений и конфликтов на внутреннее экономическое и социальное развитие Сицилии, необходимо взглянуть не просто на то и дело вспыхивающее насилие на сицилийском и калабрийском побережьях, а изучить отношения королевства во всей их сложности и взаимосвязи. Так или иначе, в средиземноморском мире, сицилийский вопрос затрагивал почти все дипломатические проблемы эпохи. Без возвращения острова анжуйские надежды на продвижение на Восток, в Византию, были невозможны. Хайме Арагонский понимал, что не сможет предпринять завоевание Сардинии, не обеспечив предварительно прочный мир для своего своенравного брата в Мессине[67]. Гибеллины цинично, но точно рассчитали, что их шансы на успех во многом зависят от того, будут ли сицилийцы продолжать связывать руки королю Роберту Неаполитанскому[68]. А папство, по-прежнему стремившееся возродить крестовые походы, по словам Бонифация VIII, считало что "спасение Святой земли в значительной степени зависит от восстановления Сицилии", стоившее ему "огромных умственных усилий, бессонных ночей" и "бесчисленных расходов"[69]. Короче говоря, каждый был в той или иной степени заинтересован в острове. Но у сицилийцев тоже были свои интересы, и они сами были полностью вовлечены (хотя и в меньшей степени, из-за более ограниченных ресурсов) в сложную сеть социальных и политических проблем за пределами границ.
II. Первые успехи и возвращение надежды, 1296–1313 годы
Ряд союзов, как формальных, так и неформальных, стал основой для большинства внешних связей Сицилии. Помимо Каталонии, с которой были тесные и необходимые отношения, островитяне установили идеологические и практические связи с Афинским герцогством, Генрихом VII Люксембургом, североитальянскими гибеллинами и, наконец, что, возможно, самым отчаянным решением, с Людвигом Баварским. Однако, за исключением каталонцев, ни один из этих союзов не принес Сицилии особой выгоды, а большинство из них принесли только большой вред, но для этого существовали причины, иногда очень убедительные. Прослеживая развитие каждой связи, становятся очевидными многочисленные факторы давления и ограничений на Сицилию, из этого следует, что "международная сицилийская проблема", хотя она и не создала и не стала непосредственной причиной радикальных социальных и экономических проблем острова, безусловно, из катализировала, усугубила и расширила. Сицилия, защищенная от анжуйской агрессии, не обремененная папским интердиктом и пагубными союзами с