– А почему ты Мише не позвонила? Он же рядом был.
– Я не решила, стоит ли вмешивать в это дело милицию. То есть демонстративно. Он же пришел бы сюда с нарядом, а ты один узнаешь у задержанных больше, чем они сказали бы в отделении. Миша и так что-то, видимо, нарушил, когда по моей просьбе ключ соседке дал. А так они даже не знают, что он милиционер. Он же не в форме.
– Разумно. И вообще ты молодец. Нет, я серьезно. Просто не ожидал. Честно говоря, я вообще столь дикого поворота не ожидал, когда впутал тебя в это дело. Если бы в моей пустой голове подобное предположение возникло, я бы ни за что… Никогда. Ты мне веришь?
– А кому еще мне верить, скажи, пожалуйста. Но главный мой спаситель все-таки Чарли. Мы его подвиг отпразднуем с подарками. Дома, конечно. А сейчас прошу доставить нас в квартиру с почестями и успокоительными средствами в виде валокордина, еды, питья и ванны. И пока ты будешь за нами ухаживать, я расскажу тебе, что запомнила из мемуаров этих приятелей. Интересно, кем ты им представишься? Как есть?
– Ну конечно. Скажу, что охочусь за одним из посетителей этой квартиры. Допустим, по поводу долга. А там – как пойдет.
Глава 9
Женя не пошла на занятия. Ей было не до музыки, не до подруг, не до чтения. Она не подходила к телефону, слонялась без толку по комнатам и не представляла себе, что такое невероятное должно случиться, чтобы к ней вернулся интерес к жизни. Ей не нужно было специально вспоминать то кошмарное утро, Артема в чужой машине, с посторонней девицей, прижимающейся к нему. Она носила это воспоминание, как опухоль, как мешок с камнями, как боль без конца и края. Только тетрадка со стихами не раздражала ее зрение. Женя открыла ее на чистой странице, не раздвигая штор, не зная, что именно хочет написать, просто следила за своей рукой, набрасывающей слова на листе. Потом прочитала отстраненно, как будто написала не она.
Ты не умеешь быть другим,
А я тебя не заставляю.
Воспоминаньям дорогим
Я перемен не позволяю.
Не позволяю новых слов,
Перемещений Зодиака.
Пугаюсь незнакомых снов
Непредсказуемого мрака.
Все было раз и навсегда.
Любую фальшь отброшу чутко.
Пусть опьяняет резеда,
А я – всего лишь незабудка.
Твоя улыбка и привет
Мое сокровище и счастье.
Прости мне мой наивный цвет,
Тобою вызванный отчасти.
Я побледнею, может быть,
Когда ты мило удалишься.
Но цвет мечты не изменить,
С которой вянешь и пылишься.
От звонка в прихожей Женя вздрогнула. Мама, что ли, ключи забыла. Она открыла дверь, и сердце ее дрогнуло. На пороге стоял Артем.
– Ты что, нарочно трубку не берешь? – удивленно спросил он.
– В общем, да. Одной хотелось побыть.
– Я помешал?
– Ты – нет.
– Слушай, давай кофе попьем, и я тебе расскажу, какую дурацкую ночь провел на даче Лешки Ветрова. До сих пор отоспаться не могу.
Они прошли на кухню, Артем стал в подробностях рассказывать о своем ночном путешествии, о перемещениях каких-то девиц и обнаружил, что подробностей-то он как раз и не помнит. Проспал, видимо.
– Но самое интересное, там была Инесса такая. Ну, ясно какая. Она попросилась, чтоб я разрешил ей немного поспать в нашей квартире.
– Ты что?
– И бабушка так сказала. Но я же не мог отказать нетрезвому человеку. Короче, мне кажется, она храпела. Я у себя в комнате слышал, как гостиная немножко содрогалась…
– А бабушка?
– Бабушка содрогается до сих пор. Я эту Инессу выпроводил, до тебя не дозвонился и вот, приехал. Ты, случайно, не обиделась?
– Совершенно случайно нет.
– Правда?
– Еще бы.
Женя гладила русые волосы Артема, чувствовала его руки, губы, родной запах и понимала, что невероятное чудо, которое она не могла себе представить полчаса назад, произошло. Он просто пришел. И он такой, как всегда.
– Приветствую тебя, Паша, – бодро произнес Сергей, появившись на пороге кабинета следователя Калинина. – Не знаю, сохранились ли здесь, во глубине сибирских руд, воспоминания об убийстве Вадима Коркина, но я полон желания поделиться с вами своей скромной информацией.
– Ну! – без лишнего красноречия Павел Иванович кивнул Сергею на стул. – Валяй. Была бы у нас память, мы бы, конечно, здесь не сидели. Мы бы бегали по городу с высунутыми языками, аки бобики, и доили бы частных лохов.
– Надеюсь, это не выпады в мой адрес. Но не будем отвлекаться. Вот список людей, которые бывали в квартире на «Щелковской», временами даже жили там по одному или парами, группами. Народ в основном приезжий, но есть и перечень точек приземления, где многих из них можно найти, и примерный круг контактеров.
– То есть ты получил столь хилую информацию и теперь хочешь, чтобы мы всю эту ораву, которая, возможно, нигде не зарегистрирована, разрабатывали.
– Зачем ты так, Паша? Я и сам с ними работаю. Пока могу сказать лишь, что тот самый первый квартирант Эдик, о котором говорил наш тормознутый хозяин квартиры, недавно уволился из мужского стрип-клуба «Витязь» и стал совладельцем клуба геев «Лорд». Думаю, квартира у него сейчас значительно лучше, чем та конура, которую он почему-то продолжает снимать. Остальные лица из списка, похоже, в люди не вышли. Перебиваются мимо стабильных доходов. Непонятно пока, мог ли кто-то из них поддерживать знакомство с бизнесменом уровня Вадима Коркина, но грохнуть его при случае мог любой, включая дам.
– Ладно, оставляй список. У тебя все?
– Не совсем. Паша, ты прости, что не сказал тебе сразу, но я хотел бы с одним возникшим направлением сам сначала разобраться. Понимаешь, Коркин незадолго до смерти изменил завещание, составленное в пользу жены. Он все переписал на постороннюю на первый взгляд женщину, Марию Ильину. Она крепкий орешек. Если ею займется милиция, она может что-то предпринять. Скрыться, предупредить сообщников, если таковые имеются, запутать расследование и тому подобное. Давай я с ней поработаю?
– Сережа, любознательный ты мой! Неужели непонятно, что твоя самодеятельность с Ильиной имела место быть, потому что я дал тебе такую возможность?
– Правда, что ли?
– Я похож на шутника? Мы скоро всех преступников бросим и начнем только за тобой следить.
– Паша, но я хотел как лучше, в общих интересах.
– Еще бы ты этого не хотел. И какие у тебя планы в отношении этой Ильиной?
– Простые. Вынюхивать вокруг и около. Кстати, надо бы ее проверить на связи с публикой, которая крутилась в нехорошей квартире. На предмет заказного убийства. Хотя, честно говоря, она на заказчицу не похожа.
– Давай обойдемся без твоей психологии. Кстати, ты не спрашивал у вдовы, какой у ее мужа мобильник? И вообще, был ли он с ним в ту ночь? Может, дома остался?
– Черт, я как раз собирался спросить, когда она меня ошарашила этим завещанием. Конечно, надо искать сотовый. Там же номера телефонов, список звонков. Но если мобила была при нем, найти ее маловероятно. Убийца, скорее всего, унес. Или женщина, даже если она не убийца и не убита. Мое упущение. Исправлюсь.
Сергей встал и направился к выходу, но Калинин вдруг лениво произнес:
– Кстати, ты ничего не слышал о пожаре и убийстве в отделении на Беговой?
– Что-то слышал. Был пожар и жертва. Вроде как бы по пьяни. Но убийство? Это точно?
– Точнее не бывает. Садистское убийство лейтенанта Михайлова, сожжение его заживо, перед этим над ним надругались по-черному. Это была женщина, Сережа. Он кого-то задержал в тот день. Вроде бы проститутку. Подержал в кабинете, отпустил. А ночью она явилась к нему в гости с корзинкой, похоже, из ресторана. Сказала дежурному, что часы у Михайлова забыла.
– Протоколов задержания, естественно, никаких?
– Естественно. Если и были, то не найдут на этом пепелище. Дежурный заметил огонь, когда у Михайлова дверь уже горела. Почерк дерзкий и уверенный. На маньячку эта визитерша здорово смахивает. Причем дежурный так зациклился на чертовой корзине, что внешность девицы описать не в состоянии. Может, тоже поддал на посту, а может, стресс у него.
– Да этих ночных бабочек трудно отличить одну от другой.
– Тоже верно.
– Если маньячка и не попадется по горячим следам, нужно отслеживать похожие преступления.
– Да. Перспектива.
– Паша, а ведь не аксиома, что маньяки совершают только похожие убийства.
– Просто это люди, как правило, с ограниченным воображением.
– Да, и с гвоздем в больной голове. Я пойду. Ты держи меня, пожалуйста, в курсе насчет дела с лейтенантом.
Ей приснился высокий грузный мужчина в широкой светлой куртке. Его толстое лицо жалко морщилось, глаза смотрели на нее умоляюще. Он просил, чтобы она его отпустила, вынимал из больших карманов куртки горсти блестящих стеклышек и пытался насыпать их ей в ладони. Она, смеясь, отталкивала его руки, а потом поняла: это же бриллианты. Схватила их и стала заталкивать в карманы джинсов.
Побежала, не оглядываясь, думая лишь о том, куда ей спрятать свалившееся на нее богатство. И вдруг ноги отяжелели, стало трудно дышать, она повернулась, не увидела толстяка и поняла, что должна его найти, догнать. Идти назад было трудно, мешал двигаться встречный ветер, бриллианты кололи тело и оттягивали карманы. Она высыпала их на дорогу и понеслась легко, как на крыльях. Толстяк увидел ее и заплакал, его рот открылся в безмолвном крике. А она с ликованием сжала в руке перочинный ножик с перламутровой инкрустацией. Она чувствовала горячее дыхание своей жертвы, влагу слез, тепло большого тела. Кровь его оказалась неожиданно прохладной, она купалась в ней, как под красным дождем. Потом пыталась рассмотреть его лицо в груде мяса у своих ног. Но взгляд ее наткнулся на что-то сверкающее. Это был бриллиантовый браслет, валяющийся рядом с тем, что недавно было толстяком. Она подняла украшение и счастливо рассмеялась.