—Именно! И Джордан утверждал, что его били… еще раз. Джордан привез доктора из Джеральдтона, и, наверное, не только для Летиции… а это значит, что у Элиаса опасные увечья. Что тебе известно про это, Джефферсон?
Мило секунду обдумывал, не солгать ли ему, но тут же решил, что сказать правду будет намного выгоднее.
—Я видел, как он дотронулся до миссис, хозяин. Я просто потерял голову.
Макс с шумом выдохнул воздух:
—Что это значит… дотронулся?
—Он… держал ее за руку.
Макс побледнел и покачнулся. Глаза его закатились.
—Скажи мне… расскажи мне точно, что произошло!
—В ту ночь, хозяин, когда миссис пришла домой после вечера… они долго говорили с Элиасом, и он взял ее за руку. Я видел это собственными глазами, и я решил, что он не имеет права так обращаться с вашей женой… Особенно если вспомнить, что было в прошлом…— сказал Мило и вновь ощутил в себе ревность, овладевшую им в ту ночь, когда Летиция подала руку Элиасу.
Упоминание о прошлом окончательно вывело Макса из себя.
—Так почему ты мне ничего не сказал?— заорал он.— Летиция моя жена, и если этот черный мерзавец посмел прикоснуться к ней, я бы сам разделался с ним! И тогда бы он точно не смог никуда удрать!
—Он дотронулся до нее, хозяин, клянусь. Я не хотел беспокоить вас, вы очень переживали из-за статьи Евангелины,— продолжал Мило, судорожно соображая, как отворотить от себя гнев Макса.— Джордан Хейл слишком много о себе возомнил, хозяин. У него нет никакого права переманивать ваших канаков. Можем мы заявить в полицию, чтобы его арестовали?
—Нет… я знаю, что сделаю!— прорычал Макс, вытаскивая зубами пробку из еще одной бутылки. Мило, поняв, что маневр его удался, с облегчением вздохнул — сейчас Макс был так одержим ненавистью к Джордану, что плохо соображал что-либо.
—Может, взять несколько ребят и разобраться с ним, а, хозяин?
Макс хлебнул изрядный глоток рома и вытер рукой рот.
—Я сам с ним разберусь. Один,— сказал он, отдуваясь.
—Один?
—Да что с тобой, Джефферсон? Ты что, думаешь, я не слажу с этим Хейлом?
Макс понимал, что Джордан уже не прежний юнец, но самолюбие не позволяло ему признаться в этом.
—Да, хозяин, конечно… Вы сладите с любым, тем более с этим городским слабаком. Он-то думает, что он настоящий фермер,— сказал Мило и льстиво улыбнулся Максу.
Час спустя, осушив бутылку рома, Макс в одиночестве подъехал к воротам Эдема. Он был так пьян, что едва мог прямо держаться в седле. Грязная рубашка была пропитана потом. Любимая гаванская сигара, казалось, вот-вот выпадет из его немеющих пальцев.
Где-то в темном уголке его насквозь проспиртованного мозга мелькнула мысль, что дом Хейла выглядит теперь по-новому, что пространство вокруг дома расчищено. Хотя Эдем и не мог еще сравниться с Уиллоуби, прежнего печального запустения уже не было. Воспоминания мешались в уме Макса с искаженной ромом реальностью. Сейчас он видел, как живую, Катэлину Хейл, стоящую на веранде, ее черные как смоль волосы, развевающиеся на нежном полуденном ветру, ее глаза, искрившиеся в золотом свете заката, и приветственную улыбку на ее губах…
—Катэлина,— пробормотал он. Лошадь внезапно споткнулась, и резкий толчок вернул Макса к реальности.
—Хейл! Выходи сюда, Хейл!— закричал Макс, подъехав к дому ярдов на десять.
Джордан открыл дверь и вышел на веранду. Солнце бросало на его фигуру резкую тень, и Макс не мог видеть выражения его лица.
—Я же сказал тебе, чтобы ты никогда больше не появлялся здесь,— сказал Джордан.
—Сказал… а сам ждал, что я приму тебя в Уиллоуби с распростертыми объятиями?— саркастически промычал Макс.
—У меня не было ни малейшего желания приезжать в Уиллоуби. Я всего лишь хотел, чтобы Летицию осмотрел врач.
Солнце било прямо в налитые кровью глаза Макса, и ему приходилось щуриться.
—Не лезь не в свое дело. А я приехал за тем, что принадлежит мне.
Джордан на мгновение подумал, что Макс говорит о Еве.
—Где Элиас? Я не собираюсь возвращаться без него!— закричал Макс.
—Я же сказал тебе: он никогда не вернется в Уиллоуби,— твердо ответил Джордан.
—Я требую, чтобы ты выдал его, сейчас же! Пока тебя не арестовали!— Макс в ярости дернул поводья, и лошадь вдруг поднялась на дыбы, едва не сбросив его на землю. Макс грязно выругался.
Услышав шум, Ева вышла из дома. Макс изумленно посмотрел на нее.
—Что ты здесь делаешь?
—Я… здесь работаю,— негромко ответила Ева, с тревогой глядя на отца: сейчас он был еще в худшем состоянии, чем два часа назад.
Макс бросил на Джордана взгляд, полный яда.
—Работаешь? И что же ты делаешь?— насмешливо протянул он. По тону отца Ева почувствовала, что он ее оскорбляет.
—Это тебя не касается,— ответила она.
—Скажи мне, что ты тут делаешь, Евангелина!— пронзительно крикнул Макс. Пот снова прошиб его, рубашка прилипла к телу, обрисовав нездорово полный торс и покрытую волосами грудь. Вены вздулись у него на висках, глаза почти скрылись под мощными надбровными дугами, и кожа внезапно приняла болезненно-багровый оттенок. Казалось, его вот-вот хватит удар.
—Я… крашу дом… и делаю разную… прочую работу,— запинаясь, ответила Ева. Она изо всех сил пыталась теперь смягчить неизбежный взрыв гнева Макса, но все равно чувствовала, как в душе ее поднимается гнев. Как он посмел явиться сюда и устраивать здесь сцены?— Отчего это ты вдруг вздумал поинтересоваться мною? Раньше я не замечала такого внимания. Отчего же теперь тебя так волнует, что я работаю здесь?— все сильнее волнуясь, спрашивала она. Зная, каковы будут последствия ее вопросов, она уже не могла сдерживать себя: этот человек отказал ее матери в простейшем праве встретиться с врачом, и отныне для Евы Макс был истинным исчадием ада.
Макс слез с лошади и шатающейся походкой двинулся к Еве и Джордану. Ему вспомнилась старая угроза Джордана завязать близкие отношения с его женщинами, ночь, когда умирал неблагодарный Патрик Хейл, не пожелавший забыть о прошлом. Он вспомнил, как всегда считал Патрика неподходящей парой для Катэлины… Что Катэлина сказала ему перед самой смертью…
Сейчас он ненавидел Джордана Хейла всеми силами души и страстно желал одного — уничтожить его. Он заметил, как Джордан заслонил собой Еву, и понял, что она что-то значит для него. «Ева его уязвимое место»,— довольно подумал Макс. Он не собирался упускать ни единой возможности сокрушить своего заклятого врага.
В мозгу Макса сверкнула связная мысль — воспоминание о последней просьбе Летиции. «Она хотела рассказать Еве правду о том, что ее отец другой человек. О дьявол!— подумал он.— Нет, я не доставлю тебе такого удовольствия! После всего, что… как ты могла… с кем? С каким-то канаком?»
—Теперь все становится ясно,— медленно и невнятно проговорил Макс.— Я знал, что ты не моя дочь. Всегда знал, что… что-то тут не совсем так…
Ева охнула и судорожно схватилась за что-то твердое, оказавшееся рукой Джордана. Она ждала, что Макс начнет бушевать, была готова к его крику и оскорблениям, но таких слов совсем не ждала.
—А знаешь ли, кто тебя зачал? Не кто иной, как какой-то грязный канак. Забавно, правда?
Ева смотрела на Макса. Слова его с трудом доходили до ее сознания. «Он лжет, он просто хочет оскорбить меня»,— подумала она.
Джордан с высоты своего роста взглянул на маленькую и такую беззащитную Еву. На лице девушки были написаны изумление, потрясение и острая боль от осознания того, что теперь она окончательно потеряла отца. И даже сейчас, после всех бед и несчастий, Джордан все еще не мог поверить, что Макс может быть так невероятно жесток к Еве.
Джордан повернулся к нему. Воспоминание о смерти отца было так же ясно, как будто это было только вчера. Да, Макс и тогда был так же жесток.
—Заткнись, Макс!— проговорил он глухим, сдавленным голосом.— Ты пьян и не понимаешь, что несешь.— Джордан знал, что Макс прекрасно осознает, что говорит, были ли его слова правдой или нет, но Джордан хотел заставить его замолчать.
—Не веришь мне, так ведь?— сказал Макс, по-прежнему глядя на Еву и не обращая внимания на слова Джордана. По пути в Эдем он думал, что его собственная боль уйдет, утихнет, когда он насладится страданиями Евы, но этого не произошло. Единственное, что чувствовал Макс — страшное душевное опустошение.— Это правда,— продолжил он почти печально.— Твоя мать сама рассказала мне, что я не твой отец… Это, верно, был тот мерзавец-рабочий. Так что, выходит, папаша твой черномазый, а мамаша — просто шлюха….
Джордан шагнул навстречу Максу, размахнулся, и через одно мгновение Макс тяжело рухнул навзничь.
—Не надо, Джордан!— воскликнула Ева, подходя ближе. Она взглянула на человека, которого всегда считала своим отцом. Лежащий в грязи, нетрезвый, растрепанный и обросший Макс выглядел сейчас жалко и был совсем не похож на прежнего Максимилиана Кортленда.
—Я согласна быть канаком, но только чтобы в моих жилах не текла твоя садистская кровь!— сказал она. Мужество оставило ее, и, заплакав, она повернулась и бросилась прочь.
Гэби и Фрэнки стояли в холле, и, взглянув на них, Ева поняла, что они слышали все. Ей не хотелось, чтобы Гэби узнала, что она лгала ей и об этом, но теперь было уже поздно. Совершенно сбитые с толку, Гэби и Фрэнки смущенно посторонились и дали Еве пройти.
Ева промчалась по дому и выбежала через заднюю дверь наружу. Через несколько секунд она была уже у рабочего барака.
Нибо окликнул ее, но она даже не остановилась. Сердце ее сильно стучало, дыхание сбивалось, но она продолжала бежать.
Макс тяжело поднялся на ноги, вытер разбитые губы тыльной стороной ладони и изумленно уставился на кровь.
—Ты заплатишь за это!— сказал он, сплевывая кровь под ноги Джордана.
—Пошел вон отсюда! А не то я разрежу тебя на куски и накормлю тобой всех крокодилов в реке!— прошипел Джордан, чувствуя, что и впрямь готов сейчас сделать нечто подобное.
Саул, Ной и Райан О'Коннор подошли сзади к Джордану. Райан, стоявший между канаками, казался по сравнению с ними карликом.