— О чем вы задумались? — голос Невельского вмешивается в воспоминания, нарушая их горькую череду. — Мне показалось, вам здесь нравится. А сейчас думаю, что ошибся. Если хотите, давайте уйдем.
Я растерянно поворачиваюсь к нему.
— Нет, не ошиблись. Мне и правда нравится. Просто позволила себе нырнуть в прошлое и оказалась не очень готова с ним встретиться.
— Прошлое было нерадостным? — его серьезный, внимательный взгляд останавливается на мне. Мужчина поднимает руку и легонько касается моего виска, убирая за ухо выбившуюся прядь волос. Задерживает пальцы у лица чуть дольше, чем этого позволяют приличия.
А я внезапно вспоминаю свою наивную полудетскую мечту. Здесь совсем рядом, всего в нескольких минутах ходьбы, Марсово поле, а на нем — целое море цветущей сирени. Благоухающий уголок с такими оттенками цветов, которые не способен повторить ни один, даже самый талантливый художник. С той прогулки я принесла Виктору веточку с бледно-голубыми цветками, почему-то уверенная, что он обрадуется подарку. Тем более, что там было сразу несколько бутонов с пятью лепестками. Волшебный символ исполнения заветных желаний. Так отчетливо представляла, что мы загадаем с ним вместе.
Тогда он просто поднял меня на смех, а потом… потом ни одно из желаний, загаданных той ночью, не сбылось. Я слишком поздно поняла, что выбрала не того человека и не тот путь. И даже сказочные символы ничем не смогла помочь.
А сейчас… Мотаю головой, отгоняя невеселые воспоминания. Улыбаюсь стоящему рядом мужчине.
— Оно просто было. И именно благодаря тому, что было со мной, есть то, что есть сейчас.
Звучит коряво и немного нелепо, но это именно то, что я думаю. И улыбка на лице Невельского становится какой-то иной, легкой и светлой. По телу бегут мурашки, но не от холода: я будто чувствую, что приближаюсь к чему-то новому, волнующему и прекрасному.
— Лев Борисович, хочу вам что-то показать, — почти бегом устремляюсь в сторону сиреневого рая, почему-то уверенная, что мужчина пойдет следом.
Здесь словно ничего не изменилось. Нет новых застроек, и современность не оставила своих следов. Лишь душистые кусты разрослись сильнее. Тянусь к голубому облаку, отламывая тоненькую веточку с гроздьями цветов. И быстрее, чем успеваю испугаться собственной дерзости, протягиваю ее Невельскому.
— С днем рожденья! Можете попробовать загадать желание, если найдете бутон с пятью лепестками.
Он берет ветку из моих рук, зажимая ее двумя пальцами. И время будто замедляет свой ход. В дымчатом сумраке летней ночи вьется тонкий аромат сирени, кружит голову, заставляя забыть обо всем и всех. Кроме того, что есть сейчас. Кроме нас.
— А потом нужно будет съесть этот цветок, чтобы желание исполнилось? — уголки губ Невельского чуть приподнимаются в улыбке, но глаза остаются серьезными. А тихий голос будто касается кожи, проникая под покровы одежды, и заставляет меня вздрогнуть. Взгляд помимо воли задерживается на его ладонях, больших, с проступающими венами и загрубевшей кожей. Веточка сирени в гибких, сильных пальцах кажется совсем тоненькой: надави посильнее — и переломится. Но мне отчего-то безумно нравится, как выглядит хрупкий цветок в его руках.
Загорелая кожа контрастирует с белоснежной тканью рубашки. С пьяным, каким-то болезненным наслаждением рассматриваю переплетение вен на запястье. Хочется дотронуться до них, расстегнуть пробраться под край рукава и выше, прикасаясь к теплой коже. Ощутить биение пульса.
— Так говорят… — отзываюсь тоже тихо, почти шепотом, хотя вокруг нет ни души. — Иначе не сбудется.
Детская примета, не имеющая ничего общего с действительностью. Зачем мы вообще говорим об этом? Понятно же, что ни я, ни, тем более, он не верит в подобную чушь.
— Этого нельзя допустить, — серьезно отвечает мужчина. — Я очень хочу подарок на день рождения. Поэтому желание должно сбыться.
— Какой… подарок? — у меня дрожит голос, и скрыть волнение никак не удается. Кажется, даже ладони вспотели. И мурашки атакуют, выплясывая какой-то безумный танец на моем теле. — Расскажете?
Спрашивать нельзя. Тогда ведь точно ничего не исполнится. О желаниях, особенно сокровенных, не принято рассказывать. Но я сегодня все делаю не так, как положено. Да и не только я.
Лев проводит пальцем по вершинкам бутонов, добирается до того самого, пятилистного, чуть сдавливает, отрывая от ветки. Подносит к губам, поднимая на меня глаза.
Когда он успел приблизиться, или я сама сделала шаг к нему? Не знаю. Не помню. Завороженная, смотрю, как двигаются его губы, как скрываются во рту бледно-голубые лепестки. Неужели это все происходит в действительности? Он не только не поднимает на смех мое глупое детское предложение, но еще и ведется, будто согласен и верит в эти приметы.
— Я лучше покажу.
Запах сирени смешивается с теплом дыхания и становится ощутимее. Опускается на мои губы легким, почти невесомым поцелуем.
Я вздрагиваю, но вместо того, чтобы отстраниться, подаюсь навстречу. Закрываю глаза и тону в запретном, долгожданном наслаждении, которое дарят его губы.
И не знала, что целоваться может быть так… вкусно. Будто я, измученная жаждой, наконец, добралась до вожделенного источника, по глотку втягивая в себя прохладную, свежую, живительную влагу.
А напор мужских губ внезапно становится резче, нежность сменяется откровенной неприкрытой страстью. Я чувствую, как стискивают талию сильные руки, скользят вверх по спине, прижимая к широкой, твердой груди. Его сердце, кажется, тоже бьется слишком сильно, или это удары моего собственного грохочут в ушах, заглушая все иные звуки?
Выходит, это я — его желание? Тот самый подарок на день рожденья, который он хотел получить? Ничего безумнее невозможно придумать, но я простилась с реальностью в тот самый миг, когда поддалась пьяному очарованию этого вечера. И теперь, хоть и понимаю, что должна остановиться, не могу. Не хочу.
Поднимаю руку, позволяя себе сделать то, что хотела так давно. Дотрагиваюсь до коротких жестковатых волос, прикасаюсь к венке на виске. Ниже — к выступающим скулам, к щекам, покрытым легкой щетиной. Она щекочет кончики пальцев, вызывая сладкое волнение во всем теле.
Не могу поверить, что все это происходит на самом деле. Что могу вот так просто прикасаться к нему, быть настолько близко, что вижу свое отражение в его глазах. Ощущать вкус на губах.
Боюсь проснуться. Это же все равно случится. Волшебная ночь растает и сольется с предрассветным туманом. А потом…
О «потом» я думать не хочу. Пока не готова расстаться с таким хрупким и коротким счастьем. И хотя вдалеке над рекой уже золотится приближающаяся заря, пытаюсь удержать окружающий нас уютный сумрак уходящей ночи. Стою близко-близко, чувствуя теплое дыхание на своем лице. Продолжаю тонуть в этом мужчине.
— Варя, — он поворачивает голову, прижимаясь щекой к моей. — Наш с Ольгой брак уже давно — только формальность. Нас ничего не связывает… кроме прошлого.
— Это неважно, — пытаюсь перебить. Зачем он об этом говорит? Я ничего не жду и ни на что не претендую. Мне не нужны никакие объяснения. Достаточно и того, что сейчас мы вместе.
— Важно, — настаивает Лев. — Не хочу, чтобы ты считала все простой интрижкой с моей стороны. Это не так.
Его губы снова ласкают мои, ловят рваные вдохи, дарят упоительную, неповторимую нежность.
— Тебе не нужно ничего объяснять… — отзываюсь шепотом.
— Нужно, милая… — его рука зарывается в мои волосы, а другая опускается на поясницу, и мужчина притягивает меня к себе. — Я хочу, чтобы ты знала. Понимала все, что происходит.
Закрываю глаза, опуская голову ему на плечо. На мои чувства это все равно не повлияет, что бы он ни рассказал.
— Наш брак закончился после того… как Тим ушел… — от того, каким глухим и напряженным делается голос Льва, становится больно. Я будто ощущаю то, что с ним происходит сейчас. Как оживают терзающие воспоминания, снова раздирая душу на части. — Мы даже хотели развестись… А потом… — он ненадолго замолкает, — потом я решил оставить все, как есть. Ольга очень тяжело приходила в себя. Она не могла работать, не хотела никого видеть. Это состояние затянулось не на один год. Я не мог ее оставить. А потом все просто превратилось в привычку. Знаешь, это когда два человека вроде бы вместе, но их ничего не связывает. Живут, как соседи…
Я невольно вспоминаю сцену в ресторане и наполненный теплом взгляд Невельского, обращенный к жене. Это никак не сочетается с тем, что он говорит сейчас.
— Не веришь? — его губы трогает легкая улыбка. Пальцы касаются моей щеки, поглаживая с такой нежностью, что у меня заходится сердце.
— Все в ресторане уверены, что ты любишь ее. И я тоже так думала. Ты так смотришь на нее… — не вижу смысла лукавить и произношу именно то, что чувствую.
Мужчина становится серьезным.
— Да, я продолжаю о ней заботиться. Хочу, чтобы она ни в чем не нуждалась. Я безумно перед ней виноват и до конца дней не смогу искупить эту вину. Но любви никакой нет и в помине… — его взгляд темнеет, а скулы дергаются от с трудом сдерживаемой боли. — Милая, я был уверен, что вообще разучился любить. Что сердце иссохло и просто неспособно испытывать что-то подобное. Так действительно было… пока я не встретил тебя.
Глава 14
Что это значит? Я повторяю про себя его слова, словно на вкус пробую, и понимаю, что этот вкус нравится мне до безумия. Хочу, чтобы это оказалось правдой. Чтобы на самом деле его сердце оттаяло и оказалось способным снова любить.
Да, все происходящее, все сказанное кажется нереальным, и здравый смысл кричит совсем о другом, но когда мы слушали его? Я так точно особенной здравостью никогда не отличалась, а уж в вопросах, касающихся чувств, тем более.
Поэтому и верить в слова Льва мне сейчас намного проще, чем думать о том, что на самом деле связывает его с женой. Да и действует он более чем убедительно. Сильные руки продолжают скользить по моей спине, перебирают волосы, играя прядями, губы чертят тонкие невесомые дорожки на лице. Это так приятно. Так умопомрачительно сладко…