— Понимаешь, меня выкинут из академии. И что буду делать? Ведь я — военный!
— Тогда — не приходи ко мне!
Промучившись пару недель, Афанасий решил написать письмо Манане, а в нем всю правду.
Три дня писал он это письмо. Признался, что любит другую, но от детей не отказывается, станет помогать им, и если Манана не против, будет иногда навещать. А когда они вырастут, заберет обоих учиться в Москву.
Письмо получилось непривычно большим и толстым. Когда отправлял его, отчего-то болело сердце. Ждал обратного письма и все гадал, что напишет ему жена. А вместо ответа жены, прилетел в Москву старший брат Мананы и, сыскав Афоню в общежитии, попросил выйти с ним на улицу.
— Ты, Афанасий, подлец! Шакал, а не мужчина! Мы тоже имеем женщин на стороне, но никогда не бросаем детей, пока они не вырастут. Ты даже этого не мог дождаться! Какой же ты отец?
— Тимурий! Я русский человек! И, знай я ваш обычай, все сделал бы иначе!
— Не надо винить обычаи! Не от них рождаются дети. Если не любил, зачем пустил детей на свет сиротствовать? Мы-то их поднимем! И они, несмотря что от тебя, вырастут хорошими людьми. Но ты детей больше не увидишь, никогда не встретишься! И забудь о них! Другое больно! Ты жил с моей сестрой, не любя! А Манана и сегодня тебя любит! И ждет! Я не пойму — за что? Ты стал первым, наверное, будешь и последним в ее жизни! Но тогда — берегись! Я всюду найду тебя и разведу вас сам!
Афанасий понял все сказанное и невысказанное.
Когда-то давно рассказала жена, что девушки и женщины их селения сами бросались в пропасть, чтобы не стать наложницами врагов-захватчиков. Случалось такое и из-за разлюбивших их парней и мужей, а потом родственники погибших женщин этих обидчиков находили и убивали…
— Эх ты, Тимурий! Я не юнец, которого можно напугать! Насильно мил не будешь! Да и сколько можно? Ведь и так много лет прошло. Их мне не вернуть.
— Ты, Афанасий, хорошо подумал?
— Конечно! Возврата не будет!
— Что ж! Живи свободно! Как птица, пари! Но никогда не прилетай на Кавказ! Понял? Там у тебя больше нет гнезда! И орлица — не ждет. Она проклянет тебя и имя твое!
Тимурий вскоре улетел. А через неделю пришло письмо — в нем заявление с согласием на развод и отказом от алиментов.
Афанасий тут же помчался к Насте. «Все! Мы будем вместе. Теперь никто и ничто нам не помешает. Милая Настя! Целых три недели не виделись! Ты не велела приходить. Обиделась! Но теперь я докажу тебе, что не врал и люблю». Нетерпеливо звонит в дверь. Открыла ему хозяйка квартиры:
— Вам кого? Ой, милок! Она неделю назад от меня съехала! Замуж вышла! Расписались, со свадебкой! Такая счастливая, что и не сказать! Я передам ей твои поздравленья! — пообещала старушка.
Афанасий не мог поверить в услышанное. Он шел по улице, шатаясь. Впервые почувствовал на себе, что это такое — получить отставку у женщины. И только теперь понял, как любит Настю, как дорога она ему, как нужна.
«А вдруг старуха что-то не поняла или перепутала? Не может быть, чтобы Настя так быстро забыла все. Ведь говорила, что любит. Соглашалась остаться со мной навечно. Торопила, требовала узаконить отношения. И вдруг предпочла другого! Всего за три недели? Нет, это не похоже на Настю! Она серьезная, умная! Схожу к ней в школу», — решил Афоня и пошел знакомой дорогой.
В учительской было шумно. Преподаватели собрались на большую перемену, что-то оживленно обсуждали. Увидев Афанасия, мигом стихли, как по звонку, удивленно рассматривали его.
— Анастасия! Кажется, к вам пришли! — тихо сказала костлявая желчная дама. Настя стояла у окна, словно не верила глазам.
— Я помешал? — спросил Афанасий.
— Пойдемте в коридор на пару минут! — попросила Настя, покраснев до волос.
— Зачем пришел? — спросила, забыв поздороваться.
— Принес кое-что показать, — он полез за письмом. — Жена прислала согласие на развод!
— А я тут при чем? Поздно, Афоня! Поезд ушел. Я уже замужем! Ты больше не интересуешь меня!
— Как? Так быстро? Мы с тобой больше года…
— Я устала ждать! Человек не может долго стоять на одной ноге. Это противоестественно. Любому нужна надежность, твердая почва под обеими ногами! И плечо, на которое можно всегда опереться. Я нашла все это в своем муже. Он, как скала! А ты — не тот! Не созрел. Ты, как бездомная кукушка, которая всю жизнь живет без гнезда и детей. Все присматриваешься, никак не решаешься. Думаешь, что тебя будут брать приступом, ловить всю жизнь в силки? Ошибся, мой милый! Ты не единственный на свете. И кроме кукушек, а она далеко не лучшая птаха, не перевелись на свете настоящие орлы! Мне повезло! А ты лети дальше, морочь головы другим! — повернулась и пошла в учительскую.
— Настя! Я люблю тебя! — крикнул он ей вслед отчаянно, надеясь на чудо. Но чуда не случилось. Она плотно закрыла за собою дверь.
Он сидел на лекциях, слушая и не слыша. Его пытались расшевелить, но это не удавалось. Звенящая боль и пустота в душе, казалось, сломают человека окончательно. И тогда он решил позвонить домой, поговорить с детьми, с Мананой. Уж там-то его не должны были забыть.
«Может, стоит помириться? Уговорить начать все заново? А как объясню разговор с Тимурием? Наверное, лучше не спешить. Сказанное не воротишь. Огляжусь! Ведь получил вольную. Но… Черт побери! Почему не радует свобода, а шея так ноет по сладкой семейной лямке? Как надоела общага и сухомятина, грязные носки и рубашки. А еще обидно, что меня никто нигде не ждет. Не обнимут за плечи теплые руки, никто не скажет: «Наконец-то ты вернулся! Любимый!»
Так говорила Настя. У Мананы эти слова светились в глазах. Каждый день. Теперь уж она не станет ждать. Погаснут огни. Или засветят другому и тоже будут счастливы. С кем-то, не со мной! Но почему? — Набирает знакомый номер. Никто не поднимает трубку. — Видно, все спят. Не ждут звонков ниоткуда. А может, ушли ночевать к родне? Со своими все легче пережить…
Что ж, ладно. Подожду, пока боль уляжется. Тогда говорить будет проще», — решает Афоня, заставляя себя никогда не вспоминать Настю.
Через пару недель он уже начал оживать. Перестал хмуриться. Снова с интересом оглядывался на девчат, подмечая стройные ноги, высокую грудь, тонкие, гибкие талии, нежные голоса, звонкий смех.
— Афонька! Ты прирожденный кобель! От одной не обсох, на другую заглядываешься! Ну и прыть!
— А чего ему киснуть? Он теперь холостяк. Его шалава предала, не дождалась. Засвербило у нее — схомутать мужика, даже оглядеться не дала, дух перевести! Враз стреножить вздумала! Ишь, стерва! Еще неизвестно, кто из них больше потерял. Давай, Афоня! Не тушуйся! Жми на полную катушку! Все бабы одинаковые! Нечего из-за них страдать! Они лишь игрушки! Меняй почаще! — поддержал один из курсантов, решивший еще с ранней юности остаться на всю жизнь в холостяках.
Вместе с ним Афанасий ударился во все тяжкие. Знакомился, встречался с разными девицами. Веселые, раскрашенные, вульгарные, они пили наравне с мужиками, легко шли на сближение, ничего не требуя, не ставя условий. Времени у них всегда было полно, веселья, грубоватых шуток — завались. Скучать никогда не приходилось. Они никого не прогоняли. Но и не ожидали. Они не умели любить.
— А чего ты хотел от них? Это ж дешевки! Отвел душу и в сторону! Не пускай баб выше брючного ремня! Ни одна того не стоит, — слышал он от Димки.
Но в снах своих средь бесшабашных, угарных ночей видел Афанасий горное село, приткнувшееся среди скал, дом, сплошь увитый виноградом, и детей… Резвятся в саду, соорудили качели меж яблонь… Как завихрились кудряшки на голове сына, как звонко смеется Анютка! А вон и Манана спешит к ним. Улыбается. Но почему, откуда взялись у нее Настины глаза?
Проснется человек и смотрит, смотрит в темноту, вспоминая, сколько ж лет не видел он своих детей?
«Скоро пять! Они уже стали совсем большими и вряд ли их интересуют качели. Да и Манана не могла сохраниться прежней. Конечно, состарили и согнули заботы. Легко ли ей одной с двумя детьми? Надо им помочь! Выслать денег. Но примут ли? Сколько ни пытаюсь звонить, молчит телефон! Никто не поднимает трубку. Почему?
Все же стоит позвонить Тимурию — попробовать исправить все. Слетаю к ним после защиты диплома! Как бы то ни было, а семья есть семья! Заживу человеком! А там… Уговорю Манану переехать на новое место службы. Начнем жизнь как будто заново, перечеркнем прошлое, словно его и не было», — решает человек и отодвигает от себя спящую рядом чужую потную деваху.
Позвонить? Легко об этом думать ночью. Когда наступает день, многое меняется.
«Вот защищусь, пройду распределение, тогда и позвоню. Будет о чем говорить уже предметно. А сегодня — что предложу? Опять ждать? Пошлют меня и не станут слушать», — уговаривал себя Афанасий.
Новое назначенье он получил вскоре после защиты диплома. Служить его направили в Среднюю Азию — в Туркмению. Сразу предупредили утешительно, что его погранзастава находится совсем недалеко от Ашхабада. Но… Его участок границы с Ираном — один из самых сложных.
— Вам не привыкать. Задачи те же, что и на Кавказе. Только теперь вы направляетесь начальником погранзаставы. А значит, и спрос с вас будет строже.
— А где прежний? На пенсии? — поинтересовался вяло.
— Погиб. Убили его. Неделю назад.
— Кто?
— Наивные вопросы задаете! Вы не новичок! Знаете, кто убивает пограничников. Вот и ваш предшественник — погиб при выполнении своего долга… На этом участке за пять лет он третий! А сколько рядовых полегло…
Афоня невольно вздрогнул. Не по себе ему стало.
— Знаете, до этого сложнее приходилось. Случалось, даже семьи вырезали, бандюги. Теперь не рискуют. Границу укрепили. Но все равно — постреливают. Все не можем найти туда медиков, хороших водителей. Боятся люди. Потому желающих маловато. Зато с той стороны — не спят. Чуть ослабнет граница, целыми караванами пойдут наркотики. Отдыха у вас не будет. Вы имеете подготовку, но настоящую закалку получите на новом месте, — пообещал кадровик-полковник. Пожелав всяческих успехов, подал на прощанье руку и добавил: