А что насчет личной жизни? «Милая, ты ведь любишь мою маму, которая учит тебя, как правильно варить борщ и мыть тарелки до противного скрипа?» Я сглотнула. «Пять минут, пять минут! Без прелюдий, между прочим! Пять минут, пять минут! Я успел, а ты как хочешь!» – пропело что-то внутри и заглохло, повергая меня в ужас от суровой семейной романтики. «Тебе разве не понравилось, любимая?» А дальше передо мной стояло маленькое воображаемое последствие «пятиминутки» со своими каракулями на листочке: «Красиво, мамочка?» А потом в качестве контрольного выстрела из детского кармана извлекается слипшийся ком зеленого пластилина с воткнутыми спичками и после восторженного детского сопения раздается: «Мама! Угадай, кто это? Это – папа! Правда, похоже?»
Мне что? Придется искать папу по детским рисункам и детской лепнине? Очень правдивой маме, разведенке с маленьким прицепом, не желающей расстраивать своего ребенка и убивать честностью маленького гения, срочно требуется муж! Страшный, как ядерная зима! И когда учительница поставит двойку за «папу из пластилина», объясняя расстроенному малышу, что скульптором ему не быть, в дверях появится натурщик, заставив обделаться весь собравшийся педсовет…
В дверь постучали так, что у меня чуть опять не завалился шкаф! На пороге стоял плюгавый мужичок с посохом, в потрепанной хламиде. Голова его была украшена блестящей лысиной – тонзурой на макушке, но в отличие от братца Тука – последнего, у кого я видела похожую прическу, волосы на волосатом нимбе были седыми, длинными и спутанными. Один глаз гостя смотрел куда-то вверх и вправо, второй – вниз и влево, при этом они были круглые, как плошки, и слегка навыкате. Слепой?
– Милости не… – начала я, пытаясь закрыть дверь.
– Мне нужно пророчество! – громко произнес слепой, постукивая палкой по дверному косяку. – На будущее государства! Я приходил во дворец, а меня направили к вам!
Мне протянули три монеты. Ух, ты! Монеты были не золотые, а серебряные, с изображением женщины. Та-а-ак! Одну минуту! Мы тут деньгами не разбрасываемся!
– Подождите, пожалуйста… за дверью… Сейчас войду в… эм… астрал… – пролепетала я, складывая монеты в стопку и не веря своему счастью!
Ну же, шарик, давай! «Я знаю точно наперед, когда доволен был народ? И если будет благодать, не прекратит народ роптать!» Отлично! Начинающая поэтесса вытащила уголек из камина и оторвала кусок обоев…
И скажут люди: «Стало хуже!
Затянем пояса потуже!
Налоги снова стали выше!
Запасы снова съели мыши!
А поколенье? Стыд и срам!
Позор всем дочкам и сынам!
И власть не царствует, а мучит!
При предыдущих было лучше!
За хлеб и вовсе не расплатишься!
Страна-страна! Куда ты катишься?»
На этой драматической ноте я тяжело вздохнула, посмотрела на всякий случай на свою метку, впервые надеясь, что до светлого будущего не доживу, а потом вручила листок слепому, но очень сознательному патриоту.
– Я вам прочитаю, чтобы вы… – спохватилась я, глядя, как глаза клиента возвращаются в нормальное состояние и сходятся на бумажке под задумчивое мычание.
– Если к вам придет Кривой с Большой рыночной, вы ему пророчеств не давайте! Скажите, что работаете со Слепым Буревестником! – проскрипел «прозревший», снова возвращая глаза в ужасное состояние. Он двинулся из моего переулка в сторону площади, тыкая палкой впереди себя. Через полчаса с площади донеслись знакомые стихи. На каменном возвышении стоял мой клиент, покровительственно простирая грязную руку над взволнованной толпой:
– И скажут люди!
У меня по коже от такого голоса с подвываниями пробежали мурашки.
– Стало ху-у-уже…
Если воспитатель будет таким голосом читать малышам добрые сказки, то няньке придется прибираться после каждого слова. Надо взять на заметку.
– И власть…
Я снова поежилась, словно ничего ужасней не слышала в жизни.
– Не царствует! А… му-у-учит!
С такими паузами нужно быть поосторожней. У меня сердце слабое, а нервная система уже весьма расшатана. Нет! Вы только поглядите! Ах, он мерзавец! В огромной шляпе Слепого Буревестника было полным-полно серебряных «лайков». Нормально сделал мой репост!
Обиженный автор сжала свои три копейки и, недовольно сопя, двинулась по рыночному ряду.
– А почем молоток? – полюбопытствовала я, глядя на огромный молот, лежащий на прилавке. – А гвозди еще есть? Или это все?
– Не продается, – буркнул кузнец, перекладывая молот на наковальню. – Вот все гвозди. Для подков и для прикола.
В одном ведре лежала россыпь мелких корявых гвоздей, а в соседнем огромные и действительно прикольные.
– А такие есть? – спросила я, делая пальцами универсально-измерительный жест. По шкале от «я не пью, поэтому мне вот столечко!» до «вот такого таракана я вчера видела в подъезде!» получилось что-то вроде смущенного: «Он очень хороший, добрый, ласковый, милый, но это было наше последнее свидание, потому что…»
– Только для подков и для прикола скота! Я всегда стою здесь! Надумаешь покупать – приходи! Иногда работаю по ночам! – свирепо отрезал потный гений маркетинга, отворачиваясь от прилавка. Впервые я была рада, что продавец забил на меня, а не меня! Молот звонко и ритмично высекал искры из раскаленной железяки, а на ближайших домах вздрагивали корявые деревянные таблички «Продается».
Делая покупки, я набрела на магазин магических штучек, изумляясь ассортименту и ценам. За прилавком стоял солидный продавец, которому я показала свою печать и поинтересовалась, глядя с угрюмой надеждой на пузатые бутылочки, есть ли у него какие-нибудь химикалии, чтобы вывести этот позор раз и навсегда. Хорошо, если не зелье, то хотя бы заклинание, способное свести татуировочку, сделанную мне в состоянии аффекта обидчивым лордом, будь он неладен!
– Такие печати запрещены законом, – немолодой маг потер подбородок, разглядывая чужие художества. – Свести печать может только тот, кто ее ставил. Или по чьему приказу ее ставили… Или она сама исчезнет в конце срока. Ее не имеют права ставить даже государственные лица! Вы можете пожаловаться в Совет лордов!
Ага! Несите бланк жалобы! Маг бережно достал за переплет толстую книгу, ценник которой меня поверг в потребительский ужас. Я нервно засопела в сторону нулей, в надежде, что их сдует.
– У вас с чем печать? – поинтересовался маг, изучая мою ладонь. – Вот тут есть такая же, но со змеей, без короны. Ее ставили шпионам на допросах. А роз там нет? Потому, что череп с розами – это печать любви…
Я с интересом заглядывала в каталог смертельных татуировок.
– Череп с мечом ставили от предательства на поле боя… Череп с кубком от пьянства… Кстати, очень помогает! – листал каталог маг, поглядывая на мою печать. – А можно я ее перерисую? Я такую вижу впервые в жизни! Тэкс… А вот тут корона… Благодарю!
На чистой странице книги появился рисунок. Мама всегда говорила, что я обязана внести огромный вклад в науку. Для себя я выбрала посмертный, обещая завещать свои внутренние органы анатомической выставке! А тут мне дают такую возможность пожизненно и прижизненно! Грех не воспользоваться!
– Я так понимаю, что это как-то связано с короной! – заметил маг, рассматривая мою руку. Боже, а я никогда бы не догадалась! – Скорее всего, это – решение какого-то государственного вопроса. Такие печати всегда держались в тайне! Все зависит от того, что от вас хотел тот, кто поставил эту печать! Если узнаете про нее что-нибудь новенькое и интересное, я с удовольствием вас выслушаю! Кстати, ваша печать не активна. Когда печать активна, она загорается светом или меняется. И тот, кто ставит печать, всегда закладывает какое-то слово – заклинание. Или выражение…
– А есть кто-то, кто может мне помочь вернуться в другой мир? – спросила я, потирая свою уникальную татуировку и радуясь хорошим новостям.
– Других миров не существует. Магическая наука это доказала. А теперь не мешайте, у меня клиенты! – ответил колдун, ставя книгу на место и учтиво встречая вошедшего покупателя. – Чем могу вам помочь? Вчера пришли новые свитки…
Я грустно возвращалась домой, вслушиваясь в голос Ежедневного Пророка, чье материальное благополучие заставляло меня скрипеть зубами от зависти. Сквозь толпу к нему пробился мужчина в фартуке и вложил в протянутую руку горлодера деньги.
– Портной на углу предлагает рубахи! И для чистюли, и для неряхи! В них можно пахать, в них можно косить! Рубахи портного вовек не сносить! – раздалось над площадью. – Повторяю! Портной на углу…
Он уже на рекламе зарабатывает! Ну почему всегда так? А? Где справедливость?
– Внимание, люди, внимание! – снова раздался громкий голос Слепого Буревестника после минутной паузы. – Наследник престола известен заранее!
Толпа загудела, заволновалась, перебивая крик возгласами: «Кто?» и «Не может быть!»
– …так нам сказала Импэра! – донеслось до меня окончание. У меня, как у начинающего поэта, было только две рифмы к слову «Импэра». «Вера» и… «Какого бэра, я – Импэра?» Единица измерения из ядерной физики определенно должна иметь отношение к третьему глазу и сверхспособностям!
Шкаф был с горем пополам примотан к стене, у двери появился веревочный замок – петелька. И пока я тренировалась открывать и закрывать его, на пороге дома выросла мрачная и таинственная делегация из четырех человек. Я успела закрыть дверь перед самым носом визитеров, осторожно глядя в щель, как в дверной глазок.
– Скажите правду! – конспиративно заметил один, оглядываясь по сторонам и плотнее задвигая капюшон. – Вы – действительно Импэра?
Череп с короной на моей руке неожиданно вспыхнул белым светом.
– Нет! – спешно ответила я, глядя, как корона начала краснеть, словно ее заливало кровью. В руке появилось покалывание, потом жжение… Через пару мгновений боль стала нестерпимой. – Да! Да! Да! Импэра!
Боль прошла, оставляя меня наедине с перепуганным сердцем, которое стучалось в мозг, мол, спаси!