Я летала на все «Пятидневные» курсы, включая один в Монтерее, в Мексике, и теперь иногда помогала проводить интенсивы. В конце каждого я получала следующую красную полоску на желтой ленте. Я достигла следующего уровня, доказав, что могу вести обсуждение в группах и установить хорошие отношения с отдельными членами и группой. Каждая полоска оценивала эти межличностные навыки и ничто не могло меня остановить на пути к цели.
Прошло шесть месяцев, а я все еще не стала проктором. Руководство сказало мне, что я отличный тренер и давно доказала свою способность приводить новых членов. Но не это мешало мне стать проктором. К тому моменту я уже пригласила намного больше семнадцати людей, необходимых для получения оранжевой ленты, к тому же я «завербовала» почти триста человек сама или через учеников, которых пригласила. Клэр Бронфман недавно повысили, а мне она не казалась приятным или заботливым тренером. Не могла же она получить повышение из-за денег, так ведь? Я не могла понять, что я делаю недостаточно хорошо. Ведь я искренне считала, что продвижение по «Полосатому Пути» происходит только благодаря заслугам.
Мне казалось, что сколько бы ИЗ и интеграций у меня не было – или ну ладно, сколько бы друзей и друзей друзей я не пригласила, – высшее руководство постоянно напоминало мне о двух основных проблемах: контроле и моей болезни под названием «любите меня». Контроль. Желание, чтобы меня любили. Ладно, буду над этим работать. И все же, ни Барбара Буше, ни Марк не могли помочь мне понять, когда я наконец получу оранжевую ленту проктора.
Эти же проблемы возникли у меня и во время «Одиннадцатидневного» курса. Высшее руководство продолжало напоминать мне о них, и я постоянно переживала из-за этого. Что еще
я могу сделать? Как и большинство людей, участвовавших в программе, я начала носить с собой так называемый журнал для записи «стимулов и ответов». Как только мероприятие или взаимодействие вызывало у меня какую-то реакцию, я спешила сделать пометку, чтобы позже обсудить это в ИЗ. Каждый раз, когда кто-то делает X, – писала я, – я ощущаю Y». На ИЗ и домашнее задание уходило очень много моего времени, и к тому моменту я уже хорошо осознавала схему реакции, поэтому иногда практика казалась скорее наказанием, чем инструментом, помогающим мне понять себя и сделать себя сильнее. Я уже два года шла к оранжевой ленте и иногда с грустью вспоминала о тех днях, когда просто шла по жизни и реагировала на разные события, не записывая их и не анализируя.
И все же я оставалась сосредоточена на своей цели. Я вложила в нее столько времени и не собиралась сдаваться. Я принимала советы тренеров каждый раз, когда происходило событие, угрожавшее вернуть меня на старый путь. Я использовала их эмоциональные стратегии и еженедельно возвращалась в Лабораторию Целей и обсуждала с одним из тренеров, помог ли мне этот инструмент. Через два года моих полетов в Олбани и обратно у меня все еще была желтая лента. Я сердилась: они давно уже должны были повысить меня до оранжевой, разве нет? И все же каждый раз после того, как мой тренер обсуж-
дал все с Нэнси и высшим руководством, мне звонили через неделю и говорили, что нужно продолжать работать над собой. «Спасибо за ваш отзыв», – говорила я, отвечая на критику так, как меня учили. Если бы я сказала: «Но…» или «Вы согласны, что я по крайней мере добилась прогресса?», существовал реальный шанс, что мои тренеры вспомнят про политику Кита и Нэнси по отношению к тем, кто действовал самоуверенно или «собачился» с тренером, и мне придется работать с ИЗ по этим двум вопросам по крайней мере еще год.
Эта был еще один намек, который я упустила: обсуждение моего прогресса было подобно одностороннему движению. Если ты анализировал отзывы, то тебя называли «защищающимся». Один из главных тренеров однажды сказал мне:
– Я чувствую, что вы сердитесь.
– Я вообще не сержусь, – ответила я. – И что в моих действиях заставило вас так подумать?
– Все отзывы правильные, – анализировала Лорен то, что меня не продвигают дальше. Надо было продолжать работу над собой. Ведь если мы защищались или опровергали мнения тренеров, то и отзывы были соответствующими, потому что это указывало на «проблему».
Я почувствовала, что меня загнали в угол. Не было другого выхода, как принять это. А потом, как это ни иронично, я разозлилась.
Однако я все еще была готова разбираться со своими проблемами.
Именно так я начала замечать другую сторону «причинности». Готовность взять контроль над тем, что происходит в наших жизнях, и принятие этого понимания может давать нам силы. Но это осознание можно также использовать и против вас. На протяжении последних нескольких месяцев и даже «Недели А», когда мы наблюдали за Китом и его отношениями с высшими руководителями и пурианцами, я поняла, что если я выражу сомнение в программе, то руководство просто скажет, что это моя проблема. Если я реагирую, то «не понимаю причину» и мне нужно поработать над проблемой и понять, почему эта ситуация волнует меня.
Через почти три года работы над своими проблемами в попытках достичь оранжевой ленты, я уже не могла придумать другой возможный способ справиться с проблемами контроля зависимости и начала путаться. Когда Кит попросил нас, членов общества, отвечающих за продажи, заполнить новую программу, которую только что запустил, я спросила о содержании и подробностях, и мне сказали, что я пытаюсь все контролировать. Мою проблему использовали против меня, хотя я считала, что просто готова задавать вопросы, чтобы эффективнее исполнять свою роль.
Отчасти именно поэтому я молчала, когда вернулась в Олбани, чтобы посетить еще один
тренинг, который, как я надеялась, поможет мне продвинуться вперед. Прошел целый год с тех пор, как мы с Ники Клайн нормально общались. Я решила проверить сможем ли мы объединиться, поскольку казалось, что на тренингах она «страдает» – термин ПУР, описывающий несчастного или находящегося под стрессом человека. Я думала, что могу помочь ей с ростом и вербовкой, чтобы получить должность проктора. Но когда я ей позвонила, Ники сказала, что не может со мной встретиться, потому что должна быть доступна, если понадобится Киту.
«Доступна?» – подумала я. Такой выбор слова мне показался странным.
Они спят вместе?
Ни за что. Ей чуть больше двадцати. Ему пятьдесят с лишним. Внезапно я задалась вопросом, идет ли все-таки речь о сексуальных отношениях. Я верила, что Кит ни за что не поступит так, особенно с молодой невинной женщиной, которая только что преодолела 2500 миль в надежде построить карьеру.
Мне казалось, что я кого-то потеряла, потому что Ники бросила жизнь в Канаде и теперь была похожа на незнакомку, но я не хотела отдаляться от нее еще сильнее. В какой-то момент я спросила ее о карьере актрисы, но она отмахнулась от вопроса, чуть ли не играя в святую и отвечая, что актерское мастерство не важно по сравнению с ценностями, которые она поддерживает, пред-
ставляя ПУР в мире. Я почувствовала, что меня осуждают, и немного устыдилась своих вопросов и личных целей. С того момента мы больше не были близки.
В любом случае она решила приехать, а Кит стал ее ментором. Совсем неправильно человеку в роли психотерапевта начинать сексуальные отношения с «пациентом» или «клиентом». Это против всех этических правил. Я заставила интуицию замолчать, потому что не считала подобное возможным! Кит, как нам говорили с первого дня, придерживался целибата.
Так что я продолжила работать над ИЗ, чтобы получить оранжевую ленту. Добившись ленты тренера, я посещала занятия в центре Такома. Я установила новое расписание на выходные: утром в субботу уезжала до рассвета и ехала пять часов, пересекала границу США и попадала в штат Вашингтон. В Такома я посещала три занятия с 10 утра до 6 вечера, а потом возвращалась в Ванкувер, чтобы не платить за номер в отеле, тихо заходила в квартиру примерно в полночь и перемещалась на цыпочках, чтобы не разбудить Дэвида. Это происходило почти каждые выходные на протяжении многих месяцев. Я хотела показать им, что намерена развиваться и стану проктором, чтобы открыть центр Этос в Ванкувере.
– Люди всегда обещают, что познакомят свою страну с ПУР, – сказала мне Нэнси, когда мы
только начали общаться, – но они редко настолько преданы делу, чтобы довести его до конца.
– Клянусь, – ответила я, – я это сделаю. – Покажу им, что могу продолжать двигаться по «Полосатому Пути» и докажу свою приверженность себе и организации.
Возможно, больше всего меня мотивировал первый раз, когда мне удалось помочь ученице прийти к откровению: благодаря интенсиву она осознала последствия своего прошлого образа жизни. Это был один из первых «Пятидневных» курсов, проведенных мной в Такоме, и, когда я задала ей правильный индуктивный вопрос, ее настигло осознание, у нее было настоящее озарение, и она расплакалась. Я была поражена: оказалось, этот опыт более приятный и мощный, чем собственное осознание и принятие. Именно по этой причине я хотела действовать, помочь людям ощутить эмоциональное влияние, которое сподвигнет их начать меняться к лучшему. Это было так приятно, и мне казалось, что эта методология дается мне естественным образом.
Я стала называть этот первый период в ПУР «стажерством», именно в то время я работала изо всех сил, чтобы попасть в компанию, и росла как личность. Благодаря актерской зарплате и 20 % комиссионных, полученных за вербовку друзей, я смогла оплатить курсы высшего уровня, необходимые мне для продвижения. Я стала проводить «Пятидневные» курсы в Ванкувере,
но мне за них не платили. Эти четырнадцать дней были частью «обмена этическими ценностями», как его называли в NXIVM. В целом это был тот же тип «рабочего обмена», в котором участвовали мы с Дэвидом, поддержав съемку Марка «Недели А». И все же старшие тренеры напоминали мне, что меня ждет «прикладная степень магистра по бизнес-администрированию», которую они упомянули, когда я решила добиться уровня проктора. Купившись на эту мечту, я цеплялась за нее. Работа над созданием сообщества в Ванкувере оказалась сложной, но при этом мотивировала меня.