шею под аплодисменты толпы, моего мужа и коллег. Это была большая победа. В тот момент я снова почувствовала мотивацию. Впервые я стала частью команды зеленых вместе с ближайшими друзьями, включая Марка и Лорен. У меня ушло пять лет на то, чтобы перейти от оранжевого уровня к зеленому. Я просто сияла от счастья.
Не хватало только одного: Барб Джи. Она умирала дома, недалеко от того места, где находились мы. Я стояла перед аудиторией «Недели А», вспоминая, как Барб годами готовила меня к этому моменту. Но я видела ее всего несколько часов назад, и она выглядела так, как будто прошла войну.
И хотя она никогда об этом не говорила, теперь я понимаю, что так оно и было.
Глава 11. Радужный ребенок
В сентябре 2014 года всего через три недели после встречи с нашим сыном и моим повышением до зеленого уровня, Барб Джи покинула нас.
– Барб очень радовалась, что тебя наконец повысили, – сказала мне Лорен.
Я была разбита и не понимала, почему Кит отослал прочь вызванного мной целителя, когда Барб начало становиться лучше благодаря его лечению. Что было еще хуже и просто сбивало меня с толку, так это то, что руководство спешило побыстрее провести простую церемонию и в придачу, словно решило не вспоминать ее доброту, а вместо этого бестактно привлекло внимание к тому, что считалось ее неудачами. Я снова отправилась в Олбани на короткую службу в «Апропос», во время которой Лорен бормо-
тала себе под нос: «Барб Джи так и не справилась со своим гневом». Она сказала это резко, словно бы отмахиваясь от нее, словно мы сидели на сеансе педикюра и говорили о человеке, который нам не нравился, а не присутствовали на поминках в память о женщине, которая была нашим любимым ментором.
Барб Джи посвятила свою жизнь сообществу. Она жила ради сообщества, а теперь ее не стало. Она словно была любящей тетей для нас обеих, а Лорен вела себя неуважительно и неприятно. Разве мы не должны быть семьей? Разве мы не должны поддерживать друг друга и не смешивать проблемы человека и его личность? Я ничего не ответила. Лорен так часто критиковала знакомых, словно будучи дочерью Нэнси, понимала людей лучше, чем они сами себя. Складывалось впечатление, словно правила, которые касались остального сообщества, не касались Лорен.
Прошли недели. Нэнси поставила меня в пару с новым тренером. Алекс Бетанкур был бизнесменом и одним из владельцев центра в Мехико. Являясь одним из главных людей города, он был вхож в самые закрытые и влиятельные семьи. Алекс даже дружил с Эмилиано Салинаса, чей папа когда-то был президентом Мексики. Однако мне казалось, что Бетанкур пытается увильнуть от встреч со мной. Когда я пыталась заставить его изменить расписание, он всегда
придумывал какие-то отмазки, объясняя, почему это время ему неудобно. Его ненадежность помогла мне скрыться от глаз высшего руководства, но вообще без встреч я начинала тревожиться. Когда я довела ситуацию до сведения Нэнси, она пообещала помочь и учить меня вместо Барб. Хотя она хорошо обучала модулям и прорабатывала с людьми их проблемы, Нэнси была печально известна тем, что обещала слишком много, а давала мало.
Никто не помогал мне с «моим дерьмом», и я решила сосредоточиться на ванкуверском центре и проводила много времени в размышлениях. Мы с Ниппи отправлялись в долгие прогулки по дамбе и обсуждали смерть Барб. Я успокаивала разум на занятиях йогой. Проводила время в тишине… И так откопала воспоминание о Барб Джи, заставившее задаться вопросами, сосредоточиться на которых я себе раньше не позволяла.
Шесть лет назад, в 2008 году, Барб Джи пришла с тем, чего я не ожидала от нее: ребенком. Она объяснила это историей о близкой подруге в Мичигане, которая заболела и умерла, и сказала нам, что она крестная ребенка и ее попросили взять опекунство над ним. Я часто общалась с Барб, но эта новость меня удивила. Я никогда раньше не слышала от нее ничего подобного, но, поскольку жила на другой стороне континента, вдали от Олбани, я просто не знала обо всем, что
происходит в жизни других. Иногда я слышала какие-то комментарии от Лорен и Марка.
Однако сейчас об этой истории стали писать разные газеты. И снова нам напомнили не верить СМИ. Малыша, мальчика, назвали Гэйлен. Он стал первым ребенком, попавшим на тренинг ПУР для детей, под названием Культурный Сад Радуга, который Кит разработал специально для него. Кит организовал, чтобы о Гэйлене заботились ученики ПУР из других стран. Они должны были говорить с ним на английском, испанском, хинди, русском и других языках. Однажды я услышала, как Нэнси хвастается, что мальчик учил одиннадцать языков и мог говорить целыми предложениями на них всех. Бывая в Олбани, я сидела и смотрела на ребенка – драгоценного невинного мальчика с эльфийской внешностью и вопросами в глазах. Мне было жалко этого малыша, который потерял свою мать, но в тот момент я надеялась, что получаемой им заботы будет достаточно для того, чтобы он не чувствовал себя одиноким. Я уважала Барб Джи за то, что она сделала этот шаг, и постаралась решить сложившуюся трудную ситуацию. Ну есть у кого из детей есть целая команда нянь?
Я знала Гэйлена младенцем, но, когда несколько лет назад он внезапно исчез, многое не сходилось. Руководство рассказывало, что Кристин Кеффе, одна из женщин – помощниц Кита, занимающаяся юридическими вопросами, стала
основным попечителем Гэйлена. Руководители говорили, что она недавно сошла с ума и похитила мальчика, и теперь они оба живут на улице.
Живут на улице? Где?!
Лорен сказала, что понятия не имеет. Она казалась равнодушной. Все просто пожимали плечами: никто ничего не планировал делать, чтобы помочь этому ребенку. Это настораживало. Почему они не остановили Кристин? Женщина не может просто похитить ребенка. Они сообщили об этом? Кто-то разбирался с этим делом?
Руководители утверждали, что Кристин сошла с ума – то же самое потом говорили и про Барбару Буше.
В Интернете можно найти статьи New York Times под заголовком «Культ в Олбани принимает сироту». Но нас снова и снова учили не верить вранью прессы, пишущей истории о Ките. Марк просил меня даже не читать о нем и предупредил, что не надо портить свое представление о Ките. Зачем рушить уже сложившийся образ? И все же: кто такой Гэйлен? Откуда он и что с ним произошло? Он так и не вернулся к нам.
Когда ты становишься матерью, у тебя появляется одно из самых сильных чувств – ответственность и желание бороться за благополучие каждого ребенка на планете. Поздними ночами, когда Ниппи шел спать, я пробиралась в гостиную и кормила ребенка. Пока мы расслаблялись, глядя в карие глаза друг друга или пока его рес-
ницы трепетали, а его губки отпускали мою грудь, и он наконец засыпал, я удивлялась тому, насколько важна наша связь для стабильности и безопасности в его жизни.
– Ты невероятная мать, – сказала мне мама, когда увидела, как радостно я отношусь к материнству и как естественно оно мне дается.
Мне нужно было усердно трудиться, играя и другие роли в жизни. Но эту? Каждый раз успокаивая ребенка и готовя ко сну или заворачивая его в полотенце, чтобы согреть после ванны, я понимала, что создана быть матерью.
Мы так мечтали о нашем сыне, так заботились о нем, ценили и оберегали. Погружаясь в радость от этих моментов, я внезапно ощущала укол гнева: Почему никто не боролся за Гэйлена?
Почему я не старалась все выяснить? Мы не должны были говорить о Кристин Кеффе, так что я сомневалась, что могла просто расспросить руководство о всей ситуации.
Раздумывая над тем, кому бы я доверила воспитание моего сына, если что-то произойдет с Ниппи и со мной, я вспоминала Лорен. Она была умной. Она так хорошо владела «тех» и словно ниндзя могла помочь любому всего несколькими предложениями. Она знала о моей жизни буквально все, и мы полностью доверяли друг другу. Я испытывала к ней огромное уважение. Наконец мы с Ниппи решили попросить Лорен стать крестной нашего сына. Мне было очень
важно знать, что она его любит. Лорен принесла ему щедрые подарки и сделала с ним селфи. Нянчилась с ним, как с собственным ребенком. За последние десять лет мы и правда стали тем, о чем они постоянно говорили: семьей.
И семья была для меня важнее всего. Пока мы с Ниппи привыкали к жизни с сыном, я чувствовала, что мои приоритеты меняются. Получение зеленого уровня казалось для меня важным, но не могло сравниться с материнством. Эта новая эра в жизни, в сочетании с потерей Барб Джи помогла мне начать осознавать, что мне хочется отдалиться от сообщества.
Но складывалось впечатление, что руководство почувствовало угрозу, исходящую от моего материнства. Я начала ощущать больше давления из Олбани с требованиями переехать туда, потому что руководители хотели, чтобы я участвовала в разработке программы «Ультима». А мне еще сильнее не хотелось находиться так близко к ним. К тому времени я видела достаточное количество людей, которые переезжали в Олбани и словно бы исчезали с лица Земли. Все актеры, вроде Ники и Эллисон, которые переехали туда, «чтобы совершенствовать свое мастерство», вообще перестали приходить на прослушивания. Я видела, как люди отказывались от привычной жизни ради непонятной работы, которая больше походила на бездонную яму. Честно говоря, я радовалась, что избежала планов
компании на мой счет благодаря своей беременности. Я точно знала, что хочу растить ребенка в Канаде, поскольку мы с Ниппи согласились, что это более подходящее место для рождения и воспитания детей, чем США. Однако я каким-то образом предчувствовала, что руководители устроят целую кампанию с целью заставить нас перебраться в Олбани.
Они воспользовались приглашением участвовать в «Ультима», как способом подтолкнуть нас к окончательному переезду. Высшее руководство передало мне через Лорен послание, что мне пришло время разобраться с моей последней проблемой, по их словам, «привязанности к материализму и удобству». Моя беременность была весомой причиной для того, чтобы оставаться в Ванкувере и избегать этого балагана под названием «Ультима». Я не только должна была посещать занятия, но и, будучи тренером-практиком, приводить своих учеников. Никто не мог назвать мне его стоимость, сколько этот курс будет длиться и в чем заключается.