его работы на «Полосатом Пути» проявился в снижении числа приступов и проявлений тика. Нэнси и Кит пытались повторить то же самое с другими пациентами с синдромом Туретта и получили поразительные результаты. Они словно бы нашли лекарство от этого синдрома и даже сняли красивый фильм, документируя процесс с пятью участниками, которые так же быстро показали положительные результаты. Именно такой вид доказательств удерживал меня в компании до конца NXIVM. Я открыла ноутбук, чтобы показать Пепе трейлер фильма про синдром Туретта, но он закрыл его.
– Я верю, что в этом есть и что-то хорошее. Но я спрашиваю о плохом.
Этот тяжелый разговор с Пепе посадил семя сомнения во мне. Он призвал меня подумать – должна же быть доля правды во всех статьях, накопившихся за все эти годы. Действительно ли Кит терял миллионы Бронфман на рынке акций? Кем были эти несовершеннолетние девушки, в отношениях с которыми его обвиняли? Что насчет исков? Впервые я осознала, что не знаю ответов.
Нас учили не задавать вопросы, хотя было о чем задуматься. Наше с Марком открытие подтверждало, что я не безумна… Но с каждым новым фактом о NXIVM приходили и новые вопросы о себе. Я тупая? Я действительно купилась на все это? Почему я оставалась в компании так долго?
До этого момента я боялась, что они опубликуют мои материалы для DOS, но, поговорив с Марком, поняла, что это бред. Наш договор о конфиденциальности защищал только Марка, но почему-то и мне так было спокойнее. Впервые за долгое время мы общались свободно словно двое друзей.
– Помнишь, как ты говорил о той группе женщин? – спросила я его. – Марк, я часть ее. Меня позвала Лорен, и все хуже, чем ты думаешь. Они клеймят нас.
– Они делают… что?! – Марк был в ярости. Это он привел меня в эту организацию, а я привела многих других. Он чувствовал свою ответственность, как и я. – Нужно выбираться, к черту гарантии. К черту их! Все это очень опасно, Сара. Я думаю, это секс-торговля.
Моя голова уже кружилась. Казалось, что пол уходит из-под ног и мир вокруг меня двигается. Это глюк в матрице. Складывалось впечатление, что голова сейчас взорвется.
Мы четыре часа обсуждали все подробности по телефону и соединяли воедино элементы пазла, чтобы понять всю картину. Марк признался, что многие годы он призывал меня больше вкладывать в компанию, инвестировать, развивать отношения с Китом, потому что так ему велели руководители. Это словно вирус. Я полностью этого не понимала, потому что Кит хорошо умел держать нас в отдельных «камерах», подальше
друг от друга. Он и внутренний круг использовали благородные идеи о мире и превратили нас двоих в главных спикеров, которые приводили тысячи людей, чтобы Кит мог выбирать того, кого хотел. Они взывали к нашей внутренней морали, а эта тактика, как я позже узнала, была характерна для культов.
А в это время я думала: «Вау, вот система, которая действительно говорит о том, чем нужно заняться в мире, а не просто ведет пустые разговоры». Но это были и не просто пустые разговоры, они разрушали жизни людей и их тела.
Как только мы с Марком положили трубки, я стала лихорадочно названивать Сюзанне и попросила ее сразу же прийти ко мне. Мне нужен был союзник. «Но я веду интенсив!» – запротестовала она. «Просто скажи, что у тебя срочное дело по семейным обстоятельствам и приходи сюда». До этого момента все кусочки пазла парили в моей голове, пока я пыталась понять частью чего я стала, но переломный момент наступил, когда я попросила Сюзанну взглянуть на клеймо внизу моего живота.
– Во-первых, – сказала я ей, – тебе такое не поставят.
Мы вышли на свет… И там она внимательно рассмотрела метку и поняла, что это не символ, олицетворяющий элементы природы.
– Видишь? – спросила я ее. – Это «Э» и «М». Как думаешь, это значит «Эллисон Мэк»?
Сюзанна внимательно изучила буквы. Но потом она резко повернула голову, и выражение ее лица изменилось. Она взглянула прямо на меня.
– Сара, – сказала она, – тут есть «К» и «Р».
КитРаньер.
О.
Боже.
Мой.
Сюзанна взяла меня за руку, чтобы поддержать, и помогла сесть. Нет. Нет. Нет. Я посмотрела на Сюзанну – мою подругу, не мою рабыню, – и в ее глазах было столько грусти. Глядя на ее милое лицо, я поняла большую разницу между нами. У меня есть клеймо. У нее – нет. Тело Сюзанны осталось нетронутым только по счастливому стечению обстоятельств. Так и будет, если я смогу на это повлиять.
Сюзанна присела рядом со мной. В моей голове пронеслись воспоминания о десятках, сотнях вещей, на которые я соглашалась за все эти годы. Ничто не было тем, чем казалось.
На тот момент меня уже нельзя было разубедить в том, что Кит управляет DOS. Они годами готовили нас к этому, учили, что женщины должны уважать мужчин и слушаться их. Они проповедовали, что наш лидер самый этичный гуманный человек в мире, но в одно мгновение я ясно увидела, кто же такой Кит Раньер. Мне понадобилось двенадцать лет, чтобы наконец
обрести свое мнение. И помогла мне несмываемая метка на теле.
Как только мы увидели инициалы Кита, я сразу же позвонила Марку, и у нас сложилась почти вся картина происходящего. Ниппи был раздражен, потому что Марк недавно ушел из нового курса ОЗ III, который они должны были вести вместе. Моего мужа даже не было в городе, и я не могла с ним поделиться тем, что узнала. Он улетел на восток на встречу выпускников колледжа, и я почему-то решила, что все пройдет лучше, если он все услышит от Марка. Почему-то казалось, что это более безопасный вариант, словно я не нарушала свою клятву ничего не говорить. Я спросила друга: «Ты сможешь рассказать об этом Ниппи? Пожалуйста?»
И, снова составив отдельный договор о неразглашении, они согласовали время звонка. И тогда Марк рассказал моему мужу, что меня заклеймили. Марк был в Лос-Анджелесе, а Ниппи – в Нью-Йорке. Я же в Ванкувере. Если бы только мы все находились в одном городе… Так сложно оставаться в одиночестве теперь, когда все раскрылось.
Но я также испытывала облегчение, зная, что теперь не только я буду устраивать долгие прогулки и пытаться понять, что теперь делать. Двое людей, которым я доверяла больше всего, поддержат меня. Наши звонки между тремя городами длились часами: мы пытались понять, что делать, чтобы вернуть свою жизнь.
Все вместе мы решили вести себя как обычно. Нам предстояла обязательная ежегодная встреча на саммите коучей на следующей неделе в Олбани. Ниппи, Марк и я согласились, что мое отсутствие привлечет слишком много внимания. «Жду не дождусь встречи с Тобой!» – написала я Лорен. Мы запланировали провести время вместе на следующей неделе.
29 мая я полетела в Нью-Йорк, чтобы отпраздновать день рождения Ниппи. Я не виделась с ним лично с моего решения уйти и тряслась от нервов и нехватки сна, когда он встретил меня у двери дома родителей в Манхэттене. Бессонные ночи и полет с маленьким ребенком оставили меня почти без сил. Мой муж обнимал меня и растирал спину, пока я отдыхала, насаждаясь силой и теплом его тела, вдыхая его запах. Я так боялась, что он не поймет, но теперь через четыре месяца после того, как Лорен заставила меня принести клятву верности и посвятить себя DOS, мы с мужем оказались на одной стороне.
Убедившись, что наш сын чем-то занят в другой комнате, я показала клеймо Ниппи. Сначала внешне он оставался спокоен, но вдруг начал ходить взад-вперед по комнате, решая, что он будет с этим делать – на теле его жены инициалы другого мужчины. Но одно мы знали точно: с нас хватит. Я объяснила, как Лорен обманула меня, и он ни разу не сказал: «Как ты могла позволить
им клеймить тебя?!» Он знал их и все понимал. На следующий день 30 мая я должны была присутствовать на собрании зеленых в Олбани перед саммитом. Я написала команде, что застряла в пробке по дороге на встречу, но в действительности Марк созвонился с другом, агентом Управления по борьбе с наркотиками, которому мы могли довериться. У него были связи с ФБР. Марк устроил нам встречу. Я только собиралась зайти, показать ему клеймо, чтобы объяснить все нюансы DOS.
Ожидание этой встречи с ФБР – один из самых страшных моментов в моей жизни. Я прекрасно понимала, что будет дальше. И это было очень страшно. Я завербовала в программу нескольких женщин, и я буквально собиралась прийти и сказать: «Я часть этой организации». Я занималась этим, хотя и не понимала, что это такое. И все же я волновалась, не сдаю ли себя. У меня забрали мои электронные устройства и попросили подождать час. Может, и меньше, но казалось, что я сижу там вечность. Без телефона, мне пришлось остаться наедине со своими чувствами. Нет, я скорее рылась в сумке и использовала все найденные предметы, которые смогла найти: бальзам для губ, санитайзер для рук, глазные капли, спрей от насморка, крем для рук, ароматерапию от стресса. Как я здесь оказалась? Нужно ли мне найти адвоката? Меня упекут за решетку? Они поверят мне?
Я подняла глаза в тот момент, когда в зал ожидания зашла еще одна женщина из ПУР вместе с агентом ФБР. Марк предупредил, что я могу увидеть знакомое лицо. «О боже мой, – подумала я. – Она выглядит так хорошо». Эта женщина из низших уровней коучей, хотя и пробыла в сообществе очень долго. После смерти Пам ей тоже поставили диагноз смертельного заболевания.
Увидев ее, я испытала облегчение по нескольким причинам. У нее был шанс на жизнь. И мы обе знали, что происходит. «У меня есть союзница, – подумала я, – я больше не одна». Эту женщину я не видела уже несколько месяцев, может, год. Она выглядела лучше, возможно, потому, что больше не следовала методике лечения Кита. Учитывая ее присутствие здесь, мне не нужно было хранить токсичную боль этой тайны. Я могла отпустить все и рискнуть всем, чтобы помочь моим друзьям. Освободить рабов.
Меня позвали поговорить с агентом, и мы просидели там час, хотя я так и не убедилась, что он понял мою историю. Я пыталась изо всех сил все ему, этому бедному следователю, объяснить. Но как уместить двенадцать лет в один час?