Выйдя из здания ФБР, я вернулась в квартиру, которую мы три года снимали в Олбани. Наша няня присматривала за ребенком, пока я всю ночь в нашей квартире паковала ценные для меня вещи. Нам нужно будет быстро уехать.
У меня была законная причина покинуть Олбани: моему дедушке в Торонто поставили диагноз рак желудка, и я собиралась попрощаться с ним. Поездка займет десять часов, но я сказала руководству, что постараюсь вернуться в Олбани к саммиту. А вместо этого, пока сына защищали наушники и iPad, я позвонила всем, кого знала, и сказала им не идти на саммит. Пейдж вернулась в Ванкувер и собиралась сесть на самолет. Я боялась, что ее верность NXIVM сильнее верности мне. Мне пришлось предупредить ее и напугать, чтобы она поняла, насколько все серьезно.
– Знаю, ты должна встретиться с Ники и получить татуировку, – сказала я. – Но это не татуировка. Позвони мне по Facetime. – Перед камерой я приспустила край штанов и показала ей метку.
– Что это? – спросила Пейдж.
– Это клеймо, которое тебе поставит без анестезии, и оно не очень-то красивое. Это инициалы Кита и Эллисон. Не садись в самолет.
Пейдж была шокирована и дрожала, пока я рассказывала ей правду. Она сразу же отменила поездку. Ники была недовольна, ведь я помешала клеймению Пейдж и ее сестер.
В поезде из Олбани в Торонто, пока мой сын спал, прислонившись в моей руке, я описывала то, что пережила. «Десять часов из Олбани в Торонто с трехлетним мальчиком, iPad и сум-
кой полной еды. Как я здесь оказалась? Одна и испуганная, – писала я, – но все-таки сильная и уверенная».
Помню эти долгие часы в поезде, в ожидании, когда же он увезет нас подальше. В животе свернулся комок тревоги: что, если они узнают? Пока я садилась на поезд в Олбани, дорогой друг Джек сходил с того же поезда в Нью-Йорке. Я знала, что больше его не увижу. Я крепко обнимала Джека, отчаянно желая прокричать всю правду, чтобы он тоже сбежал. Но понимала, что он не поверит. Предупредит остальных. Выдаст меня с добрыми намерениями, и мое прикрытие будет испорчено. Поэтому я просто плакала, рассказывая об ухудшившемся состоянии дедушки. Он обнял меня с искренним беспокойством.
Всю поездку на поезде я провела за работой и к времени приезда в Торонто вымоталась. Я собиралась остановиться у подруги, но не смогла найти Uber, а со мной был сын, и мы везли багаж. В смятении и в слезах, находясь на грани, я позвонила Ниппи.
– Малышка, – сказал он. – Я знаю, где это. Посмотри на другую сторону улицы. – Я взглянула туда и увидела отель «Шангри-Ла». – Иди туда. Я заплачу. Это цена выхода.
Держа сына за руку, я перешла через улицу и зашла в отель. Сотрудник за стойкой регистрации был вежлив и нашел нам номер.
Как только мы устроились, я оставила ребенка смотреть фильм и первым делом позвонила адвокату в Ванкувере, чтобы изменить мое завещание. Я назначила Лорен законным опекуном моего сына, и это нужно было немедленно изменить. Пока я говорила с ней по телефону, я увидела сообщения от моего агента, который спрашивал, смогу ли я на следующей неделе сыграть второстепенную роль в телевизионном фильме, на который должна была пройти прослушивание. «Но я же пропустила прослушивание», – сказала я ему. Он ответил, что директору по кастингу все равно, они в любом случае предлагали роль мне. Я приняла предложение. Почти в тот же момент через голосовую почту пришло сообщение, информирующее меня, что национальная рекламная компания, в которой я работала на большой американский бренд, открывала новые места, так что у них была для меня работа. И тогда я поняла, что вселенная поддерживает мой выход из NXIVM. Все эти карьерные возможности предоставят финансовую защиту, чтобы деньги не были источником стресса во время моего побега от двенадцати лет жизни и всего построенного мной.
В номере отеля, чувствуя себя в убежище, я осознала, что они связались не с той женщиной. Позже, когда DOS разоблачат и рабы из разных линий начнут общаться и делиться своими ужасными историями, одна из рабынь назовет
меня «первым аболиционистом», освободителем рабов. Возможно, прозвучало бы оскорбительно, вне контекста, для кого-то другого, но не для меня. Однако все блекло в сравнении с абсурдностью DOS – женщины решали стать рабами, чтобы получить силу и развиваться. Я приняла это прозвище, как и женщины, использующие его вместе с другими сестрами, которым я помогла освободиться. Та поездка в поезде стала началом моего пути к свободе, правде и новой главе моей жизни.
Глава 14. Бланк нарушения
Мне нужно было принять важное решение: уйти тихо или разоблачить всех. Ответ стал мне ясен через несколько дней, когда я начала понимать масштабы DOS. Я хотела защитить других женщин, но нужно было быть осторожной, чтобы избежать иска о защите чести и достоинства. Мы поговорили с экспертами по культам, психологами и знакомыми из СМИ, чтобы понять, как подойти к вопросу. Нужно было разработать план, чтобы обойти обманщиков.
Прибыв в Торонто, я позвонила ассистентке и попросила ее стереть все о NXIVM с моей странички на LinkedIn и других соцсетей, сайта, отовсюду. На тот момент Марк рассказал актрисе Кэтрин Оксенберг о клеймении и тайнах DOS. Мы выяснили, что дочь Кэтрин Индия состояла
в DOS и была рабой Эллисон Мэк. Кэтрин вошла в состояние «мамы медведицы» и собиралась вытащить дочь оттуда.
Кэтрин попросила меня рассказать свою историю репортеру по имени Фрэнк Парлато, который вступал в судебные тяжбы с сестрами Бронфман. Они однажды наняли его, чтобы попиариться, но в результате подали на него иск. С тех пор целью его жизни стало раскрытие данных о работе NXIVM, чтобы все в мире узнали о махинациях Кита Раньера. При условии, что он не станет разглашать мое имя, я рассказала Фрэнку о клеймении, чтобы он успел разоблачить DOS до новой церемонии. Сидя в номере в Торонто, я рассказала репортеру все. Избавление от этой тайны принесло мне невероятное облегчение.
Мы добились успеха. Новости о блоге Фрэнка распространились в сообществе, и из-за этого новую церемонию клеймения отложили. С того момента все наши действия должны были стать выверенными и скоординованными.
А в то время, как мы с сыном ехали из Олбани в Торонто, Ниппи прибыл туда на саммит коучей NXIVM. Когда муж добрался до парковки «Апропоса», ресторана, превращённого в клуб, в котором и проводили встречу, он отследил Лорен Зальцман. Она разговаривала с одним из давних менторов Ниппи – Джимом. Муж понаблюдал за сценой, убедился, что собралась
толпа, и заорал: «Ты, черт возьми, ты заклеймила мою жену!» Лорен пыталась его успокоить и использовать свои навыки ПУР, чтобы начать разговор, но Ниппи не стал ее слушать. Он предупредил Лорен, что она участвовала в незаконном предприятии, и объявил всем о своем уходе из всех компаний. Это так Ниппи «ставил точку». Он стал единственным человеком, который когда-либо бросил вызов Лорен или другим руководителям на публике, заговорив о DOS.
Некоторые люди, стоявшие поблизости, услышали обвинение и стали взволнованно оглядываться, Ниппи направился к машине, зная, что выполнил часть нашего плана. Мы оба уходили из NXIVM. Мы хотели, чтобы все они знали, что это связано с тем, что случилось со мной, и Ниппи не станет это терпеть. Если они считали, что моя верность сообществу сильнее моей веры в способность мужа защитить меня… Ну тогда, как Марк сказал: «Да пошли они!»
Годами руководители сосредотачивались на том, что называли моими проблемами с зависимостью, чтобы не повышать меня до зеленой ленты. Теперь мы использовали эту «привязанность к моим отношениям», как повод безопасно уйти. Ниппи разозлился и устроил сцену, что соответствовало их взглядам на его личность. «Видите, – думали они. – Ниппи «реагирует», а Сара покупается на это. Она такая
слабая!» Но этого мы оба и хотели. Мы выберемся вместе.
Мы использовали эту стратегию, потому что это единственный реальный способ уйти без вреда для себя. Это был лучший совет, который нам дал человек, покинувший компанию несколько месяцев назад: нельзя просто уйти из культа, особенно NXIVM. Любого, кто напрямую бросит вызов Киту, как Барбара Буше, годами будут таскать по всем судебным инстанциям. Кит эффективно воспользовался Барбарой как козлом отпущения и примером для других. Но если уйти из-за «проблем», высшему руководству легче сказать: «Сара так и не разобралась со своими проблемами… А жаль». Людей, уходивших тихо, оставляли в покое, но их всегда представляли теми, кто провалил личностное развитие.
Как ни иронично, это, скорее всего, первый раз, когда мой характер прошел проверку. Я была травмирована, но мыслила ясно. Нужно быть осторожной. Я записала звонок с Лорен Зальцман из Торонто сразу после спланированной сцены Ниппи. Хотела узнать, продолжит ли она врать мне. Я сказала ей, что Ниппи требует развод (это было не так) и эта причина, по которой мне пришлось уйти.
– Кит стоял за DOS? – спросила я, уже зная ответ.
– Мы такое не обсуждали, Сара, – сказала она, явно раздражаясь.
– Но Кит одобрил затею?
Секунду она колебалась.
– Он дал согласие на использование гарантий и наказаний.
– Ладно, так он не знал о клеймении?
– Он знал об этом, но эта идея не его. Это придумали девочки. – Она пыталась дать мне понять, что Кит не виновен, что, как я знала, было враньем.
– Я на это не подписывалась, Лорен. Прости. Я больше не хочу в этом участвовать.
– Мы же хотели сделать что-то хорошее для мира! – продолжила она. – Это не должно было стать чем-то ужасным.
– Мне нужно держаться от тебя подальше.
Когда я спросила ее, получали ли женщины
задание «соблазнить Кита» или заняться с ним сексом, Лорен все отрицала.
– Я не была частью этого! – пыталась заверить она меня. – Я только недавно вступила в группу!
Но она все знала. И ее участие также заключалось в наборе новых рекрутов – она вела его. Наши звонки также подтверждали то, о чем я подозревала с момента моего разговора с Марком: Кит знал о DOS и участвовал в нем. Я испытывала отвращение к пособничеству Лорен и ее готовности лгать.