Вот оно. Его яремная вена. Я вжимаю все пальцы в его горло и в то же время втыкаю в вену костяную иглу. Он стонет и целует меня еще более страстно. Я жду, пока не убеждаюсь, что раздобыла достаточно крови, затем вынимаю иглу и прижимаю к проколу большой палец, чтобы не дать крови вылиться наружу. Пальцы Деклана шарят по моему лицу, а я продолжаю сжимать его шею.
Наконец, решив, что кровь уже свернулась и не вытечет из ранки, я незаметно кладу иглу обратно в карман плаща и отстраняюсь.
– Вернись. – Деклан снова тянет меня к себе, но я упираюсь рукой в его грудь.
– Скоро проснется матушка. Я не хочу, чтобы она узнала, что я выходила из дома.
Он тяжело вздыхает и садится.
– Уверен, сегодня она проспит дольше обычного.
Я кивком показываю на восточный горизонт, на котором появилась ярко-розовая полоса.
– Она ранняя пташка. К тому же… – Я легко тыкаю его локтем в бок. – Ведь впереди у нас вся жизнь, разве не так?
Он прочищает горло.
– Ты права. – Но я успеваю заметить тень, пробежавшую по его лицу.
Лучше всех ложь распознают лжецы.
Саския Заклинательница костей
Мы с Брэмом сидим напротив Эсме в гостиной ее небольшого дома. В камине пылает огонь, а на стоящем между нами низеньком столике разложены лакомства и стоит чайник с давно остывшим чаем. Я пыталась задавать Эсме вопросы, но она всякий раз только цокала языком.
– Поговорим после того, как ты поешь и отдохнешь, деточка. – Она говорила это мягко, но тон ее не терпел возражений. Она миниатюрная, но ведет себя властно.
Брэм знает ее куда лучше моего, так что я пытаюсь брать с него пример, но с момента нашего прихода он только и делает, что ест и нахваливает, не уставая повторять, как все вкусно.
Наконец я чувствую, что больше не могу болтать ни о чем, и, набравшись смелости, снова заговариваю об интересующем меня предмете.
– Должно быть, вам присуще Ясновидение Третьего Порядка, – предполагаю я.
Эсме разражается смехом – он звонок, как колокольчик, и делает ее куда моложе ее лет, по всей вероятности немалых.
– О небо, нет! Я обладаю даром Ясновидения Первого Порядка. Разумеется, неофициально, ведь я не проходила через обряд сопряжения с магией. А почему ты решила, что мне присуще Ясновидение Третьего Порядка?
Я растерянно прикусываю губу.
– Когда мы пришли сюда, вы сказали, что ожидали меня. Так что я подумала… – Я замолкаю.
– Ах вот оно что. – Она слизывает с пальца кусочек сахарной ваты. – Это благодаря письму, которое прислала для тебя твоя мать.
Мы с Брэмом одновременно с шумом втягиваем в себя воздух.
– Матушка прислала мне письмо? Когда? О чем оно?
Реакция Брэма куда резче:
– Эсме, почему ты не сказала нам об этом сразу?
Эсме смотрит на него с укором, и его уши розовеют.
– Извини. – Брэм опускает взгляд на свои колени. Он явно дорожит ее мнением – таким смущенным я не видела его никогда.
Эсме поворачивается ко мне:
– Я не знаю, о чем оно. У меня нет привычки читать чужие письма. Подожди здесь, и я его принесу.
Она удаляется в спальню, по-видимому, находящуюся в задней части домика.
– Твоя матушка знала, что ты явишься сюда, – говорит Брэм. – Как ты думаешь, что это значит?
– Не знаю. – Мое сердце сжимает страх.
Эсме возвращается, неся письмо. И она, и Брэм выжидательно смотрят на меня, пока я ломаю восковую печать и разворачиваю листок кремовой бумаги. В него завернут костяной кулон с изображением трех пересекающихся колец. Я кладу его на стол. При виде мелкого аккуратного почерка матушки у меня сжимается горло.
Дорогая Саския!
Я надеялась, что тебе никогда не придется получить это письмо, и мне горько, что теперь ты его все-таки читаешь. Во время доведывания я выбрала для тебя тот путь, который, как мне казалось, принесет тебе наибольшее счастье. Твой главный путь разветвлялся не один десяток раз, и каждое из его ответвлений разделялось снова. Небольшие изменения, из-за которых твое будущее могло пойти множеством разных троп. Почти все они были одинаково хороши, но несколько ответвлений вели к опасности – я так и не смогла разглядеть, где именно она зародится, но ясно видела, что дело неизменно заканчивается бедой. И всякий раз, когда происходило нечто ужасное, развилка находилась в домике Эсме, посему я отправляю это письмо именно туда в надежде, что оно дойдет до тебя до того, как станет поздно.
Какие решения ты бы ни принимала после того, как прочтешь его, ни в коем случае не возвращайся в Мидвуд, покуда я не свяжусь с тобой и не сообщу тебе, что это неопасно. Прошу тебя, пообещай, что исполнишь мое желание, хорошо? Как бы тебе ни хотелось вернуться домой, мне необходимо, чтобы ты не возвращалась.
Вместе с этим письмом я посылаю тебе щит – Эсме объяснит тебе, как он работает. Саския, я уверена, что кто-то следит за тобой. Кто-то, имеющий доступ к защитной магии. Возможно, тебе уже известно, кто это, я же пока этого не знаю. Но, решаясь довериться другим людям, будь осторожна.
Я люблю тебя, моя птичка. Никогда этого не забывай.
Письмо выпадает из моих ослабевших пальцев и опускается на пол. Из моих легких будто выкачали весь воздух. Что именно видела матушка – мою безвременную смерть? Она не сказала об этом прямо, но я не могу не читать между строк. И особенно меня выбивают из колеи слова «моя птичка» – ведь так меня называл только мой отец. Должно быть, называя меня так, матушка была сама не своя.
– Что там? – Голос Эсме звучит мягко. Я открываю рот, но тут же закрываю его снова. Я не могу подобрать слов. Она поднимает письмо с пола. – Ты позволишь мне его прочесть?
Я киваю. Эсме читает, и между бровями ее появляется морщинка.
– Надо же, – говорит она, дочитав письмо до конца. Затем берет со стола отложенный мною кулон. – Лучше тебе надеть его сейчас, деточка.
Но сейчас ее голос звучит так, будто он доносится до меня с другого конца туннеля. Я смотрю на нее, но вижу и ее, и себя как бы со стороны. Эсме переглядывается с Брэмом, он встает, берет у нее кулон, потом заходит за мою спину и отводит мои волосы в сторону. Надев кулон мне на шею, он застегивает его сзади, и его пальцы касаются моего затылка.
Я сразу же выхожу из состояния отрешенности и чувствую, как бьется мое сердце. Как учащается дыхание.
Я ерзаю, и руки Брэма перестают касаться моей шеи. Но я все равно не сразу обретаю дар речи.
– Что это? – спрашиваю я, подняв кулон.
– Это щит, – отвечает Эсме. – Пока ты будешь носить его, тебя не сможет увидеть никто из Заклинателей и Заклинательниц Костей.
– Даже моя мать?
Эсме хмурит брови.
– Даже твоя мать.
Мне становится еще более тревожно. Матушка настолько обеспокоена, что хочет спрятать меня от всех Заклинателей и Заклинательниц Костей. Даже от себя самой.
– Тебе известно, кого она имеет в виду? – спрашивает Эсме, взглянув на письмо. – Кто может следить за тобой?
Я рассказываю ей о Лэтаме. Мой рассказ звучит путано. Эсме слушает молча, и в глазах ее я вижу сочувствие и потрясение. Брэм также внимает каждому слову, хотя кое-какие подробности ему уже известны. Когда я завершаю рассказ, Эсме плотно сжимает губы.
– Дело тут явно не в какой-то мелкотравчатой мести твоей матери, вместе с которой этот Лэтам учился, но боюсь, мне суть этой истории понятна ничуть не больше, чем тебе самой.
Я сглатываю.
– Я слыхала, что вы разбираетесь в темной магии.
Она смотрит на Брэма, потом снова на меня. Повисает неловкое молчание. Наконец она нарушает его:
– Кое-что мне известно.
– А вы расскажете об этом мне?
Она вздыхает.
– Полузнание может принести много горя.
– Да, – соглашаюсь я. – Я знаю. Полузнание – это все, что Лэтам был готов мне дать.
Эсме поджимает губы и постукивает по ним пальцами.
– Ну что ж, будь по-твоему.
Встав, она подходит к книжному шкафу, стоящему у дальней стены, достает из него несколько томов и кладет их мне на колени.
– Почитай эти книги – может быть, тебе удастся найти в них то, что ты ищешь. Но помни – магия требует жертв. А темная магия дается особенно дорогой ценой.
– Я вовсе не собираюсь пользоваться черной магией, я просто хочу понять, что именно делает Лэтам.
Она ласково кладет руку мне на макушку, и я вспоминаю мою мать.
– Я знаю, что не собираешься, – говорит она. – Просто будь осторожной.
Я корплю над книгами при тусклом свете масляной лампы. Брэм спит рядом, негромко похрапывая. Он продержался дольше Эсме, которая отправилась спать несколько часов назад.
Читая страницу за страницей, я испытываю неловкость и стыд. У меня такое чувство, будто слова – это нечто живое, нечто таинственное, мрачное и зловещее, и они липнут ко мне, словно нити паутины. Но сколько я ни вчитываюсь, мне не удается отыскать ничего, что могло бы объяснить тот интерес, который Лэтам проявил ко мне. Он не брал у меня ни крови, ни волос, чтобы с их помощью наложить на меня проклятие, не стирал мою память, не лишал меня дара речи. Я никак не могу понять, что он выиграл, дав мне несколько уроков, и зачем ему следить за мной сейчас – если предположить, что за мной следит именно он, а не кто-то другой. А что, если матушка видела в моем будущем какую-то иную опасность?
За моей спиной слышится шум, и я резко поворачиваюсь.
– Я не хотела тебя пугать, – говорит Эсме. Выражение ее лица заставляет меня осознать, что одна моя ладонь прижата к груди. Под ней часто бьется мое сердце. Я делаю глубокий вдох и пытаюсь убедить свое тело, что мне не грозит опасность.
– Я вас разбудила? – спрашиваю я.
Эсме кутается в шаль.
– У меня вообще неспокойный сон. – Она подходит к буфету и достает из него две чашки. – Как насчет того, чтобы сделать перерыв?
– Да, спасибо, не откажусь. – До меня вдруг доходит, что мне ужасно хочется получить передышку от проклятий и убийств.