Эсме ставит на огонь чайник.
– Так что за история у вас двоих? – Она машет рукой, показывая на Брэма, спящего рядом со мной.
Мне становится немного не по себе.
– Никакой истории нет. – Скепсис, отражающийся на ее лице, так похож на укор, что я заливаюсь краской. – На доведывании кости выбрали нас в пару друг другу, но вряд ли… – Я не могу подобрать слов, чтобы описать смущающие мой покой чувства, которые будит во мне Брэм. Да, мое собственное мнение о нем изменилось, но он по-прежнему видит во мне ту девочку, которая сломала его жизнь. – По истечении года никто из нас не примет выбор костей.
Эсме разливает чай, и над чашками поднимается пар.
– А ты в этом уверена?
Я дергаю себя за рукав.
– А как с Брэмом познакомились вы?
Она смеется.
– Тебе нужно учиться искусству уклонения от ответа на вопрос, деточка. Сейчас это вышло у тебя совсем неумело. – Она ставит передо мной чашку чая и протягивает мне ложку. – Но я удовлетворю твое любопытство. Брэм родился в Гримсби. Я была дружна с его родителями до того, как с ними случилась беда.
Видимо, на моем лице отображается потрясение, поскольку Эсме перестает помешивать свой чай.
– Разве тебе не известна его история?
Я качаю головой.
– Я знала, что он оказался в Мидвуде, когда был маленьким, но не знала… – Я замолкаю, не зная, как задать вопросы, роящиеся в моем мозгу. – А что это была за беда?
Эсме кладет в чай мед.
– Пожар. Брэма спас один из жителей, но его родители погибли в огне. После этого магический дар Брэма создал определенные трудности… с его устройством в приемную семью, и он жил со мной, пока твоя матушка не помогла мне найти в Мидвуде пару, которая захотела взять его к себе.
У меня пересыхает во рту, становится трудно дышать. Как же я не поняла, что в том пожаре погибли его отец и мать? Увидев ярость в сердце маленького Брэма, я тогда ужаснулась, но ведь она была естественной. Я вспоминаю смерть моего отца. В тот день, когда Оскар вырезал на нашем семейном дереве его имя, я взяла из кухни стопку дорогих шикарных тарелок и начала одну за другой кидать их в стену нашего дома просто затем, чтобы посмотреть, как они разлетаются на куски.
В тот день мне хотелось разбить и разломать все вокруг, чтобы превратить остальной мир в такие же руины, в какие обратилась моя душа.
Но когда я увидела прошлое Брэма, мои бабушка и отец были еще живы, и я не понимала, что горе и ярость могут накладываться друг на друга. Могут настолько слиться, что становится невозможно отделить первое от второй.
Я не сразу обретаю дар речи.
– Брэм выказывал способности к магии уже в таких ранних летах?
– Все дети, имеющие склонности к магии костей, проявляют их рано, – объясняет Эсме. – Думаю, твоя мать давно знала, что ты станешь Заклинательницей Костей, я права? – Я ерзаю, и кресло скрипит. Эсме кивает, как будто моя неловкость говорит сама за себя. – Доведывание не создает правды – оно лишь открывает ее.
– А почему найти для него приемную семью было трудно? – спрашиваю я, взглянув на Брэма. Его дыхание ровно и глубоко. Наверное, мне не следовало говорить о нем без его согласия, но мое любопытство пересиливает чувство вины.
– Он был растерян и зол, – отвечает Эсме. – При подобных обстоятельствах любой ребенок чувствовал бы себя так же. Но у Брэма был могучий магический дар, а потому порой, выходя из себя, он причинял людям вред.
– Какой вред?
– Он ломал их кости.
Я ахаю.
– Но как он, находясь в столь раннем возрасте, мог получить доступ к костям? И как мог творить магические действа, не пройдя обучения?
– Ему были не нужны обработанные кости – он способен извлекать магическую силу из костей, находящихся внутри живого тела. Поэтому-то люди его и боялись.
Меня пробирает дрожь.
– Я тоже его боялась. Я думала, что он склонен к насилию, жесток.
Эсме сощуривает глаза.
– Брэм не жесток. Разве в детстве тебе не случалось закатывать истерики, выходя из себя? Ты никогда не срывалась? Он был тогда маленьким ребенком, и он горевал.
По моей щеке скатывается слеза, и я вытираю ее тыльной стороной руки.
– Теперь я это понимаю, но уже слишком поздно. Я разрушила все, что могло нас связать. – Я рассказываю Эсме про плавучую тюрьму, про то, как я заглянула сначала в сознание арестанта, а затем в сознание Брэма. Рассказываю, как для меня их лица слились воедино. О сломавшейся клетке, позволившей тому преступнику сбежать. И о том, что тогда погибло трое человек.
– Ах вы, бедняжки. – Эсме говорит это так, словно Брэм сейчас не спит и эту историю мы рассказали ей вместе. – Должно быть, это было ужасно. А что на сей счет сказала твоя мать?
Я качаю головой.
– Я ей ничего не сказала. Мне было так стыдно, что мое видение оказалось ошибочным и что из-за меня погибли люди.
– Их убила не ты, а тот преступник. – Она переводит взгляд на Брэма. – Уверена, что точно так же думает и Брэм.
– Мне следовало спросить его о том пожаре. Но когда я увидела метки… такие же, как у арестанта… я струсила.
Она накрывает мою руку своей.
– Ты была ребенком. – Почти так же она говорила и о Брэме. – И тебе пришлось нелегко.
Внезапно меня осеняет.
– Кости, из которых была сделана та клетка, были усилителями. Поэтому-то мои магические способности и возросли настолько, чтобы я смогла увидеть то, что произошло несколько лет назад. – Я думаю о сломавшейся клетке. Брэм не собирался помогать преступнику бежать так же, как я не собиралась читать его мысли. – И способности Брэма возросли тоже.
Эсме встает и касается моего плеча.
– Наверное, ты права. И вам обоим нужно оставить свои горести и обиды в прошлом, чтобы они не мешали вам жить.
Взяв свою чашку с чаем, она идет в сторону спальни. Мой взгляд падает на магическую книгу. Я вчитывалась в нее несколько часов, но так ничего и не поняла. И сейчас из-за этой своей неудачи и того, что я только что узнала о Брэме, я чувствую себя такой опустошенной, что мне хочется свернуться клубком и заплакать.
– Эсме, подождите.
Она останавливается. Поворачивается ко мне.
– Заклинательница с даром Ясновидения Первого Порядка сказала, что не увидела Лэтама в моем прошлом, но что, если она говорила неправду? Что, если она покрывала его? – Эсме наклоняет голову набок и ждет, когда я закончу. – Вот я и думаю – если бы я смогла увидеть все мое общение с Лэтамом снова, зная то, что мне стало известно сейчас…
– Ты хочешь, чтобы я погадала тебе на костях?
Я сглатываю.
– А вы бы согласились?
Выражение на ее лице становится мягче.
– У меня есть идея получше.
Мы с Эсме сидим на полу ее спальни перед каменной чашей, полной костей. В воздухе витает слабый аромат ванили.
Я дую на прядь волос, упавшую на лицо.
– Не понимаю, как я смогу это сделать.
– Все очень просто, – объясняет Эсме. – Я использую эти кости для того, чтобы погадать на тебя – увидеть твое прошлое, – а ты будешь одновременно гадать на меня, на мое настоящее. Чтобы увидеть то, что я вижу в твоих воспоминаниях. Если у нас получится, все будет происходить так, будто ты обладаешь Ясновидением Первого Порядка и заглядываешь в свое собственное прошлое. Таким образом ты сможешь поискать в своем общении с Лэтамом то, чего не заметила в первый раз и что могло бы прояснить дело. Как тебе такой план?
– В теории?
Она гладит меня по руке.
– Мы используем и мою, и твою кровь, чтобы ты смогла увидеть свое прошлое яснее. – Она дает мне иглу. – Но тебе придется снять свой щит. Иначе он заблокирует твою магию.
Я снимаю с шеи кулон и кладу его рядом с собой.
– Возможно, я не сразу отыщу те воспоминания, которые тебе нужны. Сосредоточь все свое внимание на мне и на твоем общении с Лэтамом. И ни на чем другом, ты меня поняла?
Я киваю. Мои мысли уже много часов целиком заняты Лэтамом, так что мне будет нетрудно думать именно о нем.
Эсме колет свой палец и выжимает на кости несколько капель крови. Затем поджигает их, и из чаши идет дым. От жара кости трещат. Наконец она накрывает чашу тяжелой крышкой и тушит пламя. В большей части моих уроков не использовалось пламя – его применение требует более продвинутого уровня знаний, – но я десятки раз видела, как это делает моя мать, и сейчас меня пронзает острая тоска по дому.
Эсме высыпает кости на кусок бархата, лежащий между нею и мной, и я закрываю глаза. Использование огня делает прикосновение к костям ненужным, и я ожидаю, что из-за этого гадать станет труднее, однако тягу магии я чувствую сразу.
И погружаюсь в видение.
Я вижу матушку, она моложе, чем я ее помню, и так близка, что я могу разглядеть персиковый пушок на ее щеках. Моя крошечная ручка сжимает ее нос, она смеется и целует мою младенческую ладошку.
Другое видение. Я чувствую, как Эсме тянет меня вперед, и следую за ней. На сей раз я уже светловолосая малышка, пытающаяся научиться ходить. Вижу, как я, годовалая кроха, хватаюсь за край низкого деревянного стола и, держась за него, встаю. Мой отец сидит рядом и хлопает в ладоши.
– Ты сделала это, моя птичка! – Малышка поворачивается к нему и беззубо улыбается – пока что у нее есть всего четыре передних зуба: два вверху и два внизу.
Я вижу сотни сцен из моего детства, они проносятся так быстро, что я не успеваю их рассмотреть. И вот я уже сижу напротив матушки на доведывании, наблюдаю, как выхватываю из ее пальцев бабушкину кость, она ломается пополам, и мне становится не по себе.
Эсме тянет меня дальше – и передо мною проносится дорога до Замка Слоновой Кости, затем обряд сопряжения с магией и наконец мое первое занятие с Наставницей Кирой. Тогда-то я и познакомилась с Лэтамом. Я чувствую, как Эсме замедляет ход гадания. В моем видении раздается взрыв, и учебный кабинет наполняется дымом. Наставница Кира распахивает окно.
– Давай сделаем перерыв, – говорит она. – Иди поешь. И постарайся вернуться сюда отдохнувшей и готовой к работе. – И выходит из кабинета. Сейчас сюда войдет Лэтам.