– Мы не так уж отличаемся друг от друга, твоя мать и я, – продолжает Лэтам. – Просто для моих чар нужно, чтобы она была мертва. И, боюсь, ты тоже. Когда ваши кости окажутся у меня, я смогу увидеть все, что мне нужно, взять под контроль все, что мне захочется, – и прошлое, и настоящее, и будущее.
– Это ничего тебе не даст, – спокойно произносит матушка. – Прошлое не изменишь, какой магической силой ты бы ни обладал. То, что произошло с Эвелиной…
– Не произноси ее имени. – Лицо Лэтама искажается от ярости. – Ты даже не представляешь, что я могу сделать.
Мое сердце так колотится, что, кажется, готово выпрыгнуть из груди. Наше время почти на исходе. Надо надавить на слабое место. И я поворачиваюсь к Деклану:
– Что он тебе пообещал? Деньги?
Деклан дергается. Вид у него такой, словно ему не по себе, так, может быть, до настоящего момента Лэтам не раскрывал ему весь свой план? Не осталось ли в нем какого-то чувства ко мне? Если да, я, возможно, сумею этим воспользоваться.
– Значит ли это, что наши отношения были ложью от начала до конца? – вопрошаю я. – Были ли у тебя какие-то чувства ко мне до того, как к тебе обратился Лэтам, или ты все это время попросту играл роль?
Он не отвечает, но переминается с ноги на ногу. Нервно облизывает губы.
– Хватит болтать. – В голосе Лэтама отчетливо слышится раздражение. – Деклан, дай мне нож.
Но Деклан не двигается.
– Он использует тебя, – продолжаю я. – Неужели ты в самом деле думаешь, что он оставит тебя в живых после того, что ты сейчас услышал?
Деклан переводит взгляд на Лэтама и крепче сжимает нож. Кажется, рукоять ножа сделалась скользкой от его пота. Он моргает. Ага, он уже почти созрел. Нужно только немного его подтолкнуть.
– Он уже получил от тебя все, что ему было нужно, Деклан. Как только мы умрем, он прикончит и тебя.
Лэтам протягивает руку ладонью вверх:
– Дай его сюда.
Деклан колеблется, и я использую этот момент, чтобы с разбега врезаться в его бок и оттолкнуть его от Лэтама. От толчка скользкая рукоять выпадает из его руки, и я, схватив большую вазу, обрушиваю ее на его голову. Деклан мешком валится на пол. Я кидаюсь к ножу, хватаю его, во мне начинает подниматься волна торжества.
И тут за моей спиной раздается смех, от которого стынет кровь.
Саския Заклинательница костей
Наш план не сработал. Лэтам опередил нас и успел схватить матушку. У меня сжимается сердце, когда я смотрю на нее, привязанную к стулу, стоящему посреди зала заседаний совета, когда вижу в руке Лэтама нож. Брэм встает передо мной, загородив меня своим телом.
– Не выходи из-за моей спины, – говорит он.
Зал оглашается смехом Лэтама.
– Надо же, Саския притащила с собой своего собственного Костолома. Ну разве это не прелестно, Делла?
Матушка не удостаивает его вниманием. Ее взгляд устремлен на меня.
– Разве ты не получила мое письмо?
– Получила.
– И все равно явилась сюда? Саския, я же велела тебе не возвращаться. – Ее глаза гневно горят.
Я много раз представляла себе, как увижу матушку снова. Эта мысль была словно серебряная монета в моем кармане, которую я нащупывала опять и опять, чтобы удостовериться в том, что она никуда не делась и по-прежнему находится там. Я рискнула всем, чтобы оказаться здесь. Чтобы предупредить ее. Я надеялась, что она будет благодарна, что она будет гордиться мной. И совсем не ожидала, что мое появление ее разозлит.
– Твоя дочь явилась сюда, чтобы спасти тебя, и так-то ты ее благодаришь? – В голосе Лэтама звучит возмущение, разумеется, притворное. Но впечатление такое, словно он отлично знает, на каких струнах моего сердца нужно играть, чтобы извлечь наиболее надрывный звук. Как же досадно, что он видит меня насквозь, хотя это было не под силу даже моей матери.
– Лэтам, ты сошел с ума, – говорит матушка. – Сколько бы магической силы ты ни заполучил, ты не сможешь изменить того, что случилось с Эвелиной.
Я перевожу взгляд с него на нее и обратно. Он сжимает кулаки – видно, что имя Эвелина действует на него. Я вспоминаю выцветшую красную метку на его запястье и то, что он сказал мне во время одного из наших уроков: Я любил ее, но правила, установленные Верховным советом, не позволили нам быть вместе.
– О, Делла, давай не будем делать вид, будто мы с тобой так уж отличаемся друг от друга. Вспомни, на что ты пошла, чтобы изменить судьбу Саскии. И все же, все же…
– Развяжи ее. – Голос Брэма дрожит от ярости, руки сжались в кулаки. – Сейчас же.
Глаза Лэтама изумленно округляются. Одна его нога резко сгибается в колене.
– Не смей, маленький Костолом. Тебе не выиграть этой игры. Ларс?
Костолом постарше засовывает пальцы в кошель, висящий у него на поясе, и, быстро достав оттуда небольшую кость, ломает ее. Одно из ребер Брэма ломается с жутким треском, его лицо бледнеет. Он прижимает руку к боку, но выражение его лица остается таким же сосредоточенным. Ларс кряхтит от боли.
– Саския, – шипит матушка. – Беги!
Я качаю головой.
– Я тебя не оставлю. – Я перевожу взгляд на Брэма, сражающегося с Ларсом. – И его тоже.
– Пожалуйста, – умоляет она. – Пожалуйста, уходи. Пока они заняты.
Вместо этого я подхожу ближе, чтобы лучше разглядеть узлы на ее руках. Возможно, если мне удастся развязать ее запястья, у нас появится шанс убежать.
Ларс врезается в возвышение, на котором заседает совет. Брэм бросается на него, срывает с его пояса кошель с костями и отбрасывает его. Взгляд Лэтама мечется между ними, затем падает на меня. Ему нужно вернуть своему Костолому кошель с костями, иначе Брэм одолеет его.
Лэтам тычет пальцем в мою сторону:
– Не двигайся с места!
Но едва он отводит глаза, я подбегаю к матушке. Веревки стерли кожу на ее запястьях до крови – она явно пыталась освободиться от них.
Брэм вскрикивает, я смотрю на него и вижу, что на лице его выступил пот, но он по-прежнему держится на ногах. Я пытаюсь развязать узлы.
– Оставь меня, – просит матушка – Прошу тебя, Саския. Сделай для меня хотя бы это.
Хотя бы это. От этих слов у меня сжимается сердце. И я продолжаю свои попытки.
Внезапно Лэтам хватает меня за волосы, дергает назад. К моему горлу прижимается холодный клинок.
– Остановись, или она умрет, – приказывает Лэтам.
Брэм замирает. Меняется в лице – теперь на нем отражается ужас.
– Отпусти ее. – Это не приказ, а мольба.
Я чувствую горячее дыхание Лэтама на своей шее, и меня охватывает тошнота.
– Ты не оставил мне выбора, маленький Костолом. Я надеялся продлить удовольствие – ведь чем медленнее она будет умирать, тем ценнее станут ее кости. Но, похоже, ты слишком ловок, а я не могу позволить тебе испортить дело.
Я пытаюсь вырваться, но хватка Лэтама слишком крепка. Хотя у него и повреждено колено, его руки сильны.
Когда я пинаю его, он вжимает нож в мое горло, и я чувствую, как по нему течет теплая кровь.
– Перестань. – Брэм молит его.
– Ты любишь ее?
Брэм колеблется, на его лице отражается сразу несколько чувств.
Лэтам с силой прижимает меня к себе, и я едва сдерживаюсь, чтобы не закричать.
– Ты. Ее. Любишь?
– Да! – кричит Брэм.
– Отлично, – удовлетворенно произносит Лэтам. – Мы все должны испытать любовь, прежде чем умрем. Это делает наши кости намного, намного мощнее.
Его нож вонзается между моих ребер, и я чувствую острую боль, которая тут же уступает место онемению, настолько полному, что мне начинает казаться, что я только вообразила себе, будто в меня вошел клинок. Лэтам отпускает мои плечи, и я, спотыкаясь, ковыляю вперед. Я смотрю вниз и вижу расплывающуюся на моей блузке кровь. Но это происходит словно во сне – если бы я и впрямь умирала, боль была бы острее. Я прикладываю пальцы к ткани и вижу, что на них краснеет кровь.
Кто-то кричит.
Брэм бросается ко мне, его лицо искажено. Я хочу спросить, не травмирован ли он, но не могу. Он подхватывает меня, и мы опускаемся на пол.
Кто это кричит? Матушка?
Брэм прижимает руку к моему животу, но я все равно чувствую, как из меня вытекает кровь.
– Не уходи, – шепчет он. – Не уходи.
Я никуда и не ухожу, но у меня не получается дышать ровно. Я касаюсь его лица. Его щеки мокры от слез.
– Саския?
Я понимаю, что мои глаза закрылись сами собой, и делаю усилие, чтобы открыть их. Лицо Брэма расплывается. Мне знакомо это выражение – точно таким же его лицо было в моем видении, когда он смотрел на свой догорающий дом. На нем было написано такое же безутешное отчаяние.
– Брэм?
– Да? – Он убирает с моего лица волосы, и я чувствую, что и мои щеки мокры – но, может быть, это не мои слезы, а его?
– Метка. – Я выговариваю это слово едва слышно, но, похоже, он все-таки понимает, что я имею в виду. Он поднимает мою руку, и меня душит всхлип. Его большой палец легко касается тонкой розовой линии на моем запястье. Он подносит мою руку к губам и целует внутреннюю сторону запястья. Я дотрагиваюсь до его подбородка, он склоняется ко мне, и его пальцы шарят по моему лицу, как будто он пытается запомнить его. Затем он целует мои виски, щеки, шею под ухом.
Наконец его губы находят мои. Его поцелуй нежен и солон от слез.
Я чувствую такую любовь. Мне так много надо сказать ему, но вряд ли у меня найдутся для этого силы.
– Ты… меня… – Мне не хватает дыхания, чтобы договорить.
Брэм задирает рукав, и я вижу на его запястье красную метку, яркую-яркую.
– Это не первая метка, которую мне подарила ты. – Его пальцы нежно гладят мой лоб, его слезы продолжают капать на мое лицо. Я вспоминаю метку на тыльной стороне его стопы и лодыжке – зеленые каплевидные листья на вьюнке. Из такого же вьюнка Брэм сплел тот венок, который водрузил мне на голову много лет назад. Я слышу конец этой фразы, хотя он и не произносит его. Метка любви не единственная, которую ему подарила я. Но она станет последней.