– Придется сегодня потрудиться, старина, – сказал Том. Обычно он брал с собой в клинику двух лошадей – чтобы им было полегче. Но кобыла Бронти должна на днях разродиться – вот он и оставил ее в Монтане. Это еще одна причина, по которой он так рвался домой.
Том облокотился на изгородь – хозяин и конь в молчании обозревали пустое пространство, которое в последующие пять дней заполнится до отказа лошадьми, страдающими нервными заболеваниями, и их еще более неуравновешенными хозяевами. После того как они с Римроком с ними поработают, большинство их подопечных вернутся домой в несколько лучшем состоянии – значит, их труды не напрасны. Однако это уже их четвертая клиника за месяц, и везде у лошадей неврозы по сходным причинам – всякому надоест.
Впервые за двадцать лет он не хотел заниматься чужими проблемами – хотя бы весну и лето. Никаких клиник, никаких разъездов. Жить на ранчо, растить молодняк, помогать брату. И больше ничего. Может, он стареет? Ему сорок пять – почти сорок шесть! А ведь когда он только начинал, ему ничего не стоило разъезжать по всей стране круглый год – каждую неделю в новой клинике. Только бы хозяева были так же умны, как их лошади!
Рона Уильямс, владелица Центра, из года в год приглашавшая Тома в создаваемую здесь на неделю клинику, успела заметить его и теперь шла навстречу из конюшни. Эта невысокая крепкая женщина с фанатичным блеском в глазах носила, несмотря на свои сорок лет, длинные косы. Девическая прическа совершенно не вязалась с ее решительной, почти мужской, походкой. Походкой человека, привыкшего командовать. Тому Рона нравилась, это ее стараниями клиника приобрела такую известность. Том, почтительно ее приветствуя, коснулся шляпы, а она, улыбнувшись, подняла глаза к небу.
– Славный будет денек.
– Надеюсь, – Том кивнул в сторону дороги. – Я смотрю, вы поставили новые указатели. На случай, если кто-то из этих сорока психованных коней заблудится?
– Из тридцати девяти.
– Вот как? Кто-то выбыл?
– Нет. Тридцать девять лошадей и один ослик. – Рона усмехнулась. – Его хозяин – не то актер, не то циркач. Они из Лос-Анджелеса.
Том поглядел на нее, тяжело вздохнув.
– Нет у тебя жалости, Рона. Скоро ты заставишь меня усмирять свирепых гризли.
– А это мысль.
Они шли рядышком к манежу, обговаривая расписание. С утра он займется жеребятами и молодняком до четырех лет – будет работать с ними индивидуально. Их двадцать. Он, пожалуй, ухлопает на них весь день. Завтра перейдет к взрослым лошадям, а потом, если останется время и будут желающие, можно посмотреть и скот.
Том купил несколько новых динамиков и теперь хотел их опробовать. Рона помогла ему вытащить их из «Шевроле» и установить недалеко от скамей, где обычно сидели зрители. Когда их включили, послышался резкий треск, который постепенно перешел в угрожающий гул. Том, нарушив девственную чистоту манежа, пошел по песку, пробуя микрофон.
– Привет, друзья, – загремел его голос в тиши долины, среди неподвижно застывших деревьев. – Открываем шоу Роны Уильямс. Я – Том Букер, укротитель строптивых осликов, я превращаю их в звезд арены!
Отрегулировав аппаратуру и все проверив, Том и Рона поехали в город – в кафе, где обычно завтракали Смоки и Ти Джей, два помощника Тома, которых он захватил с собой из Монтаны, уже сидели за столиком и ели. Рона заказала себе гранолу, а Том – яичницу, тост и большую порцию апельсинового сока.
– Слышали про женщину, которую во время бега трусцой растерзал горный лев? – спросил Смоки.
– Так это лев бегал трусцой? – изобразил наивное изумление Том. Все рассмеялись.
– А почему бы и нет? – поддержала его Рона. – Не забывайте, ребята, здесь Калифорния.
– Это точно, – поддакнул Ти Джей. – Говорят, он был весь в лайкре и маленьких наушничках.
– Ты имеешь в виду плейер «Сони»? – поинтересовался Том. Смоки невозмутимо ждал, когда им надоест над ним издеваться. Это подтрунирование стало уже привычной утренней игрой. Он не был на них в обиде. Том любил этого парня. Конечно, нобелевского лауреата из него не получится, но толк в лошадях Смоки знал. Со временем, если постарается, станет отличным специалистом. Том потрепал его по голове.
– Хороший ты парень, Смоки, – сказал он.
Два канюка лениво парили в безоблачной голубизне полуденного неба, и над деревьями несся их непрерывный терзающий уши крик. А пятьюстами футами ниже, в клубах пыли разыгрывалась очередная из двадцати намеченных на сегодня драм. Солнечная погода, а может, и новые указатели согнали сюда множество народа. Все скамьи были уже переполнены, а народ все шел, и каждый платил по десять долларов одному из помощников Роны, встречавшему гостей у ворот. Женщины, торговавшие закусками и прохладительными напитками, оказались сегодня в большой прибыли, в воздухе носились ароматы пикника.
В центре манежа соорудили небольшой загон шириной футов в тридцать – там и работали Том с Римроком. Струйки пота размывали пыль на лице Тома, и он время от времени утирал его рукавом выцветшей синей рубашки на кнопках. Ноги в кожаных штанах, которые он натянул поверх джинсов, прямо-таки раскалились. Том уже пропустил одиннадцать жеребят и теперь работал с двенадцатым чистопородным вороным жеребчиком.
Перед осмотром Том обычно беседовал с хозяином, чтобы узнать то, что он называл «лошадиной историей». Объезжали его уже? Не возникало ли каких-то особых проблем? Вообще-то они были всегда, но чаще всего он узнавал о них от самого коня, а не от его владельца.
Именно так обстояло дело с этим жеребцом. По словам хозяйки, у него была дурная привычка взбрыкивать, и еще он неохотно двигался с места. Она утверждала, что он ленив и капризен. Но сейчас, когда Том видел его бегущим по кругу за Римроком, складывалось совсем другое впечатление. Том постоянно сопровождал то, что происходило на манеже, комментариями в микрофон, чтобы зрители понимали, что происходит. При этом Том старался не выставлять хозяев круглыми дураками.
– А вот здесь мы видим совсем другой случай, – начал Том. – Всегда интересно выслушать и другую сторону. Будь конь ленивым или капризным, он бы сейчас подергивал хвостом и скорее всего прядал ушами. Нет, это не капризный конь, это испуганный конь. Только взгляните, как он весь напрягся.
Хозяйка, следившая за происходящим из-за изгороди, кивнула. Том заставил Римрока перейти на аккуратный мелкий шаг, чтобы ни на мгновение не упускать из виду «пациента».
– Вы видите, он все время норовит повернуться ко мне задом? Кажется, я понимаю, почему ему не хочется трогаться с места – он боится, что ему за это достанется.
– Он с трудом меняет побежки, – сказала женщина. – Понимаете? Ну, когда надо, к примеру, перейти с рыси на шаг.
На это Том много чего мог сказать, но вовремя прикусил язык.
– Ну, – протянул он, – это не совсем то, что я вижу. Возможно, вы приказываете ему перейти на шаг, а тело ваше говорит ему совсем другое. Вы сопровождаете ваше требование слишком многими условиями. Говорите «Пошел!» и одновременно «Погоди!». Или: «Вперед, но не так быстро!» Он постоянно чувствует противоречие в командах, которые вы подаете голосом, и в тех, которые он ощущает. Вы даете ему пинка, побуждая ехать?
– Иначе он просто с места не тронется.
– А когда вам кажется, что он бежит слишком быстро, вы его резко осаживаете?
– Ну да. Иногда.
– Ага. Иногда. И вот тогда он взбрыкивает?
Женщина кивнула.
Том замолчал. Женщина поняла, куда он клонит, и явно приготовилась защищаться. Держалась она с достоинством и даже несколько высокомерно – важная персона, не иначе. Накрашена, как Барбара Стенвик, и вообще выглядит классно. Одна ее шляпа стоит не меньше трехсот долларов. А сколько она уплатила за коня, трудно даже представить! Теперь Тому нужно было сосредоточить внимание жеребца на своих действиях. Держа в руках свернутую кольцом шестидесятифутовую веревку, он бросил ее так, что веревка, чуть распустившись, легонько ударила коня по боку, заставив его пойти шагом. Потом, потянув веревку на себя, Том снова собрал ее в кольцо. Затем снова швырнул. Он повторял броски вновь и вновь, побуждая коня то бежать рысью, то переходить на шаг, искусно манипулируя скоростью его бега.
– Я пытаюсь добиться идеального послушания, – пояснил Том. – Он уже понимает, что от него требуется. Видите? Уже не такой напряженный, как вначале. Если вы будете продолжать в том же духе и не станете повторять прежних ошибок, вы без труда сможете управлять им.
Как же, подумал он, сможет она! После дождичка в четверг. Увезет эта кукла бедолагу-коня домой, и начнется все то же самое, – и вся его работа насмарку. Мысль эта, как обычно, подстегнула Тома к дальнейшим действиям. Если он как следует постарается и выложится до конца, то, возможно, все же сумеет уберечь несчастного коня от глупости и боязливости хозяйки. Жеребец уже великолепно менял побежки, теперь нужно заставить его бежать в другую сторону – и снова закрепить переходы из одного аллюра в другой.
Эта работа заняла почти час. Жеребец обливался потом, но, когда Том отпустил его на волю, на морде его отразилось разочарование.
– Он готов весь день забавляться, – сказал Том. – Эй, послушайте, мистер, дайте мне передохнуть. – Зрители засмеялись. – Отличный конь и будет вас слушаться – только не одергивайте его постоянно. – Он взглянул на хозяйку. Та кивнула и даже попыталась улыбнуться, но Том видел, как глубоко она уязвлена. Ему вдруг стало ее жаль. Он направил Римрока к тому месту, где стояла женщина, и, отключив микрофон, чтобы никто их не слышал, стал мягко объяснять:
– Все упирается в инстинкт самосохранения. У этих животных такое любящее сердце, что больше всего на свете они хотят хорошенько вам угодить, угадать ваше желание. Но когда одна просьба или один приказ накладывается на другой, они не знают, как быть, теряют голову и пытаются заранее спасти себя от вашего гнева.
Некоторое время Том смотрел на нее сверху вниз, а потом с улыбкой прибавил: