Я почувствовала, как его пальцы нырнули в мои волосы. И когда он снова прижал свои жаркие губы к моим, я окончательно потеряла рассудок.
Мейсон целовал меня, и я задыхалась. Казалось, я готова растечься у его ног лужицей меда.
Что он со мной сделал?! Я умираю.
Его горячее дыхание ласкало мою кожу, распаляло губы, оно было сладким ядом. От влажных звуков нашего поцелуя кружилась голова, в животе горело.
Я протянула руку и коснулась его. Я никогда никого не целовала, даже не знала, как это делать, но старалась отвечать, как велели мне чувства. Неуверенно и дрожа, я нежно отзывалась губами на движения его губ и не боялась от них оторваться, чтобы набрать в легкие воздуха и снова к ним вернуться. Сердце колотилось, руки дрожали, кружилась голова.
Мои пальцы неуверенно скользнули по его плечам. Я сжала кулаки, почувствовав его напряженные мышцы под ладонями.
Его плечи были теплыми, упругими и в то же время мягкими.
Голова закружилась от восторга, от возможности прикоснуться к нему. Я запустила руки в его волосы и прижалась к нему. Мейсон порывисто дышал мне в губы. Мой порыв опьянил нас обоих. Он сильнее стиснул мои волосы, и его горячий язык встретился с моим, и я снова подумала, что умираю.
Колени подогнулись, и я упала назад, прижавшись лопатками к полу. Мейсон теперь был надо мной, его мускулистая грудь прижималась ко мне, его сердце билось напротив моего – более идеального расположения не представить.
Мне хотелось, чтобы Мейсон понял, как много он для меня значит. Я дрожала и горела от его прикосновений. Мне хотелось сказать, что я люблю его и не знаю, в какой момент он проник в мою душу и там остался.
Я влюбилась в него так, как падает снег – тихо, нежно, беззвучно. Незаметно для самой себя. А когда я это поняла, с сердцем уже ничего нельзя было поделать.
Мне хотелось, чтобы он почувствовал, как каждая клеточка моего тела кричит: «Целуй меня еще и еще! Прижимай меня к себе сильно-сильно и никогда не отпускай…»
– Айви!
В коридоре звук шагов. Голос Джона. Мои глаза расширились.
Недолго думая, я впилась пальцами в плечи Мейсона, резко оттолкнула его и, вскакивая с пола, услышала его разочарованный стон.
Когда Джон появился на пороге комнаты, он обнаружил, что его сын сидит в изножье кровати и нервно ерошит волосы.
Я стояла в дальнем углу, повернувшись лицом к стене.
– Айви, приехали агенты… – начал Джон, потом посмотрел на нас и спросил: – Все в порядке?
Я невольно ссутулилась.
– Да, – сказала, точнее, прохрипела я и, покашляв, добавила: – Я сейчас спущусь…
Джон постоял в нерешительности и кивнул.
– Тогда я их пока впущу. Буду ждать тебя.
Несколько озадаченный, он вышел из комнаты, в которой повисла тишина.
Я стряхнула с одежды несуществующую пыль и направилась к двери, опустив голову. Я не хотела делать вид, будто ничего не произошло, но от смущения вела себя глупо. Мне вдруг стало стыдно за то, как жадно я вцепилась в него. Он заметил?
– Подожди.
Его рука обвилась вокруг моего запястья, удерживая меня, я остановилась.
– Завтра у меня поединок.
Сердце бешено заколотилось. Боксерский поединок?
– Отец ни одного не пропускает…
– Ты сможешь его провести? – спросила я удивленным шепотом.
После того, что сегодня произошло? После того, через что ему пришлось пройти…
Я медленно повернулась, посмотрела на его рассеченную бровь и синяк на скуле, но взгляд Мейсона не дрогнул.
– Для меня это важно.
Я смотрела на него с любовью, по телу бежали мурашки.
– Я подумал, может, и ты захочешь… – Он провел большим пальцем по моему запястью. – Захочешь прийти посмотреть?
Я была уверена, что он чувствует учащенный пульс под моей тонкой кожей. Мейсон приглашал меня. Приглашал принять участие в его жизни.
Я смотрела на него с колотящимся сердцем. Конечно, захочу. Да, да, да, тысячу раз да!
– Хорошо, – смогла только пробормотать я, не понимая, на каком сейчас свете.
Мейсон внимательно посмотрел на меня, как будто был счастлив или удивлен и в то же время хотел быть уверенным.
– Хорошо… – тихо повторил он то же слово, и я утонула в его голосе.
Смогу ли я когда-нибудь спокойно реагировать на него, а не таять каждый раз? Наступит ли когда-нибудь момент, когда я не почувствую покалывания на коже или этих искр в крови, оказавшись рядом с ним?
И когда его пальцы разжались… я окончательно осознала, что́ сейчас произошло: Мейсон предложил мне стать частью их с Джоном жизни.
Глава 23
Из плоти и ветра
– Ты в порядке?
Я заморгала. Джон, сидевший за столом напротив, смотрел на меня с тревогой.
Я проснулась очень поздно. Поужинав, поднялась к себе, свалилась в кровать и сразу уснула. После всего произошедшего жизненно необходимо отключиться от реальности. Я боялась, что мне приснится бандит с зубочисткой и весь тот кошмар, но, к счастью, мое измученное сознание провалилось в плотный, тяжелый, чернильно-черный мрак.
– Да, – ответила я, немного смутившись.
В целом, если не считать слабой боли в мышцах и костях, я чувствовала себя отдохнувшей.
– Как твой палец? – спросил он.
Я посмотрела на повязку и затянула ее потуже.
– Еще побаливает, но терпимо.
Джон протянул через стол руку и погладил меня по голове, потом подвинул поближе стакан свежего молока. Теперь он всегда покупал мое любимое. Я поблагодарила его и отпила глоток.
– Вы с Мейсоном… поссорились?
Я не ожидала такого вопроса, поэтому удивленно посмотрел на Джона. Поколебавшись, он сказал:
– Ну… Когда я вчера пришел тебя позвать, у меня сложилось впечатление, что вы поспорили.
Я чувствовала, как разгораются мои щеки, смущаясь, отвела глаза и уткнулась в стакан.
Все-таки мне не до конца в это верилось. Мы с Мейсоном поцеловались. Это было похоже на сон, из тех настолько ярких и явственных, которые долго не забываются. Но наш поцелуй случился наяву.
Мейсон, его руки, острое и трепетное прикосновение его губ, удивление и мука – при одном воспоминании по телу пробегала дрожь…
– Мы не спорили, – сказала я тихо, опустив голову.
– Нет? – спросил Джон, обеспокоенно глядя на меня. – А у Мейсона было такое расстроенное лицо…
Молоко чуть не полилось мимо рта.
– Нет, – сглотнула я, ловя на подбородке белую каплю, – просто мы кое-что прояснили, и все.
Джон поднял брови, его яркие радужки засветились любопытством.
– Прояснили?
– Ага.
– И что, если не секрет?
Мне захотелось сползти со стула под стол и незаметно улизнуть с кухни, но так как поступить подобным образом не представлялось возможным, я уставилась на корову, которая подмигивала мне с этикетки на бутылке.
Как-то неудобно сказать Джону, что мы с его сыном прошли путь от взаимных оскорблений и ненависти к поцелую и объятиям на полу его комнаты.
По крайней мере, я надеялась, что мое лукавство не отразилось на лице, когда я дала ему более приемлемое объяснение:
– Я рассказала ему о папе, о «Тартаре», о прошлом… – Я сделала паузу и, понизив голос, добавила: – Я знаю, что ты хранил папин секрет и не хотел, чтобы Мейсон был в курсе истории с кодом. Но мне кажется, он должен знать правду.
Джон внимательно меня слушал, а я смотрела на его доброе лицо и думала, как ценно для меня общение с ним. Я всегда считала Джона хорошим родителем. И тому была масса подтверждений.
– Эта правда принадлежала только вам, – спокойно сказал он, – и поделиться ею могли только вы. Я знаю, в детстве Мейсон на меня за это обижался. Но теперь, возможно, он поймет, почему я молчал. – Взгляд Джона вдруг смягчился, и он улыбнулся. – На самом деле я рад, что ты обо всем ему рассказала. А то я испугался, что между вами опять что-то произошло.
Он покачал головой и встал. Взял с комода маленькую белую картонную коробку и снова сел.
– Что это? – спросила я, когда он протянул ее мне.
– Подарок для тебя.
Я бросила на Джона удивленный взгляд, а он кивком попросил поскорее открыть ее, что я и сделала, вытащив картонный язычок из прорези.
Внутри лежало что-то белое и гладкое – чашка. Я вынула ее и повертела в руках, любуясь, как она мерцает на полуденном солнце. Чашка была простая, без рисунка.
Я посмотрела на Джона.
– Теперь не буду хватать твою, – согласилась я. – Спасибо, Джон!
– Благодари не меня. – Он улыбнулся, а я нахмурилась. – Ее купил Мейсон.
Чашка чуть не выпала у меня из рук, и я невольно прижала ее к груди.
– Мейсон?
– Она здесь с позавчерашнего дня. Думаю, он хотел, чтобы ты сама ее нашла. Я собирался тебе намекнуть, но ты убежала на вечеринку.
Я вспомнила, как два дня назад мы с Нейтом шли по коридору. Я снова увидела Мейсона, прислонившегося к моему шкафчику. Он смотрел на меня, словно извиняясь. Он уже купил эту чашку, возможно, чтобы ею сказать мне то, что не мог признать вслух…
Я смотрела на молочно-белую гладкую чашку и не находила слов, чтобы выразить свои чувства. Я поднесла ее ко рту, имитируя глоток, и Джон рассмеялся. Неужели мой жест был таким смешным? Я вопросительно посмотрела на него. Затем, словно что-то мне подсказало, я перевернула чашку вверх дном.
Оказалось, не вся чашка была белой. На дне имелся рисунок: остренький звериный носик с черно-белым мехом под тонкими усами. На меня смотрела морда енота!
Несколько часов спустя я сидела в своей комнате, погрузившись в одиночество. Была суббота, Мейсон тренировался в спортзале.
Я сказала Джону, что хочу побыть одна, но правда заключалась в том, что я не могла перестать думать о вчерашнем дне, о том моменте, когда Мейсон предложил мне стать частью важного события в его жизни.
«И для тебя там найдется место». Он это хотел мне сказать? Вдруг я заметила что-то в углу, у коробки. Я подошла поближе, а когда поняла, что это, остановилась. Потом неохотно наклонилась и подняла с пола папин альбом. Он лежал там с тех пор, как я швырнула его в приступе гнева. Жаль, что плотные страницы немного погнулись. Я открыла его и стала листать.