И только тогда он заметил Менди – и остановился. Она с таким же любопытством посмотрела на этого долговязого парня, а потом улыбнулась, на ее лице заиграли веснушки. Нейт разрумянился, и Менди, похоже, это показалось очень милым.
– Может, хотите пообедать?
– О, это мысль! – Нейт продемонстрировал нахальную улыбочку. – И что у вас тут можно попробовать из вкусного?
Я пихнула Нейта локтем, отчего он подпрыгнул. Он потер бок и обиженно посмотрел на меня. Я снова повернулась к Менди.
– Мы сегодня идем на озеро. Хочешь к нам присоединиться?
Она удивленно посмотрела на меня, потому что в жизни не ждала от меня никаких приглашений. И ее улыбка говорила о том, насколько это приятный для нее сюрприз.
– Конечно, спасибо…
Она глянула на Нейта, прежде чем пойти к холодильнику и достать для нас напитки.
– Перестань смотреть на нее, как пьяный лосось, – посоветовала я ему. – На Менди это не действует.
Нейт зыркнул на меня немного обиженно, затем перевел взгляд на рыжеволосую Менди, суетящуюся за стойкой. Именно он принял у нее из рук напитки и чипсы и смущенно ей улыбнулся.
– Ты! – раздался вдруг громкий возглас.
Я повернулась и увидела Фиону, уставившую указательный палец на Дастина. – Это ты! Тот самый нахальный недоумок!
Как-то я рассказала ей о Дастине, и Фиона, наверное, узнала лохматую шевелюру и круглое, как блин, лицо по фотографии, которую она видела в тот день на полу моей комнаты.
– Так это твой фургон там стоит? Ты припарковался по-уродски!
Дастин смотрел на нее как на сумасшедшую.
– Какого черта…
– Эй, какие-то проблемы? – прогремел Трэвис нарочито грозным и поэтому смешным голосом.
Трэвис был не из храброго десятка, но Дастин этого не знал, поэтому он побледнел, увидев, как на него движется груда мускулов. Мне пришлось очень постараться, чтобы не захохотать.
– Пойдемте, – сказала я мягким голосом, вытаскивая друзей из паба.
Я не видела выражения лица моего бывшего одноклассника, но была уверена, что оно дорогого стоило.
Трэвис сел назад, мы заняли три передних сиденья и поехали обратно. Я остановила пикап перед домом, а затем мы пошли к озеру, где нас ждали остальные.
Перед нашими глазами предстало необъятное пространство: вдали виднелись силуэты зеленых гор, одетых по-летнему, как прекрасные дамы, бирюзовая вода сверкала в солнечном свете, тысячи цветов покрывали долину ароматным пологом. Потрясающий вид.
– А-а-ай! – закричал Томми, потеряв равновесие, и шлепнулся в воду вместе с удочкой.
– О боже! – охнула Карли, бросаясь ему на помощь. – Ты в порядке?
– Один ноль в пользу форели! – поддразнила Сэм, сложив руки конусом.
Трэвис скинул джинсы и, хохоча, тоже сиганул в озеро. А когда Томми вылез на берег, он начал плескать в него водой из ведра. Однако рядом был не только Томми – он случайно окатил и Фиону с головы до ног. От возмущения она открыла рот, по щекам у нее потекла тушь. Она смотрела на Трэвиса, сгорая от убийственного напряжения.
– Ну что ты за идиот! – крикнула она, подняв кулачок. – Сейчас ты у меня получишь! И сразу поумнеешь! Вылезай давай! Чего смеешься? Что в этом, черт возьми, смешного? А, Трэвис?
Она продолжала возмущаться, пока их голоса не приглушили всплески воды.
– А где Мейсон? – спросила я, оглядываясь вокруг.
– Разговаривает по телефону с Джоном, – ответила Сэм, указывая на фигуру вдалеке возле деревьев.
Я смотрела на него и чувствовала, как на душе становится спокойно. Я слушала смех друзей, шум листвы, шорох воды по мелкой гальке. Я слушала диссонансное смешение звуков и задавалась вопросом, а не состоит ли счастье именно из этого – из нюансов и оттенков света и контрастов, хаоса и любви?
Карли накинула плед на плечи Томми. Она смеялась, когда он чихал, его волосы прилипли к голове, как листья салата. Они еще не пара, но уже не просто друзья. Возможно, со временем они оба поймут, что у них особый взгляд друг на друга, причем таким он был с самого начала.
Я поправила кепку и объявила:
– Схожу ненадолго в дом, надо разобраться кое с какими делами.
Карли обернулась.
– Я помогу!
– Нет, не надо, – успокоила я ее. – Оставайся, наслаждайся отдыхом. Лучше проследи за тем, чтобы Томми не сломал удочку.
Заверив всех, что помощь мне не нужна, я вернулась в дом. Проверила колонку, чтобы не было перебоев с горячей водой, принесла еще дров, убрала на кухне и в гостиной. Хозяйственные дела не тяготили меня, наоборот, подняли настроение.
Закончив с этим, я вынула из рюкзака рамку с фотографией и поставила ее над камином, рядом с папиными фотографиями.
Снимок был сделан 21 июня во время празднования восемнадцатилетия Мейсона на пляже: я, он и Джон обнимались на берегу океана. Мне нравилась эта фотография. Между двумя залитыми солнцем загорелыми калифорнийцами я была как снежинка. И все-таки через нас троих тянулась невидимая золотая нить, нас объединяла неведомая сила, заставлявшая наши глаза сиять одинаково ярко.
Мне восемнадцать исполнится зимой. Это будет первый день рождения, который мы отметим вместе, первый из многих других.
Легкий ветерок дул из открытой двери. На крыльце, облокотившись на деревянные перила, стоял Мейсон, рукава его темно-зеленой рубашки были закатаны, ветер нежно трепал его каштановые волосы.
– Что ты здесь делаешь?
Он повернулся и увидел меня в дверях. Каждый раз во встрече наших глаз в душе вспыхивало что-то такое, что никогда не перестанет меня удивлять.
– Тебя жду.
Два простых слова. Кому-то они показались бы банальными, но для меня они были нежнее любой ласки.
– Почему не зашел?
Мейсон промолчал. Он смотрел на меня очень спокойно, и его глаза как будто говорили: «Думал, тебе нужно немного времени для себя».
Я улыбнулась. Мейсон учился понимать меня, уважать мои потребности и желания, даже самые необычные, те, которые мало кто мог понять. Как ни странно, он был очень терпелив.
Я подошла, и, пока он следил за мной взглядом, я несколько минут рассматривала его, наклонив голову.
– Что такое? – шутливым тоном спросил он.
– Ты выше меня, – просто заметила я, пробежав взглядом по его длинным ногам, четко очерченным линиям рук и спины.
Мейсон приподнял бровь, и я провела рукой по его мягким волосам, откидывая их назад. Мы наслаждались молодостью, предвкушали счастливые перемены, взрослели вместе, и это было прекрасно.
– Не завидуй!
Я поджала губы, якобы обидевшись, и он рассмеялся. Мейсон смеялся еще и потому, что я призналась ему, что его могучая фигура поначалу меня страшно раздражала. Еще бы, ведь он дерзко и самодовольно смотрел на меня сверху вниз, нависал надо мной, как птица над букашкой, и мне не раз хотелось хорошенько его пнуть.
– Что сказал Джон? – спросила я, гладя его по руке.
– Передает тебе привет и просит нас быть поаккуратнее.
– Беспокоится из-за того, что мы здесь одни?
– Наверняка, но он рад, что я с тобой. Велел от тебя не отходить.
– Выходит, я в надежных руках, – сказала я и подмигнула.
Мы оба знали, что это значит. Джон больше не врывался в наши комнаты, не бросал на нас настороженные взгляды. Однажды, совсем недавно, он увидел нас в саду: я положила ноги на Мейсона, держа в руках скетчбук и карандаш, Мейсон смеялся, пока я рисовала его портрет. Я заметила Джона. Его взгляд не нуждался в словах. Он не просто привык видеть нас вместе – он был от этого счастлив.
Я почувствовала легкость в груди и переплела свои пальцы с пальцами Мейсона. Он посмотрел мне в глаза, и в моей душе зацвели цветы. Между нами установилось странное сообщничество, выраженное во взглядах, прикосновениях и молчании, наполненных смыслом.
– Хочу тебе кое-что показать, – прошептала я.
На землю уже опускались сумерки. Свет приобрел карамельный оттенок, отчего воздух казался волшебным. Мейсон выпрямился, в его серьезных глазах читалось любопытство, и я медленно потянула его за руку, увлекая за собой.
Я закрыла дверь, взяла холщовую сумку из дровяного сарая и повела Мейсона в сторону леса. Мы довольно долго шли по тропинке между деревьями, пронизанными розовым закатом, погрузившись в звуки природы, пока перед нами не открылась поляна. По земле и по камням стелился мягкий ковер из мха, теплые лучи пробивались сквозь ветви, золотя воздух и сверкающую, как жемчуг, траву, еще влажную от дождя. Мы замерли, очарованные.
– Что мы здесь делаем? – спросил Мейсон, оглядываясь.
Я жестом попросила его подождать, приложила палец к губам. Природа требует от человека терпения и наблюдательности, ее нельзя торопить. Я поняла это со временем, постепенно научившись видеть чудеса, которыми она со мной делилась. Нужно тихо-тихо ждать и вслушиваться в лес.
И вдруг… это произошло.
Мейсон обернулся, услышав хруст. Из-за деревьев появилось громадное молчаливое существо и двинулось по мшистому ковру в нашу сторону.
Я почувствовала, как Мейсон напрягся, но я схватила его за запястье и нежно удержала на месте. Длинные ноги остановились, и лось поднял голову, взметнув вверх огромные рога, залитые светом косых розовых лучей, отчего этот гигант казался еще более величественным.
Он потянул ноздрями воздух, и я представила, каково это – увидеть его впервые, ощутить его присутствие рядом с собой.
Мейсон показал мне свой мир, теперь мне хотелось показать ему свой.
– Он приходит сюда уже много лет, – прошептала я, чтобы не напугать лося, – на закате.
Лось – воплощение первозданной силы природы – двигался медленно.
– Олени слишком пугливые, чтобы приближаться к людям, но лоси…
Великан повернул к нам морду.
Я неторопливо сняла с плеча холщовую сумку, полную зерна, и положила ее на землю открытой. Лось медленно двинулся к нам, и Мейсон обернулся.
– Что ты делаешь?
– Отступи на шаг, – попросила я.
Важно, чтобы лось не чувствовал угрозы. Мейсон должен осознать необычность ситуации, но прежде всего я давала ему понять, что за всеми моими действиями стоит опыт.