Фотографий было только две. На первой, более старой и поблекшей, мы втроем: я, маленький белый сверток, молодой папа с пышной копной волос и покрасневшими от холода ушами, и рядом с ним мама.
Моя красивая мама… Жемчужно-светлые волосы обрамляли ее лицо в форме сердечка, гордое и милое одновременно; кожа у нее была белая, как фарфор, а ослепительные глаза – зеленые; на губах сияла улыбка. Маму звали Кэндис, она была канадкой.
Родители встретились в Калифорнии, в университете в Беркли: папа учился в инженерном колледже, а мама в колледже природных ресурсов.
Мама погибла в автомобильной аварии вскоре после того, как мы переехали в Доусон-Сити, мне исполнился всего месяц.
Я провела пальцем по ее лицу. У меня были ее светлые волосы и такой же глубокий взгляд, длинные изогнутые брови и продолговатые антилопьи глаза. Было бы неправдой сказать, что я по ней скучаю, ведь я не знала прикосновения ее рук, ее запаха, звука ее голоса. Говорят, она отличалась остроумием, а ее смех мог растопить лед, таким он был теплым. Папа говорил, что я очень на нее похожа, но, глядя в ее лучистые глаза, я не могла с ним согласиться. Мне так хотелось, чтобы она научила меня улыбаться – искрометно, радостно, счастливо, восхитительно, но это невозможно.
Я медленно перевела взгляд на второй снимок, где мы были запечатлены вдвоем с папой на опушке осеннего леса, покрытого первым снегом. Я сидела у него на колене и улыбалась беззубым ртом, обнимая его за шею ручками в синих варежках. Мои штаны на коленках испачканы землей, наверное, я шлепнулась где-то на лесной тропинке.
В этой фотографии было что-то особенное, но я не могла вспомнить что…
– Айви!
На пороге комнаты стоял Джон.
– Я поехал, – сообщил он мне, осторожно входя.
Он приехал домой на обед, а теперь возвращался в офис.
– Я просто хотел напомнить, что скоро придет электрик. Мейсона, наверное, уже не будет дома, открой, пожалуйста, дядечке дверь! Не волнуйся, это обычная процедура, он каждый год в это время приходит проверять проводку. Он знает, куда идти и что надо делать.
Я ограничилась кивком. Джон научился понимать мое молчание, но, казалось, он всегда ждал слов, какой-то фразы, которую я не всегда могла произнести.
Он коснулся моих волос и грустно улыбнулся.
– Какие длинные…
Да, волосы доходили почти до лопаток, и для меня это рекордная длина: обычно я отращивала их до плеч.
– Не помню, когда в последний раз видел тебя с такими длинными. – В голосе Джона звучала неуверенность. – Если захочешь их подкоротить, то я знаю отличного мастера.
– Они мне пока не мешают, – пробормотала я, не глядя на него.
В Канаде я не ходила в парикмахерскую, меня всегда стриг папа на крыльце.
Джон, кажется, тоже об этом вспомнил.
– Окей, но, если передумаешь, дай знать…
Он снова погладил меня по голове и вышел.
Альбом по-прежнему был у меня в руках. Перед тем как его закрыть, я еще раз взглянула на нашу с папой фотографию и пробежала взглядом по словам, написанным от руки под снимком. Потом перечитала: «Не все космические корабли поднимаются в небо».
Кому принадлежит эта фраза? Это был папин почерк. Почему здесь написана эта фраза?
Я подскочила на стуле, когда зазвонил мой мобильник.
– Айви, – сказал Джон, – проследи, чтобы электрик заехал к нам, а не оставлял свой фургон за воротами. Не хочу, чтобы он ходил туда-сюда через открытую калитку. Хорошо?
Было понятно, чем вызвана такая просьба. Я пробормотала, что за всем прослежу, и попрощалась.
Потом опять посмотрела на фразу под снимком. Чернила не выцвели от времени, они выглядели свежими. Я открывала альбом только один раз, сразу после папиной смерти, и, ослепленная болью, не обратила внимания на эту деталь.
Задумчиво посидев за столом, я наконец встала и пошла принять душ, продолжая прокручивать в голове фразу с фото. Что все-таки значили эти загадочные слова?
Папа сильно отличался от других людей в нашем городке. Он разговаривал со мной о числах, небесной механике, о созвездиях. Во всем вокруг он видел скрытый смысл и красоту.
Мы промокали под дождем до нитки – «Сколько новых цветов теперь появится!».
Целыми днями валил снег – «Послушай, какая тишина…».
Заблудившись в лесу, мы выходили на незнакомую опушку – «Смотри, какой отсюда великолепный вид!».
Папа умел смотреть на вещи по-особому – широко и объемно, улавливая скрытые оттенки. Я так не умела. «Не все космические корабли поднимаются в небо». Чья это фраза?
Трель дверного звонка разлетелась по всему дому. Электрик! Уже?
Я чертыхнулась, выключила воду и выскочила из душевой кабинки. Накинула на плечи полотенце и кое-как натянула трусы. С меня капало.
Как назло, я забыла взять с собой чистую одежду, поэтому, снова выругавшись, подбежала к шкафу, собираясь схватить свежую футболку, но ящик оказался пуст.
«Это какое-то издевательство!» – мрачно прошипела я. Похоже, из-за адской жары все мои футболки были в стирке.
В дверь снова позвонили, и от досады я прикусила губу. В таком виде встречать дяденьку, конечно, нельзя.
И тут я вспомнила про маленькую гардеробную в конце коридора. Однажды я видела, как Мириам положила туда несколько постиранных футболок. Может, там есть и мои?
Шлепая по полу босыми ногами, взлохмаченная, я добралась до темной деревянной двери, толкнула ее и включила свет, осмотрела несколько полок с обувью, спортивными сумками и всякой мелочью, но ничего подходящего не нашла.
От очередного звонка я заскрежетала зубами и снова оглядела комнатку. В углу стояла коробка. В ней лежало несколько с виду совершенно новых футболок! О чудо! Я схватила одну с «Чикаго Буллз» и надела. Она оказалась мне велика, доходила чуть ли не до колена и выглядела как платье, что очень хорошо.
Наряд, конечно, так себе, но теперь я могла броситься вниз по лестнице и открыть наконец ворота. Что я и сделала, нажав на кнопку дистанционного управления и проследив, как машина подъезжает к дому. Когда через минуту я открыла входную дверь, за ней никого не было. Куда он подевался?
На очередной трели я взорвалась:
– Черт!
Электрик зачем-то обошел дом и рвался в него со стороны заднего двора. Я открыла тяжелую металлическую дверь, ведущую в гараж, широко распахнула ее, чтобы не закрылась, и щелкнула замком на двери, ведущей в сад.
Низенький мужчина приподнял рабочую фуражку и насмешливо произнес:
– О, здрасьте, явились не запылились!
Я мрачно посмотрела на него.
– Извините, что не сразу открыла.
– Пустяки. – Он искусственно улыбнулся, входя так, словно это был его дом. – Мистер Крейн предупредил меня, что его не будет. Мы с ним все согласовали. Могу приступить?
Я пропустила его вперед, к двери, ведущей из гаража в дом. Он быстро в нее прошел, и дверь за ним тоже очень быстро закрылась.
Минуточку… Закрылась?
– Нет!
Я потянула ее на себя, но бесполезно: гаражная дверь не открывалась снаружи без ключа.
– Эй! – прокричала я, стуча кулаком по двери в надежде, что электрик меня услышит. – Подождите!
Я снова постучала, проклиная все на свете, когда дверь вдруг открылась.
– Фух, спасибо огромное! – не без раздражения сказала я и шагнула внутрь.
Передо мной стоял не электрик, на меня с внушительной высоты сердито взирал Мейсон. Над его верхней губой и на подбородке блестел пот. Наверное, он услышал мои крики и стук, пока тренировался, потому что на костяшках пальцев у него были защитные накладки, или как они там называются, потные волосы сбились набок.
– Можно узнать, что ты…
Его взгляд упал на «Чикаго Буллз».
Я не поняла, что произошло. Или слишком хорошо поняла: произошло что-то ужасное.
Сначала на его лице отразилось искреннее изумление, потом взгляд похолодел. Мейсон будто онемел, уставившись на мое «платье».
Затаив дыхание, я наблюдала за тем, как в радужках его глаз выкристаллизовывается дикая ярость, которая напугала бы любого.
– Сними это, – сказал он замогильным голосом.
Я отшатнулась. По спине поползли мурашки. Но этот его голос был ничем в сравнении с его рукой, которой Мейсон ухватил футболку и попытался с меня ее стащить.
– Сними это немедленно, – процедил он.
Мейсон, наверное, сошел с ума, потому что в тот момент он вел себя как самый настоящий псих. Он, не отрываясь, смотрел на футболку, кажется, забыв о моем существовании, а у меня не хватало смелости сказать ему, что под ней, кроме трусов, на мне ничего нет.
– Я…
– Где, черт возьми, ты это взяла? – зло процедил он сквозь зубы, и я съежилась.
Мейсон всегда бесился, когда я случайно прикасалась к его вещам, но сейчас его реакция меня просто шокировала. Сердце бешено заколотилось.
Он сильнее сжал пальцы и снова потянул футболку вверх. Когда она задралась до трусов, я сделала единственное, что пришло в голову: схватила садовый поливочный шланг и повернула кран.
Через несколько секунд шланг плюнул в грудь Мейсону холодной струей. Этот псих покачнулся, но продолжал тянуть меня за футболку. Я споткнулась о его ногу. Холодные брызги летели во всех стороны, наши тела столкнулись, потом разошлись и снова соединились, каждый пытался добиться своего.
Я оказалась прижата к стене, вода стекала с меня ручьями, но футболка оставалась на мне, только теперь она неприятно облепляла тело. Шланг был по-прежнему у меня. Я пыталась направить струю Мейсону в лицо, чтобы он наконец отстал от меня, но он схватил меня за запястье и прижал мою руку к стене.
Вдруг это безумие внезапно прекратилось. Мир вокруг нас был влажным и туманным. Я стояла босыми ногами на холодном мокром полу гаража. Где-то надо мной нависал Мейсон. Я заметила, как под мокрой майкой порывисто поднималась и опускалась его грудь. Из приоткрытых губ вырывалось тяжелое, влажное дыхание, я чувствовала его, такое близкое, горячее и резкое…