Заклинатель снега — страница 27 из 75

Он не подпускал меня к себе, прогонял, отталкивал, заставлял чувствовать себя чужой… И все равно его голос проник в меня. Он как будто врос в мою плоть, и вырвать его было уже невозможно. Он слился с моей подругой-тьмой, сотворив великолепные созвучия, и теперь осколки моей души танцевали под эту музыку. Вот что со мной произошло. И бесполезно бороться с этой истиной, отвергать ее.

Я нахмурила брови и заплакала бы, если б могла, но его глаза утешили меня, и увлекли за собой в безопасное место, и приговорили меня к пожизненному мучению.

Когда Мейсон смотрел на меня, я была снегом на солнце, и только. В нем тысячи красок, и я, белая, как слоновая кость, окрашивалась в его цвета каждой его мыслью, его прикосновением, взглядом, вздохом.

И теперь он был здесь, великолепное видение в пучине страха, свет во мраке, в котором, я думала, что потеряюсь, а нашла его. Это было до боли прекрасно.

Боже, Мейсон был таким красивым, что я могла умереть, просто глядя на него.

Мне, которую завораживал бутон подснежника или блеск рыбьей чешуи, когда я проводила по ним пальцем, теперь хотелось прикоснуться к нему, стереть капли с его лица, почувствовать тепло его кожи под своими холодными ладонями.

Это безумие, но мне хотелось остаться там навсегда – в отражении его глаз, с горячим песком под руками и с тенью смерти, которая еще не отступила…

Мейсон протянул ко мне руку, но она замерла в неуверенности, его пальцы подрагивали, как и мои. Я не замечала шедших к нам людей, пока они не оказались рядом.

– Айви!

– Как она? Боже мой, она дышит?

– Не наваливайтесь, дайте ей продышаться!

Они все были здесь, вокруг меня. Чья-то рука попыталась меня коснуться, но не успела. У Мейсона на скулах заходили желваки, темные глаза свирепо заблестели. В следующий момент он грубо притянул меня к себе, спасая от этого прикосновения.

– Нейт, я тебя прибью! – прорычал над моим ухом Мейсон, и я вздрогнула, как от грохота при землетрясении.

Мейсон был холодный как лед, возможно, даже холоднее меня, но его тело вибрировало силой и жизнью. От ударов его сердца кровь во мне, кажется, бежала быстрее, шумное дыхание Мейсона будто проникало мне в душу. Он возвращал меня к жизни. Сейчас я была уверена, что смогу существовать только в соприкосновении с ним. Мое сердце могло биться только так – в отчаянном симбиозе с его сердцем.

Нет! Так не получится. Неважно как, но для моего же блага я должна любой ценой избавиться от этих чувств.


Я бесконечно долго пробыла на спасательной станции, куда меня сразу доставили на джипе.

На меня надели кислородную маску, завернули в спасательное одеяло. Все шло по протоколу: меня осмотрели на предмет видимых травм, расспросили о том, как такое со мной случилось. Я рассеянно отвечала на вопросы. В груди не болело, в легких не было хрипов и прочих подозрительных звуков, но наблюдалась тахикардия, учащенное дыхание, как будто я надувала крошечные воздушные шарики. Мне сказали, чтобы я не волновалась, потому что это нормально – предсказуемая реакция организма на стресс.

Когда уже ближе к вечеру мы с Мейсоном ехали домой, в машине царило молчание. Я испытывала странное чувство отчужденности от окружающей жизни: небо было синим, птицы еще щебетали, а мой мир перевернулся с ног на голову. На пляже во мне как будто произошел взрыв. Ум и сердце контузило. И последствия этого потрясения я ощущала до сих пор. В голове не было ни одной ясной мысли. Особенно сейчас, когда Мейсон сидел рядом, за рулем, и мои пальцы едва заметно дрожали.

– Не будем ничего рассказывать отцу, ладно? – сказал Мейсон, останавливая машину за домом.

Все это время я смотрела на свои руки, сложенные на коленях.

– Да, не будем…

Джон сошел бы с ума, расскажи мы ему. Тем более после всех принятых им мер предосторожности. Впервые мне стало стыдно за себя. Я вообще-то никогда не была легкомысленной, всегда думала, прежде чем действовать. Я уравновешенная и ответственная, а сегодня повела себя как дура.

Однако я не могла удержаться от того, чтобы не задать этот вопрос.

– Это был ты? – спросила я.

– В смысле?

Мейсон повернулся, и я пожалела, что спросила. Я боялась услышать ответ, но когда я встретилась с ним взглядом, то почувствовала, что всем своим существом хочу, чтобы он сказал: да, это он бросился в океан и вытащил меня на берег. И сделал это в порыве необъяснимого и глубокого чувства, того самого, которое мучило меня сейчас, когда я сидела в его машине.

А главное, что он сделал это ради меня, ради меня, а не ради Джона.

– Они сказали, что первое время у тебя может быть головокружение, – бормочет он; его голос мягкий. Он смотрит на меня и добавляет: – Тошнота или панические атаки…

– Я в порядке, – перебила я.

Это ложь. Мне нехорошо.

Я упорно бодрилась, чтобы казаться сильной, но на самом деле я как пришибленная и испуганная.

Я бродила по миру, которого не знала, погруженная во тьму, забравшую у меня свет. Я постоянно боролась с болью, которая уничтожала мою душу, а теперь еще воспылала чувствами к парню, который меня на дух не переносит и постоянно прогоняет с глаз долой.

Я не выдержу новых ударов. Нет!

Сегодня я чуть не погибла. Меня спас Мейсон, который показался мне ангелом, сошедшим с неба, но только потому, что я переживала сильное эмоциональное потрясение. Даже у спасенного животного возникает что-то вроде симпатии, чувства привязанности к своему спасителю. То же самое произошло и со мной. Минута слабости. Нужно заглушить в себе эти чувства.

Я отвернулась и вышла из машины, намереваясь уйти от Мейсона побыстрее, но не сделала ни шагу. От внезапной боли в ноге я даже схватилась за дверцу. Только сейчас я заметила покраснение и припухлость на лодыжке там, где лиш вре́зался в кожу.

И как я раньше не заметила?

– Что с тобой? – спросил удивленный Мейсон.

– Ничего.

Мой ответ прозвучал слишком сухо, но я не хотела признаваться, что в затруднительном положении.

Только что мысленно я провозгласила эмоциональную независимость от Мейсона – и уже нуждалась в его помощи?

Да, смешно.

Я приехала из края суровых зим и знала не только, как выжить в одиночку в лесу, но и как о себе позаботиться. А потому закинула рюкзак на плечо и с гордым видом пошла к дому. С каждым шагом боль жгла сильнее, и, как бы я ни старалась, не хромать не получалось.

Наверное, я выглядела очень жалко, потому что Мейсон снова позвал:

– Айви!

Но я не отреагировала – добралась-таки до входной двери и вошла в дом.

Его уверенные шаги отдавались эхом позади меня, пока я ковыляла к лестнице. Я сглотнула и подняла глаза, критически оценивая бесконечную последовательность ступенек. Лестница, оказывается, такая длинная…

– Эй!

Оклик Мейсона послужил сигналом для старта, и я сделала первый шаг. От боли в лодыжке я прикусила язык. Я упала бы, если бы Мейсон не подхватил меня за руку выше локтя.

– Можно узнать, что ты делаешь? – резко спросил он.

Я взглянула на Мейсона, и он сильнее сжал руку, как будто хотел притянуть меня к себе.

– Иду в свою комнату.

От футболки Мейсона пахло морской солью, а еще я чувствовала слабый запах его парфюма и силу, исходящую от его широкой груди.

– Идешь в комнату? Ты еле на ногах стоишь, – резко возразил он, как будто упрекал меня в этом. – Что у тебя болит?

Я отвернулась, потому что его близость, его голос наполнили меня чувствами, которые я изо всех сил старалась в себе подавить.

– Лодыжка. – Пришлось переступить через гордость. – Лиш несколько раз сильно потянул меня за ногу.

Я закусила губу. Доволен?

Мейсон молчал. Я только что призналась в своей слабости – и сразу упала духом. Мне вдруг захотелось, чтобы он увидел меня в моем доме, чтобы посмотрел на настоящую меня, на ту, которая бродит с ружьем по высокой траве и любит читать по вечерам при свете камина…

– Почему ты не сказала раньше?

Я упрямо смотрела в сторону и услышала вздох раздражения, но и одновременно сожаления. Затем он подошел ближе.

– Ладно.

Я моргнула. Мейсон поднял меня на руки – и Вселенная перевернулась. У меня перехватило дыхание, я вцепилась в его футболку и не успела даже вздохнуть, как он уже прижал меня к своей мощной груди.

– Не… – У меня перехватило горло.

«Не надо! – хотелось крикнуть ему. – Не надо меня трогать! Только не ты!»

– Молчи, – пробормотал он тихим мягким голосом и начал подниматься по лестнице, а мое мечущееся сердце пыталось понять, что происходит.

Я чувствовала его крепкое тело, спокойную уверенность и надежность его рук. Тепло его тела окутало меня коконом, заглушая любые протесты. Мейсон нес меня на руках в комнату. Мне хотелось вывернуться, убежать от этого парня, который беззастенчиво пробирался в мое сердце, но у меня не было сил.

Шаг за шагом я обдумывала каждое слово, каждый наш поединок… С самого начала было ясно: для меня это проигранная война. Он всегда побеждал. А теперь, когда цель изменилась, когда больше всего на свете мне хотелось завоевать его взгляд или улыбку, у меня не было шансов.

Мне нравились его дерзость, внутренняя сила, то, что он с первой минуты не смотрел на меня с жалостью, не обращался со мной как с куклой, которая вот-вот развалится на части.

Мейсон как будто видел, какая я есть, и не замечал моей боли. И возможно, именно в этом и было мое спасение. Кричать, выпускать пар, распоясываться, давать голос хаосу внутри меня, не становясь при этом себе чужой.

С ним я смогла быть собой. И каким-то образом это все изменило.

Я наморщила лоб, огорченная своим открытием. Лучше, конечно, оттолкнуть его, но вместо этого я прислонила голову к его теплой груди и прикрыла глаза. Ровный стук его сердца коснулся уха. Мне хотелось забраться к нему под кожу, погрузиться в него и слиться с этим звуком. Хотелось пройтись по его мыслям, рассмотреть грани его души, найти место, где обитают преданность и искренность, о которой говорили его друзья. Позволит ли он мне когда-нибудь прикоснуться к своей душе?..