– Карли, этот бедный парень крутится вокруг тебя уже много лет! Он даже согласился быть фотографом на вечеринке Уилсон, чтобы ты могла сняться в каких захочешь позах и ракурсах! Неужели ты никогда не замечала, как он на тебя смотрит?
Она скрестила руки.
– Томми мне как брат. Я его люблю. Он всегда рядом, когда мне нужен!
– И? Ты принимаешь это как должное, – констатировала Фиона, указывая на нее пальцем. – Ты привыкла, что Томми всегда с тобой, вы тусуетесь с ним как друзья, но ты не замечаешь, что постоянно ищешь этого парня, если его нет рядом! Откуда ты знаешь, что это просто дружба?
– Я поняла бы, если это было что-то другое, – уверенно заявила Карли.
– Ты хочешь сказать, что, если бы он встречался с другой девушкой, тебя это не беспокоило бы?
Карли часто заморгала, застыла на подушках, и я впервые за все время нашего знакомства увидела тень неуверенности на ее жизнерадостном лице.
– Она об этом никогда не задумывалась, – подытожила Сэм, и Карли угрюмо на нее посмотрела.
– А если и так, то что?
– Тогда следовало бы! – вмешалась Фиона. – Однажды ты можешь пожалеть, что не подумала об этом. К тому же Томми заслуживает нормального ответа. Ты не должна оставлять его в подвешенном состоянии!
Карли опустила голову, теребя край подушки. Ее волосы медового цвета развевались на ветру, пока она размышляла над этими словами.
Я знала, что Томми для нее важен. В ее несколько детском поведении я увидела не отказ, а страх.
– Айви, а ты что думаешь? – спросила она меня, не поднимая лица.
Я посмотрела на нее и высказала свои мысли:
– Думаю, ты боишься.
Карли подняла на меня растерянные глаза.
– Ты не уверена в том, что говоришь, и ты побаиваешься серьезно думать об этом. Представить себе такую ситуацию означает смириться с возможностью потерять Томми. А ты этого не хочешь.
Фиона одобрительно причмокнула губами, толкнув меня плечом.
Карли обдумывала наши слова. Мы еще немного поговорили о них с Томми, и она молча слушала нас, пока на ее лице не появился проблеск веселости.
– В любом случае спасибо, – сказала она мне через час, когда мы прощались. – Я… я попробую подумать о том, что ты мне сказала.
Я кивнула, и Карли посмотрела мне в глаза.
– Ты уверена, что с тобой все в порядке?
Я ответила, что все хорошо, но на самом деле я думала о конверте Эвелин и о том, что прочитала в записке. Карли, кажется, почувствовала мое замешательство, но я попрощалась с ней прежде, чем она успела спросить меня о чем-нибудь еще.
Мне нужно было побыть одной, этого требовала та часть меня, которая находила успокоение в одиночестве. Я вспомнила место, куда Джон водил меня есть корн-доги, там было прекрасно.
Я пошла вверх по дороге и добралась до площадки, откуда виден океан. Телефон здесь не ловил, и это усиливало ощущение покоя. Я села на стол для пикника и вынула из рюкзака конверт. Внутри лежал картонный прямоугольник – открытка от мамы с папой. Они сделали ее из своей фотографии, потому что на ней они стояли вдвоем перед нашим домом. Улыбающийся папа с обветренным носом и мальчишеским лицом. Мама держит его под руку и показывает знак «V». Они очень молоды, наверное, только что переехали.
На обороте фотографии было несколько строк, написанных наверняка маминым почерком:
Ну, что я тебе говорила? Посмотри, какой снег! Повесь это на холодильник и увидишь, что Джон больше не будет жаловаться на жару…
P. S. Я решила, пусть Роберт выберет имя для дочки. И теперь вот думаю, стоит ли мне волноваться?
До скорой встречи, Кэндис.
Я хотела бы рассказать родителям, что со мной произошло, но не смогу.
Я обрела новую жизнь – смирилась с тем, что мой папа никогда не вернется. Но смотреть на своих родителей и понимать, что я всегда буду видеть их только здесь, на этой фотографии, невыносимо тяжело.
Иногда мне казалось, что я не справлюсь. Иногда, осознавая, что в мире больше нет родного мне сердца, я чувствовала, что проваливаюсь в бездну.
Я возвращалась к боли. Неважно, приходила ли она ко мне или я сама шла к ней. Так или иначе, нам всегда удавалось найти друг друга.
Я вернулась домой неприлично поздно. Время ужина давно прошло, но я знала, что Джон задержится в офисе: важная сделка с иностранным клиентом. Я вошла молча, позволив тьме окутать меня.
Сняла с плеч рюкзак и направилась к лестнице, но, миновав гостиную, остановилась. В углу горел торшер, слабо освещая кого-то сидящего в кресле. От испуга у меня забилось сердце, но я сразу успокоилась, когда узнала любимое лицо.
Что Мейсон тут делает?
– Где ты была? – спросил он странным тоном, который я не могла расшифровать.
– Ты меня напугал, – призналась я тихо, входя в гостиную.
Его забота, пусть и выраженная в грубой форме, вызвала во меня легкий трепет, но, похоже, его это не волновало. Он смотрел на меня глазами, темными, как пропасти, застывшими и мерцающими одновременно.
Этого взгляда было достаточно, чтобы я поняла: что-то не так.
– Звонила Карли, – медленно произнес он, – она сказала, что ты была у нее в гостях и вид у тебя странный… Твой телефон все время был недоступен.
В его тоне звучала холодность, пугающая отстраненность. Я вдруг подумала, что именно так проявляется чувство покинутости – в возведении стены, за которой можно скрыть боль.
Я опустила глаза и сжала конверт, который все еще держала между пальцами.
– Извини, – сказала я, не глядя на него, – мне нужно было побыть одной.
Лицо Мейсона оставалось непроницаемым. Он, конечно же, обиделся, ведь я заставила его волноваться. Понятно, откуда взялся этот взгляд: я в очередной раз поступила эгоистично, не приняв во внимание мысли и чувства тех, кто рядом.
– Я думал, ты снова ушла.
Я подняла лицо. Эти слова попали в больную точку, и я вдруг обессилела, стала хрупкой. Я судорожно вздохнула. Мне захотелось нырнуть в его объятия. Хотелось прижаться к нему, потеряться в его запахе и забыть обо всем. Именно рядом с ним я чувствовала себя дома.
Я сделала шаг вперед, но в глазах Мейсона промелькнуло незнакомое, непреклонное чувство, которое отталкивало меня, не позволяло к нему приблизиться.
Мейсон увидел конверт в моей руке с надписью «От Эвелин» и заснеженную фотографию в другой. Он встал и направился к двери. Я оторопело смотрела, как он проходит мимо меня.
Мне хотелось бы сказать, что я уже знаю его и понимаю, что происходит, но я солгала бы. В его сердце все еще оставались препятствия, о которые я постоянно спотыкалась.
– Мейсон…
– Если тебе нужно это сделать, сделай.
Он остановился посреди холла. Его стройная фигура выделялась на фоне лунного света, я видела, как его плечи опустились, а кулаки сжались.
– Сделать что?
– Если ты собираешься уйти, не жди. Просто сделай это.
Я смотрела на него замерев. Даже мое сердце остановилось.
– Что ты такое говоришь?
Я заметила, как подрагивали его руки. Он пошел к лестнице.
Едва сдерживая досаду, я дотянулась до него и попыталась удержать.
– Мейсон, что это значит? Что ты хочешь этим сказать? Хоть объясни мне, что…
– Я влюбляюсь в тебя! – выпалил он, поворачиваясь так резко, что я даже вздрогнула; в его глазах сияли ярость и пронзительное отчаяние. – Ты получила все, но если ты не хочешь оставаться здесь, тогда иди и не жди, пока пройдет время. Сделай это сейчас. Потому что такими темпами я дойду до того, что не смогу смотреть, как ты уходишь, и тогда будет слишком поздно, – прорычал он. – Тогда я не смогу этого вынести… ты не сможешь уйти.
Я смотрела на Мейсона, и он стиснул зубы. Потом повернулся и унес с собой всю свою ярость, оставив меня с мятущимся сердцем, ошеломленную и шокированную этими словами.
Осознав смысл услышанного, я вышла из ступора – побежала за ним и крепко обняла. Мои руки обхватили его широкую грудь, и прекрасный колосс остановился. Я чувствовала биение его ворчливого сердца, но и радость от слияния с моим.
Я крепко стиснула его руками, потому что больше не боялась это делать.
– Я никогда не хотела получить все. Я всегда хотела только тебя.
Мы молодые, упрямые и неспособные справляться со своими чувствами. Мы не умели спокойно с ними жить. И все же хотели друг друга.
– Найти себя среди похожих людей – сложно. Но найти себя в самом непохожем на тебя человеке – это невероятно.
Я закрыла глаза и попыталась собраться с духом и выразить словами мир, который он сотворил во мне.
– Когда я впервые увидела тебя, ты напомнил мне о доме, – сказала я. – Хотела бы я сказать тебе, почему, но сама не знаю. Ты напомнил мне о том, чего мне не хватало больше всего на свете. И с того момента я больше не могла от тебя отгородиться. – Своим голосом я ласкала его сердце, я не хотела снова убегать. – Я влюблялась в тебя, – прошептала я, – медленно, но неумолимо, забыв про другие чувства. Я никуда не уйду, Мейсон…
Я стояла, прижавшись к его спине, вбирая в себя тепло его тела. Было непонятно, удалось ли мне рассказать, насколько я к нему привязана, но через бесконечно долгую минуту Мейсон обернулся.
Я посмотрела на него у подножия лестницы, и мне показалось, будто я снова влюбилась. Эмоции взяли надо мной верх, и я закрыла глаза, давая почувствовать ему свою уязвимость.
– Ты научишься быть терпеливым? – спросила я. – Будешь мне доверять? Мне всегда будет нужно личное пространство и время. Когда я захочу побыть одна, ты поймешь меня и останешься рядом?
Мейсон смотрел на меня очень внимательно, будто хотел запечатлеть в памяти черты моего лица.
Он мог бы сказать «да», прошептать так же, как это делал его взгляд. Он мог бы ответить: «Всегда и во всем». Однако он решил меня поцеловать.
Он сделал это потому, что, даже если мы никогда не умели обращаться со словами, теперь мы жили друг в друге.
И пусть в мире больше не было родного мне сердца, сердцебиение, которое объединяло нас с Мейсоном, звучало гармоничной музыкой – яркой, как огонь, нежной, как снег, только нашей и ничьей больше.