— Ох-х, — выдохнула старушка и мешком осела на землю, точно ноги ее держать перестали.
— Да твою ж дивизию! — искренне выругался Рогозин и кинулся к ней, подхватывая под руки. Костя подбежал следом и с удивлением обнаружил, что бабка уже оклемалась. Уцепилась за локоть майора и смотрит на него хитрыми-хитрыми глазенками.
— Умучить меня вздумал, окаянный?
— Извините, сил не рассчитал, — покаялся тот. — Но вы так сопротивлялись, а я человек азартный, увлекся…
— Не человек ты, а бес, — резюмировала старушка и засеменила к дому. — Вот и тащи теперь уголь сам!
— Резонно, — пробормотал майор и послушно подхватил ведро.
В доме было неожиданно чисто, тепло и одуряюще пахло травами. Костя растерянно отметил про себя, что обстановка вовсе не напоминает жилище сумасшедшей. Да и бабка вела себя иначе, нежели обычно в городе — никаких тебе бессвязных выкриков, и взгляд внимательный, цепкий и живой. Притворяется она больной, что ли? Зачем?
— Развелось вас нынче, колдунов, — пробормотала тем временем их «подозреваемая», гремя кастрюлями на допотопной угольной печке. — Приходили тут давеча девицы приезжие, под дурочек косили. Погадай, мол, бабушка, на суженого-ряженого! Прогнала я их, кого обманывать вздумали? Насквозь их вижу, такие гадать не станут, сами враз наведут хоть приворот, хоть отворот, хоть порчу смертную. Одна по снам шастает, другая наяву людей морочит. Раньше б их на раз за такое на вилы подняли…
Миронов, хоть и обалдел несколько от такой информации, все же покосился на спутника торжествующе — мол, говорил же я, непростые это лыжники! Майор вовсе и не думал спорить — он смотрел во все глаза на старушку.
— Мы, уважаемая Алевтина Николаевна, тут по делу. Ищем, кто ребенка молодой учительницы погубил. Знаете ведь Ирину Веленцову?
«Вряд ли она знает Иринушку по фамилии» — скептически подумал Костя. Но бабка, чуть задумавшись, кивнула.
— На меня подумали, небось? Только я такими делами не промышляю, нельзя мне. Посмотри — сам поймешь, коли до сих пор не понял. Мне живую душу губить нельзя, я клятву давала на Змеином камне. Бабке своей поклялась, когда та помирала да силу мне передавала.
— Змеиный камень, — задумчиво повторил Рогозин. — Где же этот камень теперь?
— А под землю ушел. Как фрицы деревню сожгли, так и ушел, крови да слез вдоволь на век напился. Бабка моя до войны еще померла, успела, хорошо, не видела погани этой немецкой… А я молодая была, дурная, мне бы бабкины сказы слушать да запоминать, а у меня песни да танцы, да гулянки под луной… Ох, как я Сашку своего любила — как смотрю на него, думаю, сердечко остановится… Все ждала, что замуж позовет. А бабка меня за косы таскала, говорит, нельзя тебе, кому я силу передам тогда? Вот и дождалась… утонул он, средь бела дня утоп, на ровном месте, ни омута там, ни плеса… Схоронила я Сашеньку, а как девять дней ему настало, так и бабка моя преставилась. Так я ведьмой и стала…
Костя встряхнул головой, пытаясь прогнать накативший от рассказа старухи невнятный какой-то ужас. Историю про утонувшего возлюбленного он уже слышал не раз, только без мистических подробностей.
— Бабушка, — сказал он, кашлянув осторожно. Почему-то обращаться по имени-отчеству ему сейчас показалось неуместным. — А разве не Ильей его звали? Мне эту историю рассказывали…
Старуха едва удостоила его взглядом. Они с майором вновь прожигали друг друга глазами — и как только стол между ними не задымился. Голос знахарки вдруг стал гулким, точно колокол, молоточками застучал где-то в висках:
— Выгорело сердце у меня, пеплом пошло, пеплом пошло да травой проросло, от неба вниз да растет полынь-трава, горький сок у нее, ох, горький…
— Горький… знаю, — эхом отозвался Рогозин.
— А если знаешь, так зачем опять в сердце кого-то пускаешь? Нельзя колдуну любить…
Участковый дикими глазами смотрел то на спятившую все-таки бабку, то на ГРУ-шника, что сидел как пришибленный, не отрывая от нее взгляда.
«Может, у нее тут что-нибудь психоактивное на печи варится, а мы надышались?» — пришла спасительная мысль. Он встал, нерешительно коснулся плеча майора.
— Может, мы тогда пойдем, а?
— Да, — отозвался тот, и тоже поднялся. — Вы уж простите нас, Алевтина Николаевна. Вижу, что зря на вас думали. Только, может, вы знаете, что с ребенком-то случилось?
— От кого понесла, тот и забрал, — неожиданно равнодушным тоном сказала старуха, отворачиваясь. — По лесам прятался, то человек, а то — змей… из-под камня вылез, давно их не было, да времена меняются. Идите, идите, нечего тут…
Вывалившись за ворота, майор первым делом зачерпнул пригоршню снега и старательно протер лицо.
— Охренеть у вас тут…. контингент, — пробормотал он, отряхиваясь. — Ну и бабка… Дон Хуан нервно курит в сторонке свои кактусы, блин. Я б на вашем месте, господин Миронов, непременно к ней бы в доверие втирался. Такой силы оператор… и как ее наши проглядели… Все-таки хреново у нас поиск кадров поставлен. Взять бы да ввести обязательные курсы во внутренних органах… чтоб каждый участковый в каждой такой вот всеми богами забытой деревеньке, вы уж извините… таких вот бабушек на учете держал. Мечты, конечно…
Костя представил себе подобные «курсы» и фыркнул скептически.
— По-моему, она вам голову заморочила, — сказал он решительно. Подумал, прикинул, что прозвучало это не слишком вежливо, и добавил на всякий случай: — И мне, конечно…
— Заморочила — не то слово, — согласился Рогозин. Вытянул из кармана телефон, посмотрел на него, точно что-то решая, и снова убрал, так и не набрав номер. — А знаете что? Идемте-ка к этим вашим студентам-лыжникам. Прямо сейчас.
— Думаете, они прямо так и признаются, если они замешаны? И что это вообще за объяснение — то человек, то змей? И какой такой камень?
У Кости было еще с десяток вопросов, но всем им суждено было остаться риторическими — его спутник, кажется, глубоко ушел в себя, механически переставляя ноги в указанном направлении. Оживился он только при виде добротного двухэтажного дома, где обитали «лыжники». Дом этот принадлежал дочке одного из местных стариков — та, нагулявшись по молодости да хлебнув городской жизни, однажды твердо вознамерилась начать новую жизнь на «малой родине», на лоне природы, вложила немало денег в постройку дома… Через пару лет, конечно, сбежала обратно в город вместе с мужем.
— Хороша избушка, надеюсь, там хоть тепло, — сказал майор задумчиво и свернул на тропинку, ведущую к воротам. И через пару шагов вдруг резко отпрыгнул в сторону, демонстрируя отличную реакцию — снежок рассек воздух точно в том месте, где он стоял только что, и смачно впечатался в ствол ближайшего дерева. Костя растерянно проводил взглядом летящий «снаряд». Но прежде чем он успел поинтересоваться, что это такое было, следующий аналогичный комок снега пролетел слева от него. А потом на них обрушился целый град снежков.
— Ахтунг! Кровавая гэбня атакует! — дурным голосом проорал кто-то из-за высокого забора. Подняв голову, участковый увидел парня в смешной разноцветной шапке. Рядом с ним торчало еще несколько задорно ржущих голов.
— Ну я вам сейчас… — рассмеялся Рогозин, сгреб с земли пригоршню снега и швырнул в эти жизнерадостные лица крепким снежком, а потом кинулся к воротам, ловко уворачиваясь от летящих в него снарядов. Однако и там его подстерегала засада — с воплями «No pasaran!» и «в атаку!» на него вылетели две девицы и повалили в снег. Спрыгнув прямо с забора, к ним присоединились несколько парней. Костя замер на месте, не понимая, то ли пора выхватить табельное оружие и проорать «всем ни с места», то ли стоит плюнуть, развернуться и уйти куда-нибудь подальше. Утренний «мистический триллер» стремительно превращался в комедию абсурда.
— Вы совсем тут озверели, в деревне, — сквозь смех сказал майор, в который раз пытаясь подняться и отряхнуться. — Я, может, собирался прикинуться, что знать вас не знаю! Минут на десять, как минимум. А вы что творите? Вся конспирация к чертям.
— Мы соскуучились, — тоном непосредственного десятилетнего ребенка протянул кто-то из парней, и вся компания рассмеялась.
— Ага, и поэтому решили непременно искупать меня в снегу, чтоб я слег тут с простудой и никуда от вас не делся? — проворчал Рогозин.
— Мы вас согреем, — с усмешкой пообещал ему парень со взлохмаченными темными волосами. Майор в притворном ужасе прикрыл лицо ладонью.
— Что, вот прямо все сразу?
— Извините, что прерываю, — сказал Костя, стараясь, чтобы голос его звучал нейтрально. — Я вам еще нужен или могу вернуться к своим служебным обязанностям?
Наверное, это все-таки прозвучало обиженно. Участковый и вправду ощущал какую-то странную обиду. Или, может быть, зависть. Он бы, может, тоже не отказался подурачиться с веселой компанией, швыряясь снежками. Только на нем лежала ответственность — за участок, за ход расследования, в конце концов. Поэтому он сейчас стоял тут с каменным лицом и старательно хмурил брови, и говорил казенным тоном, а не валялся в снегу и не стряхивал фамильярным, почти собственническим жестом снег с волос майора, как вот этот парень делает сейчас. Хотя, собственно, он бы этого и так не делал, что за мысли в голову лезут, с ума сойти. Меньше надо с бабками сумасшедшими разговаривать.
— Извините, Костя, что-то я забылся, — с улыбкой сказал Рогозин, с пугающей легкостью переходя на неофициальное обращение по имени — участковый даже растерялся несколько. — Познакомьтесь, это мои… с позволения сказать, агенты. И если они не закопают меня вот прям тут в снегу, возможно, скоро мы узнаем от них, что же тут происходит.
— Здесь творится магия Хаоса! — пафосным тоном сказал парень в цветной шапке. Почему-то эта реплика всех очень рассмешила.
В доме царил уютный беспорядок, безошибочно указывающий на присутствие кучи людей, которым кипучая энергия молодости не дает спокойно сидеть на месте.
Косте сразу же вручили кружку с горячим чаем, а Рогозин и вовсе едва успевал отбиваться от заботливых сотрудников, которые твердо вознамерились спасти его от возможной простуды. Одеяло они ему на плечи все-таки накинули, после непродолжительной борьбы — их все-таки было больше, пятеро на одного.