Калия бросилась подливать чай Перинере, а Халео поставил чашки сыну и гостям. Перинера вежливо улыбнулась и взяла с подноса кусочек хлеба.
– Мелдиан действительно сильно обеспокоен состоянием нашей гостьи, Лиссы, – произнесла она. – Так сильно, что я не могла остаться в стороне и предложила ему свою помощь.
– Лиссы? – встрепенулся Кастер. – Той самой? Нашей Лиссы?
Калия положила руку ему на плечо, безмолвно предостерегая от безрассудств, но Кастер стряхнул её ладонь и придвинул стул поближе к Перинере.
– Лисса родом из вашей деревни, – медленно кивнула Перинера и откусила крошечный кусочек хлеба. – Очень вкусно… Мельница на лесном ручье по-прежнему в строю?
– Погодите, – спешно перебил её Кастер. Его глаза взволнованно бегали. – То есть Лисса жива и сейчас гостит у вас в замке, за Водой? Преисподняя, я-то думал…
Он странно хохотнул, и Калия недовольно поджала губы. Алида заметила, что хозяйка комкает уголок скатерти: визит Перинеры явно заставлял её нервничать.
– Передайте Лиссе привет и пожелания скорейшего выздоровления, если она, как я понял, нездорова, – просиял Кастер.
– Непременно. Как только… – Перинера сверкнула чёрными раскосыми глазами и прищурилась, оценивающе оглядывая Алиду. Алиде показалось, что мать Мелдиана пытается заглянуть ей в мысли, в душу, прочитать в ней ответ на незаданный вопрос. Что-то похожее она испытывала, когда Вольфзунд сверлил её пытливым взглядом, но если глаза Вольфзунда напоминали ледяной бездонный колодец, то взор Перинеры полыхал тёмным пламенем.
Алида едва заметно кивнула и сжала в кармане пузырёк с ароматом фикларсии. Перинера улыбнулась ей: сдержанно, но тепло.
– Я осведомлена о затее Мелдиана. Не могу сказать, что мне она по душе. Но из некоторых ситуаций есть только один выход. – Перинера сделала глоток чая и изящно склонила голову, разглядывая чашку. – Очень тонкий букет. Чувствую не менее дюжины разных трав. Надо будет сказать Элли, чтобы составила похожий сбор.
Алида видела, что древуны пребывают в замешательстве. Им неясно, о чём толкуют гости, и они чувствуют себя неуютно, но не решаются встрять.
– Мы сделали, о чём просил Мелдиан, – сказал Ричмольд. – Всё необходимое у нас с собой.
Алида бросила на друга предупреждающий взгляд, но Рич, видимо, и так понял, что лучше не говорить лишнего. Он молча опустил руку в карман и выложил на стол светящийся пузырёк. Алида положила свой рядом. Пузырьки чуть перекатились и замерли, столкнувшись бочками. На скатерти серебристый и лиловый слились в один перламутрово-розоватый отблеск.
Перинера судорожно вздохнула. Алида заметила, как изменилось её обычно непроницаемое лицо: на нём отразились удивление, радость, возбуждение. Она протянула руку и осторожно взяла пузырьки, заворожённо разглядывая их.
– Вот как это выглядит… – прошептала Перинера. – Я видела многое, но аромат фикларсии, заключённый в стеклянный сосуд, – это что-то поистине впечатляющее.
Рич недовольно заёрзал, и Перинера обворожительно улыбнулась ему.
– Твоя работа тоже достойна восхищения, астроном. Я благодарю вас, а Мелдиан пусть думает, как расплатится с вами за эту неоценимую услугу.
– Друзья не просят оплаты, – возразила Алида. – Вы привыкли заключать сделки со смертными в обмен на их услуги или части естества. Но у нас с Мелом была не сделка, а простая просьба. Дружеская просьба.
– В таком случае моему сыну несказанно повезло, что Первый Волшебник послал ему таких друзей, – серьёзно сказала Перинера. – Благодарю за ужин. Ваши блюда просты, но очень вкусны. – Она поклонилась хозяевам, стремительно поднялась, сняла с вешалки свой плащ и спрятала пузырьки с элементалями во внутренний карман. Алида заметила, что плащ Перинеры был самым обычным: из добротной плотной ткани, с удобными карманами и глубоким капюшоном, ровно такой, какой и нужен в пути.
– Уже уходите? – опомнилась Калия.
– Мы-то надеялись, что вы погостите подольше, – согласился Халео.
– Увы, наше дело требует спешки, – покачала головой Перинера. – Ещё раз благодарю вас всех. Алида, Ричмольд, встретимся с вами позже.
Она надела плащ, плотно запахнула его, накинула капюшон и стремительно вышла во двор. Когда Алида выглянула в окно прихожей, Перинеры уже не было, лишь пара мотыльков кружила над дорожкой.
Лисса не видела снов, только бескрайняя тьма кружила перед глазами, взбухала грозовыми тучами и обволакивала сознание зловещей тишиной. Колдовство, сотворённое ею во время пожара, отняло последние силы, затащило её на самое дно безмолвного, беспросветного омута.
Ничего не хотелось. Ни о чём не думалось. Её тело ничего не ощущало, только грудь чуть приподнималась, дыша.
Лисса не чувствовала, как её губ коснулся прохладный бокал, как жгучее зелье наполнило рот и скользнуло в горло. Она не видела, с каким жадным вниманием следит за ней Мел, не слышала, как громко стучит его нечеловеческое сердце.
Тьма – её единственная спутница – куда-то исчезла, и не осталось больше ничего. Даже лёгкие перестали втягивать воздух. Кровь застыла в жилах, и мягкие крылья смерти коснулись лица.
Дыхание вернулось вместе с болью. Скользнуло в лёгкие, колючее, как утренний ноябрьский иней на жухлой траве. Кровь лениво потекла по венам, постепенно разгоняясь, обжигая и пронзая иголками все члены. Под закрытыми веками вместо темноты взрывались жёлтые пожары, страшные и слепящие, и некуда было спрятаться от них.
Лисса не могла шевельнуть даже пальцами, не могла моргнуть или вздохнуть поглубже, не могла выдавить из себя ни звука, и единственное, что ей оставалось, это лежать и ждать, когда колющая боль перестанет терзать её тело.
Ей казалось, что все её органы объяты огнём, кипят и плавятся, меняя форму, превращаясь во что-то иное, и сама она тоже становится кем-то совсем другим, как гусеница, запертая в коконе собственных метаморфоз. Время тянулось мучительно, как густая смола, секунды сливались в сплошной поток, и нельзя было понять, где день сменяется ночью и сколько времени прошло: сутки или целое столетие.
Боль ушла так же внезапно, как и пришла. Лисса глубоко вздохнула, наслаждаясь тем, как свободно и сладко воздух наполняет её лёгкие. Каждая мышца звенела от приятного напряжения, словно она не лежала без сил несколько недель, а бегала по утренней росе в родных Птичьих Землях. В груди росло ощущение уверенности, силы, свободы – такое прекрасное и желанное, полузабытое, окрыляющее.
Лисса открыла глаза. Стояла ночь или поздний вечер, и лунный свет заливал комнату, окрашивая стены серебристо-синим. Около её кровати в неглубоком кресле сидел Мел, сгорбившись и повесив голову. Луна чётко обрисовывала его точёный острый профиль, красивые отблески рассыпались по изогнутым рогам. В развороте его плеч и поникших крыльях читалась такая усталость и печаль, грусть и безнадёжность, что сердце Лиссы сжалось. Она незаметно повернула голову, молча разглядывая его.
Когда-то давно – настолько давно, что казалось, будто это было в прошлой жизни – Лисса побаивалась Мела, особенно когда вернулась магия. И замок, и альюды внушали ей страх своей необъяснимой силой. Теперь Мел вдруг показался ей таким близким, таким родным, что в глазах защипало. Как она могла сомневаться в нём? Как могла думать о том, чтобы отменить свадьбу? Перед ней сидел самый понятный, самый красивый, самый желанный из мужчин. Он не бросил её – отыскал и излечил, сидел рядом, в полной темноте, пока она лежала в беспамятстве.
– Мел, – позвала Лисса. Рот пересох, язык слушался плохо, но её голос прозвучал чисто и уверенно, отзываясь на ту силу, которая нарастала в груди.
Мел дёрнулся, будто от удара, и ошарашенно уставился на Лиссу, словно не понимая, что ему не померещилось и она действительно окликнула его.
– Лисса? Лисса… – Мел соскользнул с кресла и в одно движение пересел на край кровати, всматриваясь в полутьму удивлёнными блестящими глазами.
Лисса улыбнулась и протянула ему навстречу обе руки. Движения давались легко и свободно, с каждым мгновением силы нарастали, накатывали тёплыми волнами радости, и это новое чувство было таким восхитительным, что Лисса едва не рассмеялась.
Мел обхватил её правую руку прохладными ладонями и неуверенно улыбнулся, будто не верил своим глазам.
– Как ты себя чувствуешь? Ты очнулась! Поверить не могу… – Он встряхнул головой, и тёмные волосы рассыпались по бледному лбу. Растерянный и взбудораженный, бледный от волнения, с лихорадочно горящими глазами – для Лиссы он был красивей всех на свете. Её неудержимо тянуло к нему, хотелось обнять, прижать к себе, почувствовать вкус его губ, погладить рога и мягкие перья…
– Утром поговорим, – произнесла Лисса. – Сейчас просто иди ко мне.
Она приподнялась, обвила Мела за шею руками, вдыхая его тёплый и терпкий запах, и притянула к себе. Мел удивлённо ахнул, потом рассмеялся и рухнул к ней на кровать.
– Сегодня на ферме дежурит Лорио. Он хоть и не очень опытный, но вроде неплохо ладит со зверьём.
Кастер вёл Алиду и Ричмольда к Липучке. Мурмяуз в этот раз тоже был с ними: Алида решила взять кота, потому что допускала, что сразу после визита к старым знакомым они отправятся на поиски книгохранилища.
– А разве Дрей не проводит там каждый день? – спросила она, срывая на ходу бордовую рудбекию и вплетая цветок в волосы.
– Дрей-то? – удивился Кастер. – Не-е, чего ему там делать? Придёт, Липучку своего погладит, и всё. Он пристроился помогать старой Биале по хозяйству, вот, прижился, думает со временем дом свой строить. Глядишь, скоро женится на ком-нибудь. Наши девчонки на него поглядывают: как же, чужеземец. Но как по мне, он им не ровня. Ростом не вышел, да и это… – Кастер ухмыльнулся и похлопал себя по щекам, изображая неровную кожу Дрея.
– А что сирины? – спросила Алида. – Они разрешили чужаку жить в Землях? К нам и то пристали.
– Он и к хозяйкам сумел найти подход. Разрешили – то ли понравилось, как он насвистывает мелодии, то ли Дрей показался им забавным.