Земля во дворе была плотно устлана бурыми листьями, там вздымались необъятные чёрные стволы, а кроны деревьев уходили так высоко, будто хотели оцарапать небо острыми ветвями. Страх тут же охватил Алиду, она словно вдохнула его вместе с пряным воздухом, но в то же время в груди всколыхнулось что-то, похожее на любопытство. Что-то ждало её там, звало и хотело, чтобы она пришла.
Алида осторожно пошла дальше, и сухие листья захрустели под её стопами. Воздух сгущался, становился более насыщенным и студёным, пахло будто бы хорошо знакомыми лекарственными травами, а иногда в голых ветвях стонало и вздыхало, то печально, то почти угрожающе. Мгновение мелькнуло вспышкой, и Алида увидела себя со стороны: маленькую, со спутанными волосами, бледную и большеглазую, робко замершую среди буро-чёрного леса. Она испугалась, но видение тут же исчезло, рассеялось, как предрассветный сон. Она пожала плечами и пошла дальше, изредка зовя Мурмяуза.
Время текло неуловимо, и Алида вдруг поняла, что и думать забыла о Ричмольде и его книге, о долгих тщетных поисках и книгохранилище.
В тусклом свете она различила очертания толстого сломанного дерева, а когда подняла взгляд выше, рассмотрела что-то небольшое и светлое.
– Мурмяуз, вот ты где! – всплеснула руками Алида.
Кот гордо восседал на вершине старого обломанного древесного ствола, выделяясь в полумраке приметным белым пятном.
– Спускайся оттуда, только осторожно, не упади, – попросила Алида, с тревогой осматривая дерево.
Ствол выглядел так, будто вот-вот рассыплется в труху: толстенный, с ободранной корой, источенный жуками и потемневший, с огромным дуплом, начинающимся у самой земли и постепенно сужающимся кверху до узкой щели. Внутри дупла виднелось что-то, похожее на гниющие древесные грибы.
Мурмяуз в упор посмотрел на Алиду, сверкнув глазами, но не бросился к ней, а лишь обернул хвост вокруг лап и выпрямил спину.
– Мурмяуз? Малыш, не бойся, спускайся…
Внутри ствола что-то шевельнулось, и Алида подавила судорожный вздох. То, что показалось ей древесными грибами, ожило, блеснуло в тусклом свете изумрудом и аметистом и развернуло исполинские, чёрные с переливом крылья.
Это была полуженщина-полуптица, поистине огромная и зловещая. Она парила в воздухе, её когтистые птичьи лапы не доставали до земли, длинные седые волосы окутали её голову, как тонкая паутинка, а грудь украшало ожерелье из грубых камней с самоцветными прожилками, вставленными в пустые глазницы. Лицо сирина не казалось ни молодым, ни старым – оно будто застыло, не выражая абсолютно ничего, лишь сомкнутые веки слегка подрагивали.
– Первый Волшебник, – прошептала Алида и сделала шаг назад.
Она разрывалась между желанием подойти ближе, чтобы схватить Мурмяуза, и животным страхом, противно расползающимся от солнечного сплетения и становившимся всё ледянее с каждым мгновением, пока она смотрела в лицо сирина, не то живой, не то мёртвой.
Мурмяуз открыл рот и издал низкий протяжный звук, совсем не похожий на привычное мяуканье.
Женщина-птица шумно втянула воздух узкими ноздрями и распахнула глаза – ярко-фиалковые, влажно поблёскивающие, как первые сумеречные звёзды. Алида зажала рот рукой, едва сдерживаясь, чтобы не закричать от жути. Она не могла понять, что именно её так тревожит, но весь облик этого гигантского существа вызывал настоящий ужас. Алида почувствовала, как её ноги слабеют, а колени подкашиваются под пронизывающим взглядом сиреневых глаз.
– Алида, ты в порядке?
Рич подхватил её за локти и помог выпрямиться. Он напряжённо замолчал, завидев существо в стволе.
– Мы не хотели вас беспокоить, – пробормотал он, не сводя глаз со страшной птицы. – Мы…
– Птичья ведьма и колдун-астроном, – прошелестела сирин. Её голос был слабым, как ветер в ивовой листве, хриплым и журчащим, отчего слова было трудно разобрать. – Я – Птица-Мать.
«Птица-Мать ждёт тебя…», «Крылья уже почти не держат Птицу-Мать…».
– Не бойся. Я собираюсь показать тебе кое-что, – промолвила Птица-Мать и впилась в глаза Алиды пронизывающим взглядом, от которого нельзя было спрятаться. Алида охнула, не смея пошевелиться.
Слова и образы хлынули в мысли неконтролируемым бурным потоком, и Алида почувствовала себя так, будто её бросили в бурлящую ледяную реку, захлестнувшую её с головой. Перед глазами быстро, до тошноты, мелькали картинки, сливаясь в сплошное цветное пятно. В ушах гремело, стонало и завывало, но постепенно буря утихла, образы заструились спокойным ручьём. Алида увидела себя, замершую перед мёртвым стволом, недоумевающего Ричмольда, увидела купол книгохранилища, бескрайние густые леса, тянущиеся до самого горизонта, и дымные туманы, укутывающие Птичьи Земли. Ей стало так хорошо и спокойно, как не было уже очень давно, и Алида умиротворённо выдохнула.
«Теперь ты видишь то, что станет твоим, – прошептал голос Птицы-Матери. – Я покажу тебе».
«Хорошо», – легко согласилась Алида. Ей не хотелось ни спорить с Птицей-Матерью, ни сопротивляться её видениям, ни возвращаться в своё тело, к надоевшим обязательствам и проблемам. Всё, что ей сейчас было нужно, – это парить где-то над Птичьими Землями и видеть себя со стороны, осознавать себя маленькой частицей большого и гармоничного мира.
В какой-то глухой чаще несколько сиринов как по команде повернули красивые головы к солнцу и взмыли с веток, расчертив небо длинными яркими хвостами. Их оперение переливалось медным и золотым, на головах и шеях тускло мерцали украшения из грубого кварца и кусочков коры. Алида залюбовалась грациозными движениями женщин-птиц.
«Сирины – хозяйки Земель. А их хозяйка я – Птица-Мать. Но я всю жизнь была не на своём месте – там, где не должна была. Я заняла это место, потому что никто больше не решился, а без хозяйки Земли бы одичали и сгнили. Во мне – всё знание сущего, во мне – сила и мудрость, и я – то, что хранит Земли и их хозяек.
Но это неправильно. Я не создана для этой цели, я занимаю место птичьей ведьмы, которая так и не пришла в назначенный час.
Мой век был долог, и я рада, что скоро моё время истечёт».
Алида почти ничего не понимала из её слов, но низкий хриплый голос завораживал, его хотелось слушать дольше и дольше и не заботиться ни о чём.
«До того, как магия заснула на много лет, Землями правили птичьи ведьмы. Наверное, „правили“ – неверное слово, потому что наша земля не признаёт ни королей, ни цариц. Птичьи ведьмы – мудрые чародейки, для которых щебет самой крохотной пташки понятен, как стук собственного сердца. Их долг – защищать Земли, их дар – чувствовать всех их обитателей, их проклятие – неотвратимость судьбы. Став птичьей ведьмой, уже невозможно свернуть с пути.
Последняя птичья ведьма погибла вскоре после того, как заснула магия. Она чувствовала дыхание смерти за своей спиной и незадолго до гибели пришла в сердце самой угрюмой чащи, чтобы спросить совета у сиринов. Ей нужно было передать кому-то свою силу и свои знания, но у неё не было ни дочерей, ни сестёр, ни племянниц. Альюды сгинули в Небытии, человеческие волшебники разучились колдовать, да и тихая природная магия древунов угасла из-за заключённого Договора. Сирины постепенно глупели, будто погружались всё глубже в дрёму неведения, и мало кто из них остался восприимчив и способен к речи. Последняя птичья ведьма отчаялась и решила было, что Земли останутся без покровительницы, и тут я сжалилась над ней и над нашим народом. Тогда я была сирином, как все мои сёстры, но ещё сохранила ясный ум и способность к речи. Я убедила птичью ведьму передать все знания мне. Она колебалась, не зная, можно ли мне довериться, но, в конце концов, разве у неё был выбор?
Так я получила власть над Землями и увидела всё, чем дышит мир. Я не увидела прошлого, не заглянула в будущее, но стала ведать то, что есть на самом деле и как оно устроено.
Я не стала птичьей ведьмой. Я стала Птицей-Матерью, потому что никогда не была человеком, но взвалила на себя человеческую ношу.
Шли годы, и груз истины, которая росла и множилась, давил всё сильнее. Я запоминала в мельчайших подробностях каждый день, и не только своей жизни, но и жизни всех других. Я знала всё, что творится не только в Землях, но и за Водой – во всём мире. Это тяжело, моя милая, очень тяжело – знать всё, что есть, но не знать того, что может быть».
Сирин тяжело вздохнула и продолжила:
«Но и моё время не бесконечно. Магия вернулась, и я почувствовала, что вот-вот вернутся птичьи ведьмы – родятся ли в обычных семьях девочки с тонкой птичьей магией, захочет ли кто-то из альюдов принять на себя это бремя или случится иначе, но Земли снова обретут покровительниц. Я ждала, я звала, и я услышала, что ты пришла».
Ленивая нега Алиды пошла рябью, грозя вот-вот развеяться.
«При чём здесь я? Я ничем не могу вам помочь».
Птица-Мать тихо посмеялась.
«В том-то и дело, что только ты и можешь помочь. Помни, я – ведунья. Мне известно всё. Нынешний Владыка одарил тебя редким талантом слышать и понимать птичий народ. Чёрная магия отметила тебя однажды, но ты не поддалась её власти и сумела остаться собой, отдав тьму хранилищу и усилив его защиту от чужаков. Где-то далеко в твоём роду были не простые люди, а заложники чар – это видно по твоим глазам. Они такие же, как у меня. А может, это были даже не люди – кто знает, что происходило в прошлом? Мне доступно лишь настоящее, а оно говорит, что ты – та, кого Земли так долго ждали».
Алида не на шутку перепугалась и дёрнулась, как во сне, чтобы проснуться и прервать эти странные разговоры, странные видения, странное ощущение беспричинного блаженства, но лишь снова увидела себя со стороны, стоящую, как статуя, и Ричмольда, взволнованно трясущего её за плечи.
«Вернуться не удастся, пока мы не закончим разговор».
«Вы держите меня силой?»
«Я вообще не держу тебя, милая. Просто ты сама не хочешь уходить».