Мне показалось, я расслышала неправильно…я чего-то не понимаю. Чего- то важного.
Наверно, у меня было такое лицо, что Лан даже чуть рассмеялся.
— Соле, прости. Я знаю, что не так нужно делать предложение девушке. Если все закончится хорошо, я буду вставать на колени, говорить кучу всяких важный и правильных красивых слов, осыпать тебя цветами и петь серенады под окнами. Но сейчас можешь считать это деловым предложением. Я свяжусь со своими, нас встретят на границе, нас будет сопровождать охрана. Тебя уже не смогут схватить и утащит неизвестно куда, придется отчитываться перед моей семьей за каждый шаг. А уж отец потребует от них отчета, можешь не сомневаться! Он их за горло возьмет, у него тоже свои счеты с Литьяте, — Лан перевел дыхание, словно после долгого бега. — Соле, — сказал он тихо, — у меня собственное поместье за Алтаратой на побережье, большой светлый дом, кипарисы, оливы, прямо с террасы выход к морю. Тебе понравится. Даже если ты останешься вдовой, оно достанется тебе.
Я смотрела на Лана и понимала — он не очень-то рассчитывал остаться в живых. Все эти судорожные попытки ухватиться, сделать хоть что-то… Он сам не верил. Что бы я не решила — ему это не поможет. Он не умеет быть осторожным, я помню, как он спорил с инспектором.
Он влез в игру, не понимая правил, а теперь не может выпутаться.
Я зажмурилась.
Лан молчал, ждал, я слышала только его дыхание.
— Нет, — сказала я. — Не надо. Я не поеду с тобой. Возвращайся один, пока можно. Не нужно меня защищать. Я пойду в Одле с остальными.
Я пока никому больше не говорила о своем решении. Сейчас, утром, мне казалось — из этого тоже ничего не выйдет. Я чужая. Я илитрийка. Они не возьмут меня с собой, зачем я им. У них своя компания, я даже особо с ними не общалась. Я опять словно маленькая девочка, которая боится подойти и заговорить. Даже Ине сказать… Ей, наверно, страшнее прочих.
Остаться с Джарой? Джаре и без меня хватает забот.
Я пойду сама.
Да, поезда не ходят, но можно по дороге добраться до следующей станции, и уехать уже оттуда. У меня есть немного денег. Ничего, справлюсь.
Страшно, конечно.
Я никогда еще не оставалась одна.
Даже не представляю, что буду делать.
— Мы вчера съели всю рыбу, — сказала Джара. — Надо бы сходить, наловить еще.
У нее были красные глаза, она не спала всю ночь.
— Я схожу, — сказал Лан.
Глава 7
Мне снился сон.
Салотто. Но огня не было. Было пусто.
Я сначала даже не узнала, не поняла, что это мой город. Я привыкла, что Салотто утопал в зелени, что все цвело круглый год. Привыкла, что на улицах полно людей. В моей памяти Салотто был другим.
Я шла по улице, а вокруг пустота. Ветер гонял по розовой брусчатке старый мусор. Где-то скрипнула дверь. Тихо.
Деревья стояли голые, без единого листочка. Жухлая сухая трава. Пустые фонтаны. Словно подняя-поздняя осень на севере, в Салотто такого не бывает. Только еще и люди ушли. Что делать людям в таком месте.
Мои шаги отдавались гулким эхом.
Я одна… пустой мертвый город.
Странный сон.
Я всю ночь не могла уснуть. Лежала, глядела в потолок.
Боги! Мне хватало одного огня, а тут еще!
Или это просто сон? Обычный кошмар на нервной почве? Может и так. Мертвая земля, мертвый город… Это просто усталость. Я не понимала, что это значит. Единственное, что могло хоть немного успокоить — город в моем сне не был разрушен, не был сожжен. Огненная гора не падала на него. Из него просто все ушли… ушла жизнь.
Ушла магия.
Без магии Салотто превратился в пустыню.
Страшно.
Я старалась лежать тихо, не мешать остальным.
Слышала, как рано утром встал Лан, еще в полной темноте. Зябко ежась, подкинул немного дров в печку, разжег огонь. Посидел немного, грея руки, и ушел.
Слышала, как встала Джара, пошла на кухню, поставила чайник.
Я все лежала. Не хотелось вставать. Какое-то странное оцепенение овладело мной. Я не понимала, что делать дальше, и даже не хотела ничего делать. У меня не было сил.
— Не спишь? — Джара вернулась.
— Нет, — сказала я.
Джара пошарила на столе, нашла спичечный коробок, чиркнула, зажгла свечку.
— Чай будешь? — спросила она. — Я принесу. Не хочу на кухне сидеть.
— Буду, — сказала я.
Чай оказался с чабрецом и даже медом, который мы доставали по особым случаям.
— Надо доесть, — сказала Джара, — все равно больше не понадобится.
Я взяла кружку и села на кровати, завернувшись в одеяло.
Скоро мы все отсюда уйдем.
— Ты тоже пойдешь в Одле? — спросила я.
Джара неопределенно дернула плечом, последние пару дней она сама не своя — тихая, молчаливая. Нам всем, конечно, не особенно весело, но Джара… я не привыкла видеть ее такой.
— Я подожду Олиша, — сказала она. — Там посмотрим.
— А где он?
Я ведь раньше так и не решалась спросить. Хотя догадывалась.
— В деревне, — сказала Джара.
— В… в той?
— Да. Он пошел к Юнани. Я заставила его.
— Ты? Заставила его?
Джара посмотрела на меня.
— Да, — спокойно сказала она. — Олиш, конечно, великий и ужасный маг, он сам кого хочешь заставит, хоть на голове стоять. Но что с того? Он такой же мужчина, как и прочие.
Мне было сложно поверить.
— Ты думаешь, получится?
Спросила, и прикусила язык. Ну, как можно!
У Джары дрогнули губы, но она их тут же поджала. Долго собиралась с силами.
— Получится, — сказала твердо.
И долго неподвижно сидела, глядя в одну точку.
— Если есть хоть какой-то шанс, то нужно попробовать, — сказала она, в ее голосе не вопрос, не сожаление, а какая-то отрешенность. — Самое худшее, это опустить руки и не делать ничего. Нужно верить, что все получится. Всем сердцем верить, не сомневаться. Идти до конца. Олиш справится, он очень сильный.
— Я видела его в своем сне, — сказала я.
— Да. Это важно.
Джара положила еще меда в чай, помешала. Подула чуть-чуть и отпила. Она держала кружку обеими руками, сжав в ладонях, смотрела на дрожащее пламя свечи.
— Ты знаешь, Соле, хорошие маги редко рождаются в обеспеченных благополучных семьях. Наверно, им просто не хватает выдержки и силы воли, у них все есть, они не относятся серьезно к трудностям, встающим на пути. Вот, как Лан, — Джара вздохнула. — Нужно много работать, не ожидая получить результат прямо сейчас. Нужно упорство. Ты знаешь, что отец мастера Патеру был угольщиком? Да, он илитриец, но он из очень бедной семьи. А Олиш родился в маленькой деревушке. Его отец батрачил на сезонных работах, а зимой уходил в город, перебивался там. Денег вечно не хватало, кое-как спасал крошечный огород. У Олиша был старший брат, но он очень рано умер, не дожив до десяти, и было шесть сестер — две старшие и четыре младшие. Сначала еще ничего, но потом отец начал пить, как-то резко, летом, и почти не работал, валялся дома. Начал бить мать и сестер. Олиша не трогал, видимо чувствовал что-то уже тогда. Мать все ждала, когда настанет осень и он уйдет в город. Его отец ушел и больше не вернулся. Потом, Олиш говорил, что нашел его, уже учась в Литьяте. В городе у его отца была другая семья, два пацана.
Джара отпила еще чая.
Я подумала, что все мои детские трудности, наверно, ерунда. У меня был хороший дом, любящий отец. Он всегда любил меня, я знаю, просто очень тяжело перенес смерть мамы. Я никогда ни в чем не нуждалась.
— В двенадцать лет Олиш остался единственным мужчиной в семье, — продолжала Джара, — с кучей долгов. Он говорил, что спал тогда не больше четырех часов в сутки, мог по нескольку дней не есть, просто нечего было, брался за любую работу… но что может мальчишка? Не представляю, как он выдержал. Способности псионика обнаружились в пятнадцать, почти случайно, когда Олиш застал свою младшую сестру в сарае с тремя парнями. Они трахали ее, все по очереди, пообещав бусы и цветной леденец. Она терпела. И тогда Олиш сорвался. Убил двоих. Руками, лопатой. Третьему удалось уйти, но он навсегда остался идиотом, у него расплавились все мозги. Олиша судили, хотели повесить, но за ним очень быстро приехали из Литьяте. Удивительно, но мать не хотела его отдавать, не знаю уж, на что она рассчитывала, ведь его буквально вынули из петли. Олиша выкупили у нее, заплатили хорошие деньги. Его купили, представляешь. И он до сих пор отправляет все деньги домой, говорит, что ему самому ничего не нужно.
Я слушала, затаив дыхание. Это было как-то очень страшно.
Поняла, что так и держу в руках полную кружку, чай совсем остыл.
Джара смотрела на меня.
— Он заслуживает нормальной жизни, Соле. Даже если не со мной, я не обижусь. Просто нормальной.
Я стояла у парапета смотровой площадки, смотрела на город, припорошенный снегом, на ослепительно-синее море, на темные громады гор. Кое-где уже горели огни, хотя солнце опуститься еще не успело, зимний день короток.
Я ведь уже успела привязаться ко всему этому. Холодный север стал родным.
Салотто казался таким далеким, словно он был не в моей, а в чужой жизни. Нереальным. Казалось — этого и не было никогда. Всегда был только снег и пронизывающий ветер.
Самое удивительно — я не хотела возвращаться.
Даже если бы мне ничего не грозило, если бы я просто могла приехать домой и жить как прежде. Все равно, как прежде — не будет. Я изменилась сама. Я стала другой. Моя настоящая жизнь здесь.
Мне не вернуться.
Словно уже пустила здесь корни. Словно какие-то невидимые связи уже проросли, привязали меня к этому суровому месту. Скалы, город, дикое море — все это стало родным. Единственной реальностью.
Что-то слабо кольнуло палец.
Я сняла варежку, сразу даже не поняла. Кольцо. Серебряное кольцо, защищающее меня от враждебного мира и мир от меня, стабилизирующее магию, как говорили. Я ведь не имела права снимать его даже на минуту.
Я знаю, что Джара уже давно не носила кольца, с тех пор, как отказалась ехать в Литьяте. Ина носила. Даже странно, она ведь ненавидела больше всех… Она на что-то надеялась? Или просто не могла решиться порвать эту связь.