– Это одна из последних моих маленьких слабостей, – небрежно согласился Дреш. Ки очень не понравилась улыбочка, с которой он наблюдал за ее отступлением. – Когда я сумею окончательно истребить ее в себе, тогда-то и настанет час моего истинного могущества. Ах, это глупое уважение к человеческому духу, это идиотское сопереживание…
– Это последнее, благодаря чему ты еще остаешься человеком, Дреш. И ты, и Рибеке. И лучше бы ты держался за эту свою слабость, Дреш!
Нащупав позади себя дверную ручку, Ки молниеносным движением рванула ее, прыжком бросилась вон – и была такова. Наружная дверь Карн-Холла оказалась туговата для ее рук. Яростное усилие – и Ки вылетела во двор, залитый ослепительным утренним солнцем. И со всех ног помчалась по запыленной каменной мостовой.
…Позади нее громыхнула тяжелая дверь. Ки вертанулась, оглядываясь, не устояла и шлепнулась в пыль. Страх сковал ее, а сердце колотилось так, что сотрясалось все тело. Потом напряженные плечи обмякли и озадаченно опустились.
Погони не было. Дверь, оказывается, просто захлопнулась.
Еще одно чудо состояло в том, что фургон уже ждал ее в полной готовности и серые были запряжены. Вид у них был усталый, но отнюдь не загнанный. Ки нахмурилась. Значит, Дреш предвидел, что она захочет отбыть, и загодя приготовил фургон. Вот и изволь после этого понимать волшебников. Ки поднялась и отряхнулась от пыли, досадливо мотая головой: Дреш загадал ей последнюю загадку. На ее губах еще сохранялся вкус его губ, и Ки сплюнула в пыль. А потом, не теряя больше времени, пересекла двор и вскарабкалась по колесу на привычное место.
Когда она взяла в руки вожжи, Сигурд оглянулся и укоризненно на нее посмотрел. Вчера, конечно, тяжеловозы здорово выдохлись, но кое-какие силы у них еще оставались. Отдыхали же они примерно столько же, сколько и она сама, – а у нее громко жаловались все жилки. Она поступала с ними несправедливо. Поистине, она недалеко ушла в этом от Дреша. Но ведь у нее был еще Вандиен…
В общем, ей приходилось выбирать наименьшее из нескольких зол. И она твердо знала только одно: самое скверное, что она может теперь сделать, – это бросить его один на один с тем, что ему предстояло. Предстояло отчасти и по ее милости. Ки тронула с места упряжку, весьма довольная, что Карн-Холл остается, наконец, позади.
– Да пришлю я тебе те говенные деньги, которые я задолжала за опоздание с доставкой, – свирепым шепотом пообещала она облезлым каменным стенам. – А в мешочек к ним посажу гадюку. В качестве бесплатного приложения…
Два дня до Обманной Гавани, так, кажется? Значит, она доберется туда нынешним вечером… либо завтра к рассвету. Может быть, она и не успеет ему помочь, но пусть он хоть увидит, что она всем сердцем была с ним. Вандиен!.. Ки досадливо покачала головой и вынудила тяжеловозов прибавить шагу. Все это время она неотрывно следила, не происходит ли чего необычного в небе.
…Дреш отошел от верхнего окна башни, улыбаясь одними губами.
– Вот теперь, – сказал он, – она помчится туда, точно стрела в мишень.
Глазки-Бусинки захихикала…
18
Вандиен распутывал узел, затянутый на железном пруте коновязи. Наконец плетеный повод оказался у него в руках, и он, шагнув, встал позади все еще спавшей упряжки. В животе у него глухо ворочался холодный тяжелый ком. Он был весьма далек от излишней уверенности в собственных силах и отчаянно трусил. И оттого, еще не приступив к делу, уже чувствовал смертельную усталость. Как славно было бы прямо сейчас взойти обратно по лестнице и рухнуть в постель. Проспать бы до завтрашнего утра… а потом проснуться совершенно другим человеком и начать новую жизнь. Мечты, мечты!..
Он поспал днем, а проснувшись, последовал доброму совету и спустился поесть. Хелти сам ему подавал. Ван диен все высматривал Джени, но девушка не показывалась. В общей комнате было шумно: народ разделился на кучки, и все старались перекричать друг друга, наперебой распевая разные песни. Для начала Вандиена принялись угощать маленькими липкими пряниками, начиненными специями и цукатами. При этом каждый, кто проходил мимо столика, считал своим долгом попотчевать его ядовито-кислым кусочком маринованной рыбы. Вандиен в полной растерянности наблюдал за тем, как сами они поглощали огромные количества этого сомнительного лакомства, заедая его кусками белого сыра, нарезанного в виде колокольчиков, полумесяцев и звездочек. Его явная неспособность проглотить хоть ломтик умопомрачительно острой рыбы вызвала всеобщее ликование; ему предложили запить маринад чем-нибудь горячительным. Вандиен старался быть вежливым и любезным. В конце концов, это был рыбацкий праздник, и народ имел право настаивать, чтобы в веселье участвовали все.
Когда Зролан подала ему знак и Вандиен поднялся из-за стола, кое-кто стал спрашивать его, куда он направляется. Он ответил, но никто не выразил желания к нему присоединиться.
– Слишком рано, – было общее мнение. И то сказать, в общей комнате дым стоял коромыслом: такое веселье да покинуть в самом разгаре?.. Вот погоди, когда животы будут плотно набиты, а в головах зашумит, – вот тогда-то они и выйдут полюбоваться, как возчик барахтается и шарит в воде.
– Оставайся с нами, – уговаривали Вандиена рыбаки. – Смотри, самое интересное прозеваешь. Сейчас Колли с арфой придет, песни петь будем… а там танцы пойдут, силой мериться станем… Может, обождешь чуток? Нет?.. Ну что ж, доброго тебе пути и удачи. А мы, это самое, еще капельку повеселимся и уж всенепременно выйдем за тебя поболеть…
Вандиен вышел наружу.
…Он встряхнул вожжами, и свернувшиеся на земле скильи зашевелились. Вандиен сделал открытие: он, оказывается, подспудно надеялся, что твари напрочь откажутся сдвинуться с места. Он бы с удовольствием сражался с ними хоть до завтрашнего утра. Но нет, – гибкие жилистые тела послушно распрямлялись, короткие безобразные шеи выгибались, а упругие хвосты распрямлялись и вновь скручивались, как пружины. Потом заклацали мокрые пасти, и безо всякого предупреждения упряжка ринулась вперед по улице. Вандиену только и осталось, что бежать за скильями изо всех сил.
Они несли его вниз под уклон с такой быстротой, что он едва поспевал отвечать на приветствия деревенского люда, попадавшегося навстречу.
– Пораньше пойдешь, побольше поймаешь! – прокричал кто-то.
– Пошли с ним и мы, – предложил женский голос, но мужчина указал своей спутнице в сторону таверны и со смехом сказал что-то, чего Вандиен уже не расслышал.
Он чувствовал, как губы его растягиваются в улыбку, а душу наполняет некое извращенное веселье. Итак, за дело, за дело!.. Утони, если придется, но уж сделай милость, утони красиво. Со вкусом.
Он все-таки умудрился бросить взгляд назад, на дорогу, петлявшую по крутому склону холма. Как бы он обрадовался, завидев там фургон на высоких колесах с желтыми спицами. Но фургона не было, и Вандиен знал, что нечего тешить себя напрасной надеждой. Он был один. А где была теперь Ки, об этом знала только луна. Может, решила последовать дурному примеру и тоже усиленно совала голову в петлю. Хотя нет, вряд ли. Она, похоже, раз и навсегда установила священные границы в своих взаимоотношениях с Заклинательницами Ветров. Ну что ж. Значит, ему нынче предоставлялся случай решить одну проблему, из-за которой они с Ки не уставали весело спорить. А именно, в каких случаях он умудрялся попадать в более дурацкие положения: когда был с ней – или все-таки в одиночку?..
Упряжка по обыкновению шарахалась из стороны в сторону. Слева и справа были деревянные мостки, а сзади скилий подгонял звук шагов Вандиена. На плече у него висела бухта веревки, которую принесла ему Зролан. Стрекало он засунул за пояс, чтобы, не приведи Боги, не потерять. С моря веяло холодом, но, спасибо, хоть не морозом. В общем и целом, отменный денек для празднества. Хелти загодя показал ему высокий откос, на который обычно восходила «праздничная» Заклинательница. Вандиен посмотрел в ту сторону, но не увидел на вершине ни клочка лазурных одежд. Ни дать ни взять они со Зролан в самом деле опередили ее. Небось, наподдала ему утром и теперь думать не думает, что он бегом бежит состязаться…
Тем временем деревянные мостки и уютные опрятные домики уступили место здоровенным сараям, сколоченным из всевозможного плавника, выкинутого морем. Камни мостовой сделались крупнее, лужи – обширней, и улица постепенно превратилась в дорогу. А потом и дорога разбежалась тропинками, выводившими на галечный берег. Перед Вандиеном открылся залив. Единственными зданиями на берегу были сараи для лодок и имущества, да еще причалы на сваях, понемногу выраставших из воды, ибо отлив уже шел своим чередом. Почерневшее дерево свай было сплошь покрыто ракушками и пышными водорослями…
Вандиеновы скильи вдруг начали шумно принюхиваться, а потом с удвоенной энергией потянули его в воду. Пришлось ему забежать вперед, оттирая их от моря. Он направил их мимо длинного волнолома, уходившего в воду, словно шипастый хребет давно умершего чудища. Скильи, казалось, с каждым шагом приходили во все большее возбуждение, косолапо шлепая по мокрой гальке, обнаженной отступающим морем. Вандиен наступил на скользкий клубок водорослей, поскользнулся и не упал только благодаря скильям, азартно тащившим его вперед. Скильи не только не боялись моря – они туда прямо-таки рвались. Глядя поверх их голов, Вандиен уже видел перед собою остатки стен и обломанные печные трубы старой деревни, медленно выраставшие из воды. Дальше под волнами было еще темно. Храм Заклинательниц не торопился возникать из пучины.
Шестнадцать плоских лап радостно зашлепали по мелководью. Едва ступив в воду, крайняя левая скилья вознамерилась немедленно распластаться на брюхе и замереть в блаженной неподвижности. Остальные завертелись кругом: им хотелось бежать дальше, но поднять свою товарку они не могли. Вандиен видел, как она пыталась еще и зарыться лапами в грунт. Три другие с визгом и писком дергали повод. Вандиен уже нагнулся к виновнице переполоха, имея в виду крепко прищемить кончик хвоста, но тут другая скилья с силой вытянула улегшуюся мускулистым хвостом. На крапчато-серой шкуре немедленно вздулся рубец, и лентяйка вскочила, отчаянно вереща. Упряжка снова устремилась следом за отступающими волнами. Вандиен трусил позади…