Преступление настолько тяжело, что говорить о пощаде трудно, но я прошу суд верить мне, что я полностью открылся, что тайн у меня нет перед советской властью, нет перед партией. И если мне суждено умереть, я умру с чувством глубокой любви к нашей стране, к нашей партии, к наркому Ворошилову и великому Сталину» [375].
Приговором Специального судебного присутствия Верховного суда СССР от 11 июня 1937г. все обвиняемые… осуждены по ст. 58-1 «б», 58-8 и 58–11 УК РСФСР к высшей мере наказания – расстрелу с конфискацией имущества и лишением присвоенных им воинских званий [376]. Суд закончился в 23.35. Той же ночью осужденных расстреляли.
«Совершенно секретно. Коменданту Военной коллегии Верховного Суда Союза ССР капитану тов. Игнатьеву. Приказываю немедленно привести в исполнение приговор Военной коллегии Верховного суда» [377].
Все они были реабилитированы в 1957г. Заключение Главной военной прокуратуры от 11 января 1957г. гласит:
«Приговор по данному делу был вынесен только на основании показаний, данных осужденными на предварительном следствии и суде и не подтвержденных никакими другими объективными данными. Проведенной Главной военной прокуратурой дополнительной проверкой установлено, что дело «было сфальсифицировано, а показания, которые давали Тухачевский, Якир, Уборевич и другие на предварительном следствии и суде были получены от них преступными методами… Проверкой по материалам Центрального Государственного особого архива МВД СССР каких-либо компрометирующих данных о Тухачевском, Якире и других не обнаружено… Таким образом, показания Тухачевского и других о проведении якобы ими шпионской деятельности опровергаются материалами дополнительной проверки. При проверке не нашли также подтверждения показания обвиняемых о том, что они занимались вредительской деятельностью в частях Красной Армии» [378].
Приказ народного комиссара обороны Союза ССР №072 был издан 7 июня 1937г.– до суда. Преступниками назывались еще не осужденные люди. Документ информировал о состоявшемся с 1 по 4 июня Военном совете, где был заслушан доклад наркома обороны о раскрытой НКВД «контрреволюционной военной фашистской организации, которая, будучи строго законспирированной, долгое время существовала и проводила подлую, подрывную, вредительскую и шпионскую работу в Красной Армии… Руководящая верхушка этой военной фашистско-троцкистской банды состояла из людей, занимавших высокие командные посты в Рабоче-Крестьянской Красной Армии» [379]. Все фигуранты дела в документе названы поименно, но ни одного факта – за отсутствием таковых – не называлось: это «компенсировалось» обилием бранной и негативной эмоционально-экспрессивной лексики: неотъемлемого атрибута сталинского правосудия. «Врагу удалось путем подкупа, шантажа, провокации и обмана запутать в своих преступных сетях этих морально павших, забывших о своем долге, заживо загнивших людей, превратившихся в прямых агентов немецко-японского фашизма». И главное – в финале: «Нельзя верить и тому, что они выдали всех своих единомышленников и сообщников» [380]. Внятное предупреждение, что процесс только начинается, и поиск «сообщников» не заставит себя ждать. Уже через девять дней после суда над Тухачевским были арестованы как участники военного заговора 980 командиров и политработников, в том числе 29 комбригов, 37 комдивов, 21 комкор, 16 полковых комиссаров, 17 бригадных и 7 дивизионных комиссаров [381].
§2. «Дело военных» как социальный заказ
21июня 1937г. был издан совместный приказ НКО и НКВД «Об освобождении от ответственности военнослужащих участников контрреволюционных и вредительских фашистских организаций, раскаявшихся в своих преступлениях, добровольно явившихся и без утайки рассказавших обо всем ими совершенном и своих сообщниках» [382]. Этот приказ был доведен до сведения личного состава армии и флота. Он закономерно усилил поток доносов, способствуя деморализации военнослужащих.
А. А. Жданов на торжественно-траурном заседании в январе 1938г., посвященном 14-й годовщине со дня смерти В. И. Ленина, подчеркнул: «1937 год войдет в историю выполнения ленинских заветов и предначертаний как год разгрома врагов народа» [383]. Лучше и не скажешь… Из стенограммы совещания политработников РККА, проходившего 3–4 августа 1937г.:
«…т. Смирнов (начальник политуправления РККА): Политическое настроение нашей РККА прочное и хорошее.
…Мы уже проделали за последнее время порядочную работу. Всего из армии уволено за последние месяцы около 10тыс. человек, и около половины из них как исключенные по политическими мотивам. Но… если бы мы успокоились на этом… это было бы неверно…
…Выкорчевывание всей враждебной сволочи – эта задача стоит перед нами…
Как реагировала РККА на раскрытие шпионских банд? Приведение в исполнение приговора над Тухачевским, Уборевичем и Якиром было встречено и рассмотрено как воля РККА… Встрепенулась буквально вся РККА… Сейчас десятки, сотни тысяч писем поступают… за последнее время поступило более 10т. Сейчас бдительность народа безусловно поднялась.
т.Троянкер (Военный совет Московского округа): В течение известного периода времени было известное напряжение у части ком. состава. Основная масса нач. става отнеслась к этим увольнениям и к тому процессу очищения, который мы провели, совершенно правильно. Часть командиров, особенно те, которые чувствовали, что до них дойдет очередь… заметно нервничали…
У этой части наблюдалось упадочное отношение к своей работе… Если в момент опубликования приговора Верховного Суда были такие настроения… что никому верить нельзя, настроения панические, упаднические…в основном эти настроения сейчас прекратились» [384].
И все же, несмотря на бодрые реляции, падение авторитета командиров и начальников невозможно было проигнорировать. Во время того же совещания И. И. Смирнов (сменивший на посту начальника Политуправления Гамарника) отметил, что на общем фоне положительных настроений «есть очень много отрицательных и прямо контрреволюционных высказываний. Эти настроения идут, главным образом, по линии разговоров о подрыве авторитета руководителей партии и правительства, о подрыве авторитета командирского состава… Элементы растерянности захватили некоторую часть руководителей, которые потеряли волю и выпустили вожжи из рук. Есть некоторый упадок дисциплины, много происшествий, аварий, самоубийств, поджогов, увечья людей… Число дисциплинарных проступков очень велико. С 1 января 1937г. по 1 мая 1937г. мы имеем здесь астрономическую цифру – 400тыс.» [385].
О разрушительном влиянии репрессий можно судить и по тому, что резко снизился уровень воинской дисциплины, увеличилось число суицидов и аварий. По данным Главного управления РККА, количество самоубийств и покушений на самоубийство во втором квартале 1937г., по сравнению с первым кварталом, выросло в ЛВО на 26,9%, в БВО – на 40, в КВО – на 50, в ОКДВА – на 90,9, на Черноморском флоте – на 200% [386].
Если за период, предшествовавший «Делу военных», с 1 января по 15 марта 1937г. вВВС было 7 катастроф и 37 аварий, во время которых погибло 17 человек и ранено 9, то в 1938г. за такой же период произошли 41 катастрофа и 55 аварий, в которых погибло 73 человека и ранено было 22. Всего по РККА за один 1939г. во время чрезвычайных происшествий погибло 1178 и было ранено 2904 [387].
Во время выступления члена Военного совета Северо-Кавказского военного округа Прокофьева состоялся примечательный диалог:
«Сталин: А как красноармейцы относятся к тому, что были командные кадры, им доверяли и вдруг их хлопнули, арестовали? Как они к этому относятся?
Прокофьев: Я докладывал, товарищ Сталин, что в первый период у ряда красноармейцев были такие сомнения, причем они высказывали соображения [о том, как получилось], что такие люди, как Гамарник и Якир, которым партия доверяла на протяжении ряда лет большие посты, оказались предателями народа, предателями партии.
Сталин: Ну да, партия тут прозевала.
Прокофьев: Да, партия, мол, прозевала.
Сталин: Имеются ли тут факты потери авторитета партии, авторитета военного руководства? Скажем так: черт вас разберет, вы сегодня даете такого-то, потом арестовываете его. Бог вас разберет, кому верить? Голоса с мест: Такие разговоры действительно были. И записки такие подавали» [388].
Когда один из ораторов стал заверять Сталина, что авторитет партии, авторитет армии не подорван, Сталин прервал его и заявил: «Немного подорван» [389]. Вождь, вероятно, сам был ошарашен масштабами происходившего, если счел возможным публично сделать такое признание.
Разгрому подверглись и органы советской военной разведки. 21 марта 1937г. Сталин на совещании в разведуправлении РККА открыто заявил его руководящему составу, что оно якобы «со своим аппаратом попало в руки немцев», и дал установку о роспуске агентуры за рубежом. Даже после того как чистки в армии и на флоте пошли на убыль, Сталин продолжал не доверять ни руководителям разведуправления, ни его работникам. В результате репрессий сильно пострадали центральные и периферийные разведорганы, серьезный урон был нанесен разведывательной сети, и прежде всего – в Германии