Стоило войти, взгляды элленари устремились на нас, но они меня мало интересовали.
Гораздо больше интересовал котенок, которого я пока не видела, но чувствовала. Смесь отчаянного, дикого страха и ярости. Готовность биться за себя до конца.
– Не бойся, малыш.
Я раскрылась, потянулась к нему магией, осторожно коснувшись страха, сглаживая его.
– Вам нужна помощь, аэльвэйн Лавиния? – Голос у коротышки в белом халате был квакающим, высоким.
– Мне нужно, чтобы все посторонние вышли.
– Мы хотели определить его к самке бъйрэнгала, она у нас тут давно… но я побоялся, что она его сожрет. Для них поедание себе подобных в порядке вещей, – пробормотал он.
– Выйдите.
Голос Золтера прозвучал резко, и коротышку словно ветром сдуло. Вслед за ним вышла Лизея.
– Вообще-то я имела в виду всех, – сказала я.
– Я тебя с ним не оставлю.
– Боитесь, что игрушку поцарапают? – Я сложила руки на груди. – Как вам вообще пришло в голову назвать его Винсентом?!
– Мне показалось, что имя ему подходит. – Лицо элленари по-прежнему оставалось бесстрастной маской.
– Вам показалось. Его нужно отсюда забрать.
– Он останется здесь.
– Почему?
– Он опасен.
– Вы тоже. Но себя вы почему-то в клетку не сажаете, – хмыкнула я и, прежде чем его аэльвэрство успел сверкнуть глазами, добавила: – Ему нужны тишина, покой и любовь. В животном мире все взаимосвязано, каждая боль каждого живого существа, любой страх, агрессия или радость воспринимаются как собственные. Он не придет в себя в зверинце.
– И что ты предлагаешь, Лавиния?
– Пусть живет в моих покоях.
– Это исключено. Воспользуйся магией и достань его из норы.
– Из норы?!
– Да. Он прогрыз себе ход, пока Бурф готовил стол для обследования…
– Что он сделал?!
– Когда бъйрэнгал напуган, состав его слюны изменяется. Он способен разгрызть камень и любой металл, за исключением зачарованного. Бурф забыл об этой особенности, поэтому упустил мелкую тварь. Куда он заберется дальше, где застрянет или к кому выпадет, мы не знаем.
От такой перспективы я мысленно содрогнулась, но тут же взяла себя в руки. Я почувствовала его, а значит, котенок не успел далеко уйти…
Да, котенок.
Котеночек.
Который способен прогрызть камень.
Как бы то ни было, он все равно маленький и он напуган.
Я села на стоявший поблизости стул. Прикрыла глаза, позволяя магии течь сквозь меня и тянуться к рычащему от страха детенышу. Где-то там, в этих стенах… Тепло прокатилось от кончиков пальцев сквозь ладони, разошлось по плечам и груди. Давно я не чувствовала себя настолько хорошо, как сейчас: магия жизни разогревала не только меня, но и все, к чему прикасалась.
Я почувствовала, как где-то справа притихло беснующееся существо, как страх бъйрэнгала тает, как он тянется к странному и непонятному источнику тепла.
Да, вот так.
Иди ко мне, мой хороший.
Не знаю, сколько прошло времени, пока я услышала скрежет коготков и шуршание. Открыла глаза и увидела малыша, стоявшего в нескольких футах от меня. Складчатые веки на миг сомкнулись, потом распахнулись во всю ширину, открывая огромные алые глаза. Я осторожно встала со стула, опустилась на корточки и, запечатав магию, протянула котенку руку.
Он не двинулся с места, просто повел носом, словно принюхиваясь, после чего попятился. Отступил к стене, где превратился в едва различимый комочек, сгусток напряжения и недоверия. Не отпуская моего взгляда, сел. И замер.
До той минуты, когда к нему шагнул Золтер.
Резко, одним движением бъйрэнгал подскочил и зашипел, обнажая мелкие клыки.
– Назад, – скомандовала я тихо, не повышая голоса.
Меня полоснуло раздражением.
– Ты мне приказываешь?
– Понимайте как хотите. Вы попросили меня его вытащить, и сейчас я занимаюсь именно этим. Сделайте доброе дело, хотя бы не мешайте!
Поскольку смотреть на Золтера у меня желания не было и поскольку я по-прежнему сидела на корточках, сейчас видела только начищенные сапоги и брюки. Что меня определенно обнадеживало, дальше он не двинулся, и, когда бъйрэнгал это понял, шипение прекратилось. Он снова собрался в комок у стены и тоненько вздохнул.
– И сколько ты собираешься так сидеть? – раздалось раздраженное сверху.
– Сколько потребуется.
– Почему ты просто не воспользуешься магией?
– Просто магия не способствует доверительным отношениям. Если вы хотите, чтобы он к вам пошел, это нужно заслужить.
Очень скоро я поняла, что сидеть на корточках – занятие неблагодарное. Бъйрэнгал по-прежнему жался к стене, готовый защищаться, и я села на пол, подтянув колени к груди.
– Ты что устроила, Лавиния?! Поднимись и садись на стул.
– Мне нужно быть на одном уровне с ним.
– Пол холодный.
Да правда, что ли?!
– Принесите мне подушечку, – огрызнулась я.
Как ни странно, подушечку и правда принесли, а еще одеяло, миску с водой, миску с молоком и что-то более серьезное съестное для котенка (из чего я сделала вывод, что его аэльвэрство не безнадежен, или по крайней мере не настолько безнадежен, каким хочет казаться).
Бъйрэнгал к еде не притронулся, разве что немного попил, не сводя настороженного взгляда с меня и с того, кто торчал на уровень выше, после чего отполз обратно к стене. Ближе к обеду еду принесли уже нам, но мне не очень хотелось есть. То ли завтрак был плотным, то ли обстановка не способствовала (я не представляла, что здесь делают с животными и для чего этот кабинет). Можно было спросить у Золтера, но что-то мне подсказывало, что ответ мне не понравится, поэтому я предпочла молчать, заедая тишину удивительно вкусной булкой.
– Тебе надо поесть, Лавиния.
– Я не хочу.
– Я сказал: тебе надо поесть. – Золтер поставил передо мной поднос. – Или ты хочешь вернуться к себе?
Нет, к себе вернуться я не хотела, поэтому придвинула поднос и стала есть. Суп отдаленно напоминал те, которые мне доводилось пробовать раньше: густо-черного цвета, с какими-то тонкими солеными пластинами, мягкими от воды. Я как раз поднесла ложку ко рту и чуть не подавилась, когда Золтер сел рядом. Скрестив ноги, принялся за свой обед с таким видом, как будто его аэльвэрству было не привыкать есть в зверинце на относительно чистом каменном полу.
– Что вы задумали? – поинтересовалась я, когда обрела дар речи и когда у меня закончился суп.
– То же самое я хотел спросить у тебя.
– Детеныш напуган, у него погибла мать. Ему нужно понять, что ему ничто не угрожает.
Сидеть с ним на полу было не то чтобы странно… нет, все-таки странно. Ничего более странного в Аурихэйме со мной еще не случалось. Пока.
– И когда он это поймет, ты…
– Я заберу его с собой.
Золтер приподнял брови: крайне выразительно, надо сказать. Как у него это получилось, не представляю, потому что раньше величайшим выражением эмоций был гнев повелителя, и тот выражался в изменении цвета глаз до черного и клубящейся тьме. Сейчас же на его лице отразилось что-то человеческое, если можно так выразиться.
– Ты думаешь, я тебе это позволю?
– Если вы забрали его, если оставили в живых, если позвали меня, чтобы я его вытащила, то да. Вы мне это позволите.
– Он опасен.
– Даже когда чувствует себя хорошо?
– Нет, когда чувствует себя хорошо, неопасен.
– Значит, я сделаю все, чтобы он был счастлив.
И снова это странное выражение, совершенно не вяжущееся с выражением лица мужчины, который заставил Амалию корчиться от боли. Впрочем, я действительно не знала о нем ровным счетом ничего, и слова Лизеи о том, что он принял ее, отвергнутую родом и умирающую, тоже с тем образом не вязались.
– Почему Лизея умирала?
Золтер медленно повернулся ко мне.
– Она тебе об этом рассказала? – В его голосе звучало удивление.
– Разумеется. Откуда еще я могла бы об этом узнать?
Он помолчал, но потом все-таки ответил:
– Нэвересс, отвергнутых родом элленари, иногда проклинают. Метка изгнанника ставится на того, кто разочаровал родителя, после чего элленари вынуждают покинуть родные земли. Чем дальше от них, тем хуже он или она себя чувствуют и в конце концов умирают. Зависит от силы, вложенной в метку магии. Снять ее может только очень сильный элленари.
Пару минут я моргала, пытаясь осознать услышанное. Нет, в нашем мире тоже изгоняют разочаровавших детей (к слову, в свое время от Луизы отказался отец из-за того, что она воспротивилась браку с Винсентом), но… но…
– Вы считаете это нормальным?! – спросила я, с трудом сдерживая рвущееся наружу негодование. – Убить собственную дочь только за то, что она воспротивилась вашей воле?
– Начнем с того, что я никого не убивал, Лавиния. – Его голос похолодел на несколько оттенков.
– Совсем никого? – Я приподняла брови и отвернулась.
Взаимопонимание было разрушено, а впрочем, что значит понимание, когда речь заходит о Золтере. Я слышала, как он поднялся, но не повернулась. Возможно, для меня это было дикостью, но для него, для всех элленари – это нормально. Брать женщин силой, брать женщин на глазах у всех (что, не исключаю, для женщины-элленари тоже нормально), носить прозрачные наряды, убивать за одно-единственное дерзкое слово…
– Догадываюсь, о чем ты сейчас думаешь. – Раздражение, смешанное с плохо сдерживаемой насмешкой, заставило меня все-таки поднять голову.
Глаза у Золтера были прищурены, из ноздрей того и гляди Глубинная Тьма повалит.
– Неужели? Напомните, я уже спрашивала про чтение мыслей?
– Мир смертных ничуть не лучше, Лавиния. Помнишь, что было с женой твоего брата? Леди Луиза Лефер чуть не умерла от заклятия, привязавшего ее к Винсенту, и умерла бы, если бы он не дозволил ей находиться при нем.
Что?!
– Не впутывайте сюда моего брата! – Я вскочила, сжимая кулаки. – Ни он, ни случившееся с Луизой не имеют никакого отношения к вам!
– Неужели? – Он зло усмехнулся. – А что насчет тех женщин, которых мужья награждали заклятием змеи и которых оно убивало в случае несчастливой любви?