– При чем тут…
– Сравните его вот с этим. – Он вздернул рукав, обнажая узор. – Элленари награждают подобной связью не только женщину, но и себя, а заклятие змеи было односторонним. А если вспомнить, что творится на ваших балах, о да, не в бальных залах, но в потайных нишах… далеко ли вы от нас ушли? Элленари, в отличие от людей, не прикрываются благочестивостью, мы – такие, какие есть. В мире смертных творится все то же самое, просто вы, люди, обожаете находить себе оправдания. Благая цель. Большая любовь. Предательство. Месть. Как по мне, так вы просто скопище лицемеров.
– Мы – кто?! – ахнула я. – Это мы – скопище лицемеров?
– Вы. И ты в первую очередь, моя… Лавиния.
– Я не ваша! – сообщила я в закрывшуюся дверь, по которой тут же прошла легкая дымка.
Бросившись к ней, с силой дернула за кольцо, но тщетно. Кажется, меня закрыли с помощью магии. Развернувшись, подлетела к столу, схватила первую попавшуюся колбу, собираясь запустить в дверь, когда услышала чавканье. Громкое, с урчанием: котенок ел. То и дело опасливо поглядывал на меня, но быстро смел подчистую сначала то, что было в одной миске, потом запил молоком. Все это время я не шевелилась, застыв с колбой в руках, и, только когда он отошел к стене, вернула ее на место.
Что в ней было, так и не поняла, но, может, и к лучшему, что не бросила: в густой огненной жидкости перекатывались крохотные искрящиеся шарики, а первое правило при работе с незнакомыми зельями – не изучив свойства, не открывай пробку. Осторожно вернула склянку на место, и себя тоже.
– Иди сюда, – сказала бъйрэнгалу, расстилая одеяло. – Здесь теплее.
Котенок не шипел, но смотрел настороженно, и я просто устроилась поудобнее. Внутри еще все кипело после общения с Золтером: мы – скопище лицемеров, подумать только! Да, заклятие змеи действительно убивало женщин, которые не хранили верность мужьям, но это было в Темные времена, а в настоящем оно относилось к запрещенным! Между прочим, создал его один идиот, переработавший заклятие верности, которое служило магам присягой своим правителям. Если умирал король, умирал и принесший клятву.
Всевидящий!
В эту минуту я осознала, что это заклинание истинной верности ну очень напоминает то, что связывает Золтера и его подданных.
Так что… по сути, не так уж он и не прав.
В том, что только что сказал.
Я решила ненадолго прилечь. Позволила магии немного разогреть пространство вокруг (или много, потому что одеяло от холода почти не спасало), подложила под голову подушку и стала смотреть в потолок. Он казался невысоким, камни угрожающе нависали надо мной, чувства запертых в зверинце существ с каждой минутой ощущались все мягче. Где-то капала вода, поэтому я не сразу услышала тихое-тихое шуршание.
А когда услышала, улыбнулась и очень медленно повернула голову: котенок подполз поближе и с независимым видом устроился на одеяле рядом со мной.
6
– Если быть откровенным, вреда он ей не причинит, конечно… – Большеухий сказал это с опаской и осторожно посмотрел на Золтера.
После пары часов совместного сна (ладно, я не спала, спал только котенок) бъйрэнгал позволил водрузить себя на стол и осмотреть. Правда, при этом поглядывал на меня, а я поглядывала на того, кто осматривал. Попытайся он причинить детенышу вред – и ему бы не поздоровилось.
– Ты уверен?
– Да, ваше аэльвэрство. Судя по тому, как он относится к аэльвэйн Лавинии, он признал ее своей. А вы не хуже меня знаете, что своих бъйрэнгалы не только не трогают, но и защищают в случае угрозы.
Золтер почему-то посмотрел на меня так, будто угрозой была я. Ноздри его шевельнулись.
– Хорошо, – отрывисто произнес он. – Можешь его забрать.
– Вот и замечательно.
Я наклонилась, подставила руки, на которые малыш с радостью забрался. Он вообще вел себя как настоящий котенок: терся о мое платье, мурлыкал, или скорее шурлыкал, потому что вместо привычного мурчанья до уха доносилось ш-р-р-р и ш-ш-р-р-ряу.
– Идем. – Золтер кивнул в сторону двери, а я улыбнулась большеухому элленари в белом халате.
– Спасибо большое!
Тот почему-то пошел сине-зелеными пятнами, пробормотал:
– Пожалуйста, – и поспешно скрылся за дверью подсобки, откуда донесся звук, подозрительно напоминающий сморкание в носовой платок.
– Что это было? – удивленно спросила я.
– Бурф – нигар. Это раса слуг и рабов, с ними никто не церемонится.
Я вскинула брови:
– Рабов?!
– Что тебя так удивляет, Лавиния? В нашем ужасном обществе есть рабы. – Сарказма в голосе великого повелителя Аурихэйма было столько, что могло бы хватить на всех элленари, вместе взятых.
С чего бы это, я подумать не успела: мы как раз поравнялись с охранниками. Эти мощные существа согнулись так, что булавы ударились о стены, высекая искры, но Золтер даже не взглянул в их сторону, и мы прошли мимо.
– Откуда в Аурихэйме столько рас? – поинтересовалась я. – Наш мир… не такой.
– Ваш мир примитивный, – хмыкнул он. – Аурихэйм рожден в пространстве, наполненном изначальной магией и ее силой. Когда магия только набирала силу, открывалось множество измерений, вместе с ней в наш мир приходили самые разные существа.
– Но они не являются элленари?
– Совершенно верно. Кто-то из них пожелал остаться сам. Кого-то мы истребили, потому что они пытались нас захватить. Сейчас все дыры в пространстве тщательно запечатаны и столь же тщательно охраняются.
Я покачала головой.
– Или ты считала, что вы – единственные разумные существа во Вселенной?
– Я ничего такого не говорила! – возмутилась я, и котенок на моих руках возмущенно мяукнул.
– Ну разумеется. О таком ты исключительно думаешь.
Я моргнула:
– Что вы хотите этим сказать?
– Леди не положено говорить вслух то, что она считает невежливым, не так ли, Лавиния? – Он окинул меня насмешливым взглядом с ног до головы.
– То есть вы сейчас косвенно обвиняете меня в лицемерии?
– Почему же косвенно? Вполне прямо.
Я пожалела, что на него нельзя натравить котенка. Который, к слову, косился на Золтера очень подозрительно. Тем временем мы пересекли двор и оказались на лестнице, по которой утром я спускалась вместе с Лизеей. То ли замок в этой части решил не перестраиваться, то ли сегодня у магических колебаний был выходной, но лестница осталась на месте, и этот поворот я тоже очень хорошо помнила.
– Я не лицемерю, – сказала я, когда мы шли по коридору.
Услышав шипение виеррахов, котенок выгнулся, но Золтер взмахнул рукой, запечатывая тени в стенах, и звереныш снова прижался к моей груди. Правда, напряженный и поводящий ушами, словно выискивающий малейшую опасность.
– Разумеется, нет, Лавиния. Именно поэтому последний год рядом со своим мужем ты делала вид, что у вас счастливая семья.
– Молчали бы вы… про моего мужа.
– Или что? – Он приподнял брови. Глаза опасно сверкнули.
Я вернула ему похожий взгляд и пошла дальше.
– Нам сюда.
Это тоже прозвучало язвительно, особенно если учитывать, что я почти пролетела поворот в анфиладу.
Нет, похоже, все-таки не выходной, потому что этой анфилады я не помнила.
– Рядом с моим мужем меня удерживали обстоятельства, – бросила я.
– Позволь узнать, какие именно?
– Нелегкая семейная ситуация брата.
– Или нежелание показать энгерийскому обществу развод благопристойной леди Лавинии?
– Это сейчас была мораль? – поинтересовалась я и сложила руки на груди. – Если да, то она прошла мимо, потому что рядом с вами меня тоже удерживают обстоятельства, но сказать, что я лицемерю, я не могу.
Теперь его глаза потемнели, но я только ускорила шаг.
Все, хватит с меня. Зачем я вообще с ним разговариваю? Можно подумать, его интересует ситуация Винсента или что-то еще. Его аэльвэрству скучно, даже помереть не может, вот и развлекается, как умеет. Осознание этого подстегнуло, как хлыстом, и я пошла еще быстрее. Сейчас мне хотелось как можно скорее остаться одной.
У дверей моей спальни, массивных и тяжелых, с резными узорами, Золтер остановился.
– Приведи себя в порядок, Лавиния. Ужинать будем вместе.
– Какая жалость! Я надеялась, что сейчас поужинаю с котенком, а потом лягу спать. Тоже с котенком.
Он усмехнулся.
– Если тебя не устраивает имя, которое придумал я, придумай свое.
– Льер, – сообщила я. – Назову его Льер.
Я влетела в комнату раньше, чем его остолбеневшее аэльвэрство успел открыть свой аэльвэрский рот. Захлопнула двери, отпустила малыша и только после этого привалилась к стене, пытаясь унять бешено бьющееся сердце.
Унять не получилось: дверь распахнулась с таким треском, что чудом не раскрошилась в пыль. Бъйрэнгал подпрыгнул, я отскочила, но меня перехватили за руку и резко впечатали в свою грудь. А потом так же резко впились подчиняющим, жестким поцелуем в мои губы.
Я задохнулась, попыталась вырваться – и не смогла.
Губы вспыхнули, и вслед за ними вспыхнуло что-то в груди: что-то обжигающее, сумасшедшее, яростное и… удивительно нежное. Наверное, именно последнее и заставило меня замереть, впитывая каждое мгновение странного и непонятного поцелуя.
Впрочем, поцелуем это назвать было сложно.
По крайней мере, поцелуем в моем представлении.
Ладонь на моем затылке не позволяла мне отстраниться, пальцы скользили по напряженной шее вверх, вниз и снова наверх. Под этими прикосновениями рождалась жаркая дрожь, рождалась и сбегала по плечам прямо на грудь, я чувствовала почти невесомую ткань платья, как если бы она была шелковой. Эта дрожь отдавалась в кончиках пальцев, в ладонях, которыми я упиралась в его плечи, наверное, именно поэтому я чувствовала ее и в нем тоже.
В судорожном вздохе, который мы разделили на двоих, когда по губам скользнул обжигающе ледяной воздух.
В бесстыдном прикосновении языка к языку, которое тут же сменилось укусом, заставившим меня вздрогнуть. И тут же, мгновенно – в глубокой, раскрывающей ласке. Его пальцы, стягивая платье, нежно погладили мое плечо, повторяя скольжение кружева.